Боги мира реки - Филип Фармер

— Это было слишком недолго. А здесь не только другие условия — я здесь не просто терся среди них. Я был потрясен и вывернут наизнанку. Такое не проходит для психического механизма даром.

— Давай воздержимся от механистической терминологии, — сказал Фрайгейт.

— Психический механизм — совершенно точный термин.

— Психика не мотор, но тончайшее и сложное поле, создаваемое волнами. И не одно, а множество полей, я бы сказал, суперполе. Как и свет, оно существует одновременно в виде волн и частиц, то есть психических волниц — волниц, образующих гиперкомплекс.

— Выводы!

— Ладно. Личность — это полуробот. Каждый из нас подчиняется требованиям биологического механизма, то бишь тела. Когда ты голоден, ты ешь или пытаешься раздобыть еду. Никому еще не удавалось возвыситься над собой настолько, чтобы обходиться без еды и не умереть с голоду. Повреждения черепно-мозговой и нервной системы, рак, химический дисбаланс — все это может повлиять на твои мыслительные способности, сделать тебя сумасшедшим, изменить твои побуждения и отношения. Невозможно силой воли подавить необратимые изменения, вызванные сифилисом, ядами, мозговыми травмами и так далее. И все мы рождаемся с набором генов, определяющих основное направление наших интересов и вкусов, даже в еде. Не всем нравятся бифштексы, помидоры или скотч.

Опять-таки, некоторые рождаются с таким набором хромосом, который делает их эмоционально более косными по сравнению с другими людьми. То есть они не могут так же легко, как окружающие, приспособиться к новым явлениям и переменам. Они придерживаются старины и тех элементов культуры, что были заложены в них с юности. Другие же рождаются более податливыми и адаптируются с легкостью. Но иногда рассудок и логика могут повлиять на волю личности, и та преодолевает собственную косность, размягчает, так сказать, свою собственную натуру.

Возьмем, к примеру, человека, воспитанного в догматах ортодоксальной христианской веры. Я имею в виду такого верующего, который воспринимает каждое слово Библии буквально. Он верит, что мир был сотворен за шесть дней, что был вселенский потоп, Ной с ковчегом, что Господь остановил вращение Земли, чтобы Иисус Навин со своими кровожадными иудеями успел при свете дня победить не менее кровожадных аморреев. Еву соблазнил змей, а она, в свою очередь, заставила Адама съесть плод с дерева познания добра и зла. И так далее. Как и его собратья по религии, этот человек игнорирует накопленные человечеством знания, доказывающие факт эволюционного развития. Он читает Библию — и не замечает, что, хотя Земля там нигде впрямую не зовется плоской, это явно подразумевается. И, опять-таки, он не воспринимает буквально требование Христа возненавидеть отца своего и мать свою. Он просто не замечает всех этих несообразностей. Он прячет их в потайные уголки сознания. Или же стирает их из памяти, как с пленки.

Но некоторые ортодоксы все же сталкиваются с доказательствами, которых хотели бы не замечать. Железо ударяет о кремень, и искра падает на огнеопасный материал. Пожар, естественно, неизбежен. Человек продолжает читать и находит все новые доказательства, возможно, презирая и браня самого себя за «греховное» любопытство. Но он узнает все больше и больше. В конце концов рассудок убеждает его, что он был не прав, и человек становится либеральным христианином, или атеистом, или агностиком.

Где-то его генетическая защита дала течь, а может, там изначально была трещина, которая только и ждала, когда в нее хлынет вода.

Но в любом случае человек сумел прислушаться к доводам рассудка лишь потому, что его генетический склад это позволил.

— Мне казалось, ты говорил, что гомо сапиенс наполовину робот, произнес Бертон. — Но ты описываешь роботов стопроцентных.

— Нет. У роботов нет разума. Они умеют пользоваться логикой, будучи соответственно запрограммированы. Но если вы представите роботу доказательство того, что его программа ошибочна, он не сможет отвергнуть инсталлированную программу. А люди могут. Иногда. К тому же роботам не приходится объяснять причины своих поступков. Они просто делают что-то так, а не иначе, между тем как люди должны объяснить, почему они делают то-то и то-то, и они создают логическую систему для оправдания своего поведения.

Система может быть построена на ложных предпосылках, однако в рамках собственного построения она, как правило, логична. Хотя и не всегда.

Так вот этики утверждают, и могут это доказать, что даже самые генетически неподатливые натуры, даже подвергшиеся самой суровой обработке личности способны освободиться — хотя бы отчасти — из своей клетки, вырваться за рамки той формы, в которой они были отлиты. То, что это удается лишь избранным, этики объясняют наличием свободной воли и демонстрацией ее возможностей. Зажатые в тиски, связанные путами люди не хотят меняться. Они счастливы в своем убожестве.

— И этики могут это доказать?

— Да. Хотя я должен признать, что недостаточно образован, чтобы оценить их находки. Я не знаю высшей математики и микробиологии. Тем не менее я принимаю их доказательства.

— То есть абсолютной и окончательной уверенности у тебя нет, не правда ли? — спросил Бертон. — Ведь до тех пор, пока ты не в состоянии точно оценить представленные ими доказательства, ты не можешь знать доподлинно, что их открытия истинны?

— Ну, если так поставить вопрос, то конечно. Но некоторые вещи приходится принимать на веру.

Бертон громко расхохотался.

— Если тебе не хватает умения, чтобы самому произвести исследования, откуда ты можешь знать, что прочитанное тобою в книгах по химии, или астрономии, или биологии — правда?покраснев, воскликнул американец. — Как ты можешь утверждать какие-то истины, не будучи в силах воспроизвести опыт? И даже если ты его воспроизведешь, то вполне можешь ошибиться или склониться к противоположной точке зрения, потому что…

— Потому что я склонен к ней генетически? — насмешливо перебил его Бертон. — Потому что я запрограммирован верить в то, а не в иное?

— По-твоему, выходит, человек вообще ни во что не может верить!

— Правильно, — согласился Бертон.

— Но ты сам высказывал немало мнений, основанных на наблюдениях других людей, когда жил на Земле. И зачастую совершенно неверных мнений.

— Это было на Земле.

Собеседники ненадолго умолкли. Женщины между тем разговаривали о своих матерях. Но Фрайгейт заметил, что Софи одновременно прислушивается и к их беседе. Она подмигнула ему и махнула рукой, чтобы он не прерывался.

Фрайгейт вновь подхватил тему разговора, словно мяч, с которым он собирался сделать девяностоярдовую пробежку.