Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

- Катарина Йе?

Девушка отпустила его, руки ее безнадежно опустились, она седла к столу и расстроенно вздохнула.

- Вот видишь, - наставительно заговорил  Нипернаади, - не надо было говорить тебе, что меня печалит. Ты мне не веришь, ни одному моему слову. Думаешь, я лгу. А я и в самом деле не лгу, по крайней мере про свою тетушку. О господи, будто солнце погасло и с неба посыпал снег, так и я сейчас растерянный и истерзанный. Ни единое мое слово не убеждает, все мои разговоры будто сшиты хрупкой, сыпкой паутиной. Значит, от меня вообще нет больше проку, даже самая звонкая правда будет звучать ложью. Дорогая Марет, не отворачивайся, выслушай меня! Разве в самом деле так уж это невозможно — Чудское озеро, Муствеэ, суда на озере, женщина на берегу и эта женщина — моя тетка. У любого человека бывают тетки, почему ее не может быть у меня? И почему тебе кажется таким уж невозможным то, что тетка за много лет, за долгие годы сколотила небольшое состояние? Не большое — видишь, я откровенен — не большое состояние, а несколько жалких лодочек, несколько неводов, несколько корабликов? Ты ведь знаешь, что по рекам и озером большие суда не ходят. Это — если использовать сравнение — такие малюсенькие спичечные коробки, как ореховая скорлупка. А когда на судне десяток человек капитан говорит, «Ох ты, черт, сегодня целое море народу, мое судно набито до последней возможности, людей, как сельдей в бочке!» Такие вот суда на Эмайыги и такое состояние у моей тетки. Я же знаю, ты привыкла к морю и морским судам, и когда здесь проходит какой-нибудь лайнер, все море зелено от огней. А на судах Эмайыги и Чудского озера огни, словно свечи, брошенные в туман, они ничего не освещают, даже судно ползет, как крот во тьме, и нет в нем ничего замечательного.

Ну, теперь сама скажи — разве это большое состояние? Как-то моя тетка, конечно, живет, с голоду, слава Богу, еще не померла, перебивается с хлеба на воду как каждый второй смертный. Отчего не быть у меня такой тетке? А то, что я говорил о двадцати рыбаках и трех капитанах — да будет тебе известно, что и на чудском есть своя путина, и когда она наступает, людей сгоняют на лов, и тогда они болтаются по озеру два или три дня. Вот в эти дни у моей тетки и бывает до двадцати рыбаков, а в другие  дни у нее ни единой души нет. А что касается капитанов, то не принимай это всерьез. Капитан — это звучит гордо, но любой кочегар на море куда значительнее, чем капитан на Чудском озере. Что значит такой человек? Сам подтягивает вое суденышко к берегу канатом, сам продает билеты, сам носит узлы, правит судном, дает гудки, он на судне и буфетчик, и парикмахер, и кочегар — вся команда в одном лице. Ну, велика ли честь быть владельцем пары таких судов? Вот теперь у тебя точно представление о Катарине Йе и ее состоянии. И нет больше никаких причин сомневаться, верно, дорогая Марет? Теперь-то ты мне веришь?

Марет покачала головой, пристально глядя на море.

- Все еще не веришь? - в отчаянии воскликнул  Нипернаади. - Где я возьму тебе свидетелей?

Он прямо-таки кричал ан девушку.

- Ничему ты больше не веришь, ты будешь качать головой, даже если я скажу откровенно, кто я такой и откуда, даже если я покажу тебе все свои удостоверения личности, метрики и другие документы? Если упаду перед тобой на колени и скажу: «Прости, дорогая Марет, я не матрос, не рабочий, не хуторянин, нет у меня ни Катарины Йе, ни Яана Вайгупалу, а я тот-то и тот-то». Даже тогда бы ты мне не поверила?

Марет снова покачала головой, и на глазах у нее выступили слезы. Двумя крохотными кулачками она прикрыла глаза и  Нипернаади видны были только ее дрожавшие губы.

- И счастье было бы совсем рядом! - произнес  Нипернаади, будто говоря с самим собой. - Ах, Марет, все наше несчастье только в том, что солнце уже скрылось и с неба сыплет снег.

Я тебе с самого начала сказал, как наступит зима, Господь бог забросит меня киснуть в келью, и до следующей весны меня, считай, как бы и нету. А как начнет таять с крыш и птичьи крылья рванутся к солнцу, я тут же очнусь словно от спячки, и все песни разом польются из моих уст и потянутся по-над зелеными лугами и шумящими реками. Тогда я возьму в руки свой каннель и выйду в дорогу, и каждая птица прощебечет мне приветно, и каждый цветок распустится лишь для меня. Кто тогда осмелиться усомниться в моих словах, кто увидит ложь в моих речах?! Но с приходом зимы пыл мой усыхает, пламя мысли угасает, я становлюсь всего лишь стареющим человеком, гражданином лет сорока, пригодным только для будничной жизни.

Что тебе делать с таким? И туманными зимними днями этот человек будет жаловаться на ломоту в костях, головную боль, он раздражителен, капризен, у него расстроено пищеварение, она кашляет, перхает от непрестанного курения и сидения за столом. Он только и знает ворчать с утра до вечера, через два дня на третий у него похмелье, тут уж все бегают по комнате на цыпочках, ищут холодные компрессы и горячие бутылки, весь дом взбудоражен — господин Тоомас  Нипернаади хворает. Зовут врачей и друзей, готовят грог и пунш, но ничто его не радует, ничего он не принимает. Он словно хворая старая дева, которая дева, которая в жизни еще ни разу не видала парня, весь организм расстроен, каждая косточка, каждая жилочка болит и целыми днями только и  слышно — жалобы, стоны, причитания. Веселеет он ненадолго — когда сидит с приятелями и кокотками в ресторане. Тогда он будто просыпается от спячки, блистательные остроты одна за другой вспыхивают в голове. Но стоит ему оказаться дома — и все пошло-поехало по-прежнему. Вот, дорогая Марет, оборотная сторона облика Тоомаса  Нипернаади. Хотела бы ты такого мужа?

Марет вдруг вскочила и сердито взглянула на парня.

- Скажи — кто ты такой?! - громко, чеканя каждое слово, спросила она.

Нипернаади словно испугался, быстро схватил шляпу и выбежал вон.

- Кто ты такой? - снова крикнула Марет ему вслед.

Но  Нипернаади уже не слышал ее, словно высвободивший олень, он быстро скрылся в лесу.

* * *

Два человека чуть не бегом шли со стороны сирвастеской корчмы. Один был Яанус Роог, он забегал вперед, беспрестанно что-то выкрикивая и все тыча рукой в лачугу Симона Ваа. Другою была дама, в просторной шубе, белой шляпке, из-под шубы выглядывало какое-то цветастое платье. Она была обута в крохотные шелковые туфельки, грязные и мокрые от снега. Это была полноватая женщина средних лет, она тяжело дышала и отдувалась от быстрой ходьбы. Поэтому она частенько останавливалась перевести дух и запрещала Яанусу спешить. Потом на ее желтоватых щеках проступил легкий и нежный румянец, а большие, уже много повидавшие глаза засияли.

Добравшись до лачуги Симона Ваа, дама вновь остановилась, отряхнулась, постукала одной туфлей о другую, сбивая снег и грязь. Затем быстро вынула из сумочки пудру и попудрилась. Она была несколько возбуждена и теперь вопросительно посмотрела на Яануса Роога.

- Входите смелее, - подбадривал ее Яанус, - мы деревенские, по-простому, предупреждать, стучать — у нас без этих церемоний.

И Яанус вошел первым, а дама осторожно последовала за ним, ощупывая стены, боясь поскользнуться. Но войдя в лачугу, она снова с беспомощным видом закрутила головой, потерла глаза и сказала:

- Но здесь так темно, я ничего не вижу!

Симон Ваа, прикорнувший на печи, вскочил и при виде роскошной дамы закричал:

- Марет, Марет, иди скорее сюда!

Марет выбежала из задней комнатушки и в испуге остановилась у двери.

- Дома ли Тоомас  Нипернаади? - спросила дама.

Ее глаза уже свыклись с темнотой, не спрашивая разрешения, она присела на скамеечку и распахнула шубу. Маленький медальон на золотой цепочке сверкнул и весело закачался у нее на груди.

- Вы, наверное, Катарина Йе? - испуганно спросила Марет, глядя во все глаза на незнакомку.

- Кто, кто? Катарина Йе? - засмеялась та. - А это еще кто такая?

У нее был пронзительный, суховатый голос, а смех напоминал покашливание больного.

- Значит, вы не Катарина Йе, которая живет на берегу Чудского озера? - повторила Марет. - У вас дело к  Нипернаади?

- Дело к  Нипернаади? - снова засмеялась дама, стягивая с левой руки перчатку. - О господи, здесь так жарко, я задыхаюсь. Так Тоомаса  Нипернаади нет дома? Но ведь он должен быть здесь?

Марет вопросительно взглянула на Яануса, но Яанус улыбнулся и поставил на стол чемоданчик дамы.

- Нет, - ответила Марет мрачно и высокомерно. -  Нипернаади ненадолго  вышел, а когда он придет, я не знаю.

- Да, это на него похоже, - вздохнула дама, - вечно рыщет по лесам и дорогам. Но уже выпал снег, и я полагала, что наш Тоомас тал смирнее. С первым настоящи снегом он снова становится человеком и слушается.

- Госпожа издалека? - спросил теперь Симон Ваа и подошел поближе.

- Из столицы, - ответила госпожа. - О боже, я так устала, ног под собой не чую. Целую неделю разыскиваю  Нипернаади, кружу по хуторам и поселкам, я и отсюда поехала бы дальше понапрасну, не повстречайся мне в трактире вот этот человек.