Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки - Ефим Черняк

После акта о престолонаследии (1701 г.), по которому после Анны трон должен был перейти к Ганноверской династии, парламентом был принят закон об обвинении претендента в государственной измене. Однако многие в Англии считали, что акт о престолонаследии останется мертвой буквой, особенно если претендент согласится порвать с католичеством и принять англиканство.

Тори были недовольны тем, что быстро растущие налоги служат обогащению лондонских дельцов, что золотой дождь обходит сельское дворянство. По мнению тори, это происходило потому, что король превратился в орудие вигов. Так не стоило ли вернуть на престол сильного "законного" короля, уладив имевшиеся прежде разногласия с династией Стюартов?

Конечно, острота внутриполитической борьбы не менее, чем война, способствовала усилению деятельности разведки (точнее, разведок) в Англии. Однако, в свою очередь, не раз разведка в различных ситуациях служила детонатором дальнейшего обострения политических конфликтов. 31 декабря 1707 г. в резиденции Харли неожиданно был арестован британский разведчик Уильям Грег. Его обвинили в шпионаже в пользу Франции. Арест Грега произвел большое впечатление. Министров и других важнейших государственных сановников, включая Мальборо, спешно вызвали для участия в допросе Грега. Тот, впрочем, не стал запираться и сразу же во всем сознался.

После возвращения из Шотландии Харли предоставил удачливому разведчику, знавшему французский язык, место клерка в своем министерстве. Ему был поручен просмотр писем, отправлявшихся на родину пленными французскими офицерами. Соблазны лондонской жизни скоро оказались неодолимыми для Грега. С его запросами 200 ф. ст. годового жалованья ему, конечно, не могло хватать, и вскоре он был по уши в долгах. На это обратила внимание французская разведка. Первоначально Грег принял взятку в 200 гиней, данную одним английским купцом за какую-то услугу. Купец свел его с французскими агентами, которые без особого труда убедили Грега сотрудничать с ними.

В ведомстве Харли слабо соблюдали правила секретности. В комнату, где работал Грег, приносили переписку министерства с зарубежными странами. Дефо как-то обратил внимание Харли на то, что секретные письма лежат без охраны. Однако министр доверял подчиненным, которых лично набирал в свой штат, и, заваленный бесчисленными делами, не внял этому предостережению. Грег часто оставался работать по вечерам, и ему несложно было однажды положить в один из мешков с почтой письмо маршала Таляра, взятого в плен Мальборо после битвы при Бленгейме. Несколько позднее Грег скопировал важный меморандум Харли о размерах голландского участия в войне и послал его под видом письма

французскому военному министру Шамийяру. Грег направил в Париж сведения о секретных в те времена заседаниях парламента. Наконец, он передал французам и копию письма королевы Анны императору с просьбой направить принца Евгения Савойского в Испанию, на один из главных театров военных действий. Грег даже отметил те части текста письма, которые были добавлены Харли, а также дополнены Годолфином.

Через некоторое время стало известно об утечке информации. Почтовые мешки, содержавшие письма французских военнопленных, были вскрыты, после этого оказалось нетрудно определить, кто является предателем.

Арест Грега стал немаловажным политическим событием. Виги стремились получить доказательства, что Грег действовал по указанию своего патрона Харли. К тому же выяснилось, что Грег уже имел дело с юстицией. 10 лет назад, в 1697 г., он был арестован по обвинению в подлогах и фальшивомонетничестве. Его жена, которая ждала тогда ребенка, взяла вину на себя и приняла кару, которую обрушивал беспощадный закон на уличенных в таких преступлениях, - ей сожгли руку. Харли можно было в любом случае обвинить, что министр взял на службу человека с сомнительным прошлым. К тому же не только Грега. Как раз в это время в руки властей попались два контрабандиста - Вальер и Бара, которых Харли использовал как агентов, переправлявшихся в Кале и собиравших полезную информацию. Однако оба контрабандиста были шпионами-двойниками и одновременно выведывали сведения о датах отплытия английских конвоев - торговых судов в сопровождении военных кораблей, что было весьма полезно для французских каперов.

Для Харли возникла опасность, что виги добьются создания парламентской комиссии по расследованию деятельности всей его секретной службы. Довольно было и того, что комиссия палаты лордов, состоявшая преимущественно из врагов Харли, усердно допрашивала Грега, добиваясь признания, что он действовал по приказу своего начальника. Правда, арестант оказался менее низким, чем его судьи. Грег, искренне впавший в покаяние, не хотел отягощать совесть еще одним предательством, хотя ему сулили за это свободу и большие деньги. Харли очень опасался, что виги сумеют воздействовать на заключенного через жену. Опираясь на благосклонность королевы, Харли лихорадочно пытался добиться поддержки тори и не дать вытеснить себя из правительства.

Тем временем комиссия палаты лордов почти ежедневно допрашивала Грега, внушая ему, что Харли - главный виновник всех неприятностей Англии, продававший секреты французам и ответственный за все поражения, которые когда-либо терпели союзники. Лорды обещали Грегу за признание пожизненную пенсию в 200 ф. ст., но тот твердил, что только "дьявол и нужда были его подстрекателями".

"Лорды-инквизиторы" попытались соблазнить и других двух агентов Харли, обвиненных в контр шпионаже. Однако даже контрабандисты стояли на своем тайно привозили в Кале шерсть и доставляли обратным рейсом бренди. Сведения, которые они поставляли, были обычно лишь простыми слухами. Только однажды, кажется, удалось им добыть ценную информацию о французском флоте, но и ее Харли не передал британским военным властям. Комиссия лордов истребовала шифр, которым пользовались Харли и Грег, ознакомилась с их перепиской, но и это не привело ни к каким разоблачениям. Трехнедельные бдения комиссии закончились ничем. Против Харли можно было выдвинуть только обвинение в неосторожности, в оставлении важных писем на столе клерка, в использовании не заслуживавших доверия лиц в качестве своих агентов. На казнь Грега сбежалась поглазеть огромная толпа - все еще ожидали разоблачений. Один из шерифов несколько раз предлагал осужденному уже у виселицы использовать последний шанс на спасение - разоблачений не последовало, но Харли пришлось 13 февраля 1708 г. подать в отставку. Она, впрочем, оказалась лишь перерывом в его карьере. Ему тогда удалось сохранить благорасположение королевы.

Королеву Анну, дочь Якова II, часто изображали как бесцветную и слабовольную, хотя и полную добрых намерений женщину. Однако при внимательном чтении ее писем встает совсем другой образ - вульгарная, ядовитая сплетница, отличавшаяся злобным упрямством да еще склонностью к притворству и мелким интригам. Тупая, ничтожная ханжа на троне ненавидела вигов, считая их республиканцами и преемниками цареубийц, покровителями диссентеров (протестантов, не принадлежавших к государственной церкви), ополчившимися будто бы против государственного англиканского клира - опоры престола. Королева не могла переносить ганноверского курфюрста Георга ("германского медведя"), навязанного ей в наследники взамен ее брата-претендента. Само имя Георга раздражало ее как напоминание о скорой смерти, которую, словно какую-нибудь статью бюджета, обсуждали в парламенте. Пока королева подчинялась твердой воле своей властной фаворитки Сары Мальборо, она терпела правительство вигов. Когда влияние герцогини было постепенно подточено тучной красноносой фрейлиной Эбигейл Мэшем, подстрекаемой Робертом Харли, Анна взбунтовалась против вигов. Это не имело бы больших последствий, если бы назначенные королевой в 1710 г. новые выборы не принесли убедительной победы тори. Их успех был связан с усталостью от войны. К власти пришло правительство, наиболее влиятельными членами которого стали Харли и Болингброк.

Вольтер, хорошо знавший Болингброка, рассказывает, что, когда среди лондонских дам полусвета распространилось известие о назначении Болингброка, они радостно объявляли одна другой: "8 тыс. гиней дохода, сестры, - и все это для нас". Известный писатель Голдсмит передает услышанный им рассказ, как веселая пьяная компания во главе с Болингброком, скинув одежды, носилась по Сент-Джеймскому парку. Таких историй про Болингброка рассказывалось множество, и он сам бравировал ими. Несомненно, что только часть из них соответствовала истине, иначе, даже учитывая завидное здоровье нового министра, неясно, как он успевал что-то делать помимо пьянства и разврата и к тому же ухитрился дожить до 72 лет.

Болингброк был талантливым представителем английского Просвещения, ярким публицистом, оратором, политиком авантюристического склада, выдвигавшим смелую, хотя и крайне противоречивую программу. Свободомыслящий атеист, он ради карьеры и власти был готов поддерживать преследование диссентеров, только чтобы угодить торийским сквайрам и влиятельному англиканскому духовенству. Болингброк в конце правления Вильгельма поддержал акт, объявивший Якова III виновным в измене и требовавший от всех принимаемых на государственную службу клятвенного отказа от признания его права на престол. А в 1711 г. Болингброк решительно изменил свою позицию: чтобы не допустить возвращения к власти вигов, он шел на признание прав претендента, разумеется, на его, Болингброка, условиях.