Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Со скорбным и грациозным видом, как у монахини, Кьяра Нерини прошла вперед и передала колбу ему в руки.

— Как вы приказывали, ваша светлость, — сказала она. Ее голос звучал сдержанно и строго, сильно отличаясь от ее обычной простой манеры говорить. По всей видимости, она заучила эту фразу наизусть и как следует отрепетировала. — Я отпила немного и готова подтвердить его безопасность и эффективность.

Великий герцог осмотрел колбу, словно пытаясь понять, из чего же изготовили эту красную жидкость. В основе, разумеется, aqua vitae[77]. Почти наверняка маковое масло. Жидкость имела сладковатый острый запах. Гвоздичное масло? Скорее всего — чтобы подсластить лекарство. Кроме того, туда определенно добавили щепотку киновари, полученной из ртути и черной серы, чтобы придать жидкости красный цвет. Разглядывая колбу, он думал над тем, как бы воспользоваться неожиданным появлением сестры Кьяры. Ее все знают. Она приставлена к свите великой герцогини. Она могла бы стать отличным свидетелем! Как же он сразу о ней не вспомнил?

— Ты можешь остаться, — сказал он и передал ей колбу. — А вы, господин доктор, можете удалиться.

— Но, ваша светлость! — запротестовал врач. — Я прошу вас. А вдруг что-то пойдет не так с вашей дамой?..

— Ступайте, но не уходите пока из дворца. Если понадобитесь, вас позовут.

Врач покорно опустил голову и вышел из комнаты.

— Сестра Кьяра, на столе вода, охлажденная льдом. Пожалуйста, приготовь напиток для донны Бьянки.

— Слушаю, ваша светлость.

Он вернулся к кровати Бьянки. Она широко распахнула глаза, большие и темные, словно она закапала их белладонной. Бьянка играла свою роль очень проникновенно, всецело подчиняясь его воле и беспрекословно веря во все, что он хочет, чтобы она поверила.

— Франческо, — взмолилась Бьянка. — Франко. Поклянись мне.

— В чем угодно. — Он наклонился к ней, изображая интимный разговор. Ему уже было все равно, узнают ли присутствующие о Франко и Биа.

— Если я умру, поклянись сделать нашего сына своим наследником. Поклянись.

— Ты не умрешь, моя Биа.

— Яне хочу видеть здесь священника! — сказала она более громким голосом. — Он пытался меня соборовать. Ему кажется, что я умираю.

— Все роженицы проходят обряд помазания елеем, — возразил священник. Он не привык отказываться от своих обязанностей. — Это обычное дело. Никто не знает наверняка, насколько благополучно вы перенесете роды, донна Бьянка. Вы ведь не хотите умереть во грехе?

Бьянка снова начала рыдать, корчась и извиваясь под ворохами одеял. Сестра Кьяра подошла к ней с колбой в руках и поднесла ее ко рту Бьянки. Та перестала плакать и устремила на нее взгляд своих темных глаз.

— Пейте, — холодно сказала сестра Кьяра. — Анодин уменьшит вашу боль.

По выражению ее лица великий герцог мог догадаться, что она ненавидит Бьянку, а по лицу Бьянки было видно, что та в свою очередь ненавидит Кьяру Нерини. Он припомнил историю о том, как сестра Кьяра отказалась выказать ей уважение в палаццо Медичи. Что ж, это еще одна причина для того, чтобы сделать ее свидетелем триумфа Бьянки.

На мгновение Бьянка заколебалась, настороженно глядя на Кьяру. Великий герцог кивнул, и она, повинуясь ему, сделала глубокий и жадный глоток. Священник начал молиться в полный голос, взывая к Божьему милосердию к дочерям Евы, впавшим в смертный грех.

— Довольно, — прервал его великий герцог и подошел вплотную к священнику, словно показывая тому, что готов его ударить, если тот не будет повиноваться. Священник попятился, путаясь в своей сутане. Великий герцог с улыбкой сказал: — Вы свободны, святой отец. Вообще-то, и всем остальным присутствующим пора удалиться. За донной Бьянкой останется ухаживать повитуха, а в качестве свидетеля — сестра Кьяра.

Он не сказал, что Кьяра будет свидетельницей от имени великой герцогини, хотя имел в виду именно это. Однако все поняли его без слов.

Сестра Кьяра не двинулась с места. Она лишь пристально посмотрела на герцога своими необычными глазами, с таким видом, который он раньше у нее не замечал. Затем сказала:

— Я бы хотела уйти со всеми остальными.

Внезапно в комнате стало тихо.

— Это приказ, — сказал великий герцог. — Как твой повелитель и наставник в искусстве, я приказываю тебе остаться здесь и засвидетельствовать как роды донны Бьянки, так и само рождение младенца.

Интересно, о чем она думает? Скорее всего, в ее голове происходило некое взвешивание за и против, оценка возможных последствий того, что будет, если она покорится либо не покорится воле великого герцога. Через некоторое время она все-таки поклонилась великому герцогу со словами «Хорошо, я остаюсь, ваша светлость».

Комната немедленно пришла в движение. Люди засуетились и направились к выходу, перешептываясь друг с другом. Великий герцог подал сигнал Бьянке, и та, оттолкнув склянку с лекарством, громко сказала:

— Я бы хотела, чтобы мою боль утолила музыка. Мой господин, умоляю вас, пошлите за моей служанкой Джанной Санти и ее мандолиной.

— Я сам за ней схожу, — сказал великий герцог. — Повитуха, оставляю донну Бьянку в твоих руках на время ее родов, но я вернусь, чтобы лично присутствовать при рождении младенца. Сестра Кьяра, приготовь дополнительные порции анодина, если это понадобится. Все остальные могут идти.

Люди выходили из комнаты, оглядываясь через плечо и перешептываясь. Кьяра Нерини осталась неподвижно стоять, опустив глаза. Колба с анодином на столе то и дело вспыхивала красным в свете каминных огней. Великий герцог вышел последним и тщательно прикрыл за собой дверь.

В остальном все прошло как по маслу. Джанна Санти пришла в покои с неаполитанской мандолиной, по форме напоминавшей большую чашу. Даже если она и была тяжелее, чем положено этому музыкальному инструменту, ни повитуха, ни Кьяра не смогли бы заметить такую деталь. Великий герцог вошел с ней в покои и снова закрыл двери. Джанна Санти обошла кровать и устроила целое представление из настройки струн мандолины. В то же время повитуха подняла покрывала. Это было частью плана. Никто, даже сам великий герцог, не смог бы заметить ничего, что указывало бы на то, что ребенок вышел не из лона донны Бьянки.

Бьянка издала пронзительный звук.

А вслед за ним раздался детский плач.

Повитуха выпрямилась, торжественно держа в руках младенца. Он был весь вымазан кровью и белым восковым налетом, который уже начинал слегка подсыхать и скатываться хлопьями. Повитуха прошла прямо к приготовленной ванне с водой и опустила туда малыша. Он заплакал еще отчаяннее.