Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

Лора покивала. Она была из Брянской области, Виталий – из Орловской, но ни эта тема, ни любая другая, связанная с помощником Вазыха, явного интереса у супруги не вызывала. Вазых даже решил, что она Виталия почему-то побаивается. А может, просто побаивается своих чувств к красивому юнцу. В любом случае Лора упорно не желала поддерживать какие бы то ни было разговоры о Виталии. Турик, кажется, на это обижался, Вазых недоумевал, но копаться не собирался – коли повода для ревности нет, полно тем и забот поважнее.

– Турик прям не хамит даже, – вполголоса сообщил он. – В смысле, даже если брякнет чего – задний ход сразу. Старается.

– А чего он опять брякнул?

– Да ничего, нормально все. И выглядит так солидно, прямо молодой человек, а не пацан с улицы.

– Ой, да ну, наголо почти. Изуродовал себя.

Тут только Вазых сообразил, что Артур и впрямь не зализал волосы, как бывало, а очень коротко, почти под ноль, постригся.

– Да нормально, чего ты. Не по погоде, конечно, зато педикулеза не будет.

– А мне длинные больше нравятся. Артурику идут. Он как маленький был, кудрявенький, волосики шелковистые…

Вазых обнаружил, что у супруги заблестели глаза, а рот скривился, подумал: «Ну здрасте» – и торопливо возразил:

– Ну какой он маленький, меня догнал уже и в плечах даже…

Лора, похоже, не слушала. Она вдруг навалилась грудью на стол и еле слышным шепотом спросила:

– Вадик. А ты второго хочешь?

Вазых растерялся:

– Ну ты ж сама не хотела… Я-то, наверное… Не сейчас. Лор, сейчас вообще никак. Давай с текущим периодом разберемся, от него все зависит – утвердят, нет, премия там и так далее. А потом…

– А если потом не будет? Не получится если? – спросила Лора, промокая ресницы пальчиками.

– Ну… Значит, так надо было. Судьба, чтобы не получилось.

– Судьба, чтобы не получилось, – повторила Лора и встала.

– Ты чего? – спросил Вазых настороженно.

Жена, кажется, не успокоилась.

– Ничего. Чай поставлю.

На чай из зала выполз Артур, но всем было пора спать, поэтому засиживаться не стали. Лора поменяла простыни, постель была свежей и гладкой, Вазых сразу скользнул сквозь подушку глубоко в полусон-полупадение вдоль десятой печи, огнеупоров, чая с душицей и качающегося автобуса и вдруг выскочил из сна, как притопленный было резиновый мячик.

Он четко вспомнил, что парни у автобуса были ниже ростом, чем Артур. Возможно, постарше, но заметно мельче. Но до дерзкого хулиганства вполне доросли.

А Артур их перерос. Но перерос ли все остальное?

– Лор, не знаешь, зачем ему подтяжки? – спросил Вазых, но жена, кажется, уже спала.

Вазых вздохнул, погладил ее по округлой спине и тоже уснул. Завтра предстоял тяжелый день.

Как будто остальные – что предстоящие, что прошедшие – могли быть легкими.

5. Порядок предъявления рекламаций

– Подальше бы, – пробормотал Виталий.

Вазых покосился на него, но решил не отвлекаться. Машины с московскими гостями уже остановились возле пятого административно-бытового корпуса. Дорога из Бегишева украсила сверкавшие черные борта коричнево-серым камуфляжем. Едва застыв, колеса всосались в густую грязь сантиметра на три, хотя площадки по всему начальственному маршруту с утра вычистили, как смогли. Все равно последнее слово осталось за шедшим третий день дождем.

Задние двери «Волг» распахнулись почти синхронно, и так же почти синхронно из салонов вынеслись ноги, одна в крепком ботинке под зеленой штаниной при лампасе, другая – в тускло блестящей штиблете под отутюженными темными брюками. Тут Вазых понял, что имел в виду Виталий, и дернулся, но было поздно: штиблета с чавканьем, слышным даже здесь, в десятке метров, подтопла в бурой грязи. Хозяин штиблеты этого не услышал и не заметил – он неспешно выбрался из салона, вставил седеющую голову в шляпу и оглядел встречающую сторону, которая надвигалась, вытянув чуть растопыренные руки, – кто ж знает, что теперь положено по московскому этикету: по-прежнему целоваться или горячо ручкаться, придерживая гостя за локоть. Похоже, в моду вернулся второй вариант. Глухов сделал шаг навстречу директору чугунолитейного, и Вазых тихо охнул, а Виталий потупился. Глухов застыл на месте, растопырив руки, и осторожно повел шляпой, рассматривая ступню в безукоризненно черном носке и оставшуюся в грязи штиблету.

– Так, – сказал Глухов директору, который поспешно подскочил, присел и со второй попытки вызволил обувь. – Это что за говнище у деревенского клуба вместо передовика социндустрии? Чтобы через полчаса все сияло, как яйца у кота. Да поставь, я тебе не воздушный гимнаст, чтобы на лету обуваться.

Глухов вдел ногу в штиблету, покачал ногой, проверяя, как села, с неудовольствием оглянулся на генерала, который ответил ему сопоставимым по мрачности взглядом. Зря, между прочим, – генеральские ботинки сидели прочно, стояли тоже.

Глухов отмахнулся от набежавших товарищей из дирекции и горкома, которые что-то пытались объяснить, то ли пообещать, и тяжело спросил директора:

– Уяснил про полчаса? Добро. Показывай хозяйство. Да, знакомься с товарищем генералом.

Дальше Вазых не слышал, потому что толпа возбужденных и сконфуженных встречающих отрезала его от центра событий.

– Пошли потихоньку, – предложил он Виталию. – Сразу на первую формовку, проход оттуда начнется, мы встретим. Все лучше, чем в хвосте за всеми плестись.

Глухов и впрямь не шутил про полчаса – и приехал явно не целоваться. Он шустро прошел вдоль формовочной линии, не столько слушая пояснения, сколько лично сквозь грохот растолковывая генералу особенности автоматического производства чугунных отливок: «Так у нас получается блок цилиндров! За два центнера, между прочим, а стенки тонкие! И полностью готов к труду и обороне! А вон там, на третьей линии, уже дополнительная обрубка требуется, американцы автомат зажилили!» Горячие цеха они миновали ураганом, даже не вспотев. Про сталелитейку, точное литье и кузницу Глухов объяснил на пальцах, быстро и толково – и на этом предложил отчалить в НТЦ.

Вазых на ходу вполголоса сообщил Виталию, что это совсем не в стилистике союзного министерства, руководитель которого пять лет подряд прилетал на КамАЗ, как на работу, каждую субботу и совещание проводил строго на литейке. А обиды дирекции и остальных заводов отвергал репликой: «Работает литейный завод – работает КамАЗ». Правда, последнюю пару лет министр бывал на КамАЗе сильно реже, обходясь без жутких совещаний, с которых директора выползали ошкуренными и в предынфаркте. А теперь и вовсе зама прислал, с особыми подходами и приоритетами. А может, в генерале дело, предположил Виталий, и Вазых пожал плечами.

Площадка перед КСКЧ не сияла, конечно, но стыки плит были видны, и кое-где дождь даже открыл серому небу такие же серые проплешины бетона. Их тут же завалил ошметками грязи подъехавший автобус.

– Грузимся, – сказал Вазых, усмехнулся недоуменному взгляду и пояснил: – Давай-давай, НТЦ посмотришь, умных людей послушаешь, задачами вдохновишься. Пора уже.

НТЦ стоял в чистом поле, и подъездные пути к нему были ухожены куда меньше, чем бетонка основных площадок. Однако здесь Глухов туфли уберег и сразу уверенно провел выгрузившийся из машин и автобуса народ – не как гость, а как экспрессивный хозяин – на смотровую площадку. Там стояла пара армейских вездеходов модели 4310, один со стандартным армейским тентом, второй – полутент, оставлявший открытой площадку с непонятными креплениями. Судя по облупленной защитной окраске и подубитому состоянию, оба «КамАЗа» испытывались или эксплуатировались в реальных полевых условиях. Между грузовиками на столах под тентами лежал двигатель в сборе и несколько разъятых на части.

– Пошли-пошли, – позвал Вазых. – Виталий, ты чего?

Виталий застыл, всматриваясь в грузовик, как в аэродромное табло с мелкими буквами, ищуще и напряженно. Он растерянно дернул глаза к Вазыху, снова уставился на ближайший «сорок три – десять» и нежно сказал:

– «Сайгак».

Обогнул край толпы, образовавшейся у столов, – незнакомый голос, видимо генерала, гневно вещал про недопустимость сокращения ресурса двигателей в жарких высокогорных условиях – и подошел к лупоглазой морде грузовика, вытянув руку, будто к добродушной собаке. Вазых покосился на толпу, понял, что отсюда ничего не услышит, но оставлять помощника в нетипично растроганном состоянии не решился. Виталий тронул решетку радиатора, залез ладонью под бампер, замер, присел и долго всматривался, водя пальцами. Что-то пробормотал.

– Что такое? – спросил Вазых с недоумением.

– Противопехотная, – повторил Виталий. – Противотанковая бы кабину оторвала, а так посекло, и вот тут перебивало, видимо… Ага, ничего так сделали.

– А вообще ремонтопригодность, если в полевых условиях, у них какая? – спросили за спиной.

Вазых обернулся, вздрогнул и поспешно отступил. Рядом с ним стоял Глухов локоть к локтю с генералом, чуть дальше – все остальные. Молча смотрели и слушали.