Если завтра в поход… - Владимир Невежин

Структура пропагандистских органов была сложной и разветвленной. Этот организм являлся весьма громоздким, но строго централизованным и контролировался лично Сталиным. Непосредственное руководство пропагандистской сферой лежало на ближайших сталинских «соратниках». Наиболее преданные ему люди (А.А. Жданов, Л.З. Мехлис, А.С. Щербаков и другие) составляли «высший эшелон». «Среднее» и «низовое» звенья пропагандистских органов заполнялись сталинскими «выдвиженцами», занимавшими вакантные места, которые освободились в результате репрессий.

Во второй половине 1930-х гг. в связи с нараставшей угрозой непосредственного вооруженного столкновения с «капиталистическим окружением», которая исходила главным образом от нацистской Германии и Японии, в СССР получил развитие процесс «военизации» пропаганды, что, несомненно, отразилось на общественном сознании. Доминировали ожидание войны и необходимость идеологически подготовиться к ней.

Однако после заключения пакта о ненападении с Германией, ценой которого стал курс на сближение и «дружбу» СССР с нацистским режимом, пропагандистские структуры резко «перестроились» и развили активную деятельность по обоснованию этого курса. Это свидетельствовало о том, что политическая конъюнктура момента была для советского руководства важнее, чем выбранный в середине 1930-х гг. магистральный курс на противоборство с нацистским режимом, в том числе и в идеологической сфере.

Пропагандисты и агитаторы, проводившие в жизнь данную «установку», постоянно сталкивались с неприятием ее большинством населения и проявлением антифашистских настроений. В то же время Германия, ранее представлявшаяся в качестве потенциального военного противника, перестала изображаться таковым в открытой пропаганде. Всякие намеки даже на гипотетическое вооруженное столкновение с ней, просматривавшиеся в произведениях литературы и искусства, в периодической печати и лекционной работе, немедленно пресекались.

Параллельно с идеологическим обеспечением курса на сближение и «дружбу» СССР с нацистской Германией пропагандистский механизм начиная с сентября 1939 г. стал настраиваться большевистским руководством на решение другой, не менее важной с его точки зрения задачи. Пропаганда повсеместно подключалась к обоснованию территориальных приращений Советского Союза, осуществлявшихся благодаря тайным соглашениям с Третьим рейхом.

При этом в какой-то степени использовался опыт, накопленный политическими органами Красной Армии в период боев против японских войск на Дальнем Востоке у озера Хасан и на реке Халхин-Гол в 1938-1939 гг.

К концу 1930-х гг. большевистское руководство окончательно осознало всю призрачность стратегических расчетов на «мировую революцию» как на основное средство для уничтожения «капиталистического окружения». В советской пропаганде стали превалирующими апологетические характеристики РККА, а вооруженные акции против пограничных государств 1939-1940 гг. (Польша, Финляндия) интерпретировались как «освободительные». Эти акции сопровождались широкими политико-пропагандистскими кампаниями, которые были призваны оказать воздействие не только на общественное сознание личного состава Красной Армии, но и на гражданское население.

Антипольский поход в сентябре 1939 г. стал не только выражением сталинских внешнеполитических амбиций, но и своеобразным новым «испытательным полигоном» для большевистской пропаганды. Вооруженная акция против Польши, армия и народ которой уже вели борьбу против германского нашествия, представлялась в советских пропагандистских материалах как «справедливая наступательная война» по освобождению единокровных братьев – белорусов и украинцев.

После польского похода Красная Армия, которая получила почетный эпитет «освободительница», выступила  инициатором военных действий против Финляндии. Но большевистскому руководству вскоре пришлось столкнуться с сильным сопротивлением фактически всего финского народа, не желавшего установления режима Куусинена, который навязывался Москвой. Окончилась крахом затея с «народным правительством Финляндии», оказавшаяся во многом пропагандистской акцией, в подготовке и осуществлении которой наиболее активное участие принимали В.М. Молотов и А.А. Жданов. Именно эти сталинские соратники заранее заготовили, а после перехода Красной Армией границы с Финляндией пустили в ход фальсифицированные ими документы, в которых формулировалась задача «освобождения» финского народа. Однако неудачи в «Зимней» советско-финляндской войне 1939-1940 гг. заставили  на время отказаться от освободительных пропагандистских лозунгов. После ее окончания был проведен ряд совещаний и заседаний с привлечением высшего командного состава и руководства ПУРККА по обобщению и изучению опыта боевых действий, в которых на начальной стадии принял участие лично Сталин.

Несмотря на наличие пакта о ненападении с Германией, было ясно, что уже одна идеологическая непримиримость советского и нацистского режимов предопределяет неизбежность вооруженного столкновения между ними. Неожиданно быстрая победа Германии над Францией, которая несла реальную угрозу СССР, заставляла советское руководство все чаще задумываться о прочности пакта Риббентропа-Молотова.

Свертывание антифашистской пропаганды привело к тому, что Третий рейх и германская военная машина перестали выступать в роли врага. Однако с осени 1940 г., когда в советско-германских отношениях стала назревать напряженность, в закрытых пропагандистских материалах начали просматриваться антинацистские и антигерманские мотивы.

Этот процесс сдерживался продолжавшей действовать официальной установкой на «дружбу» с Германией. Военная пропаганда еще не перестроилась, и вермахт не рассматривался в ней в качестве противника.

После того как советско-германские секретные договоренности исчерпали себя, а нового соглашения о разделе «сферы государственных интересов» между СССР и Германией не последовало, Сталин взял курс на подготовку к вооруженному и идеологическому противоборству с ней. С конца 1940 г. в пропагандистских структурах наблюдалась активная деятельность по усилению «мобилизационной готовности», а по сути – по переводу всей пропаганды на военные рельсы.

5 мая 1941 г. он выступил с большой речью на официальной церемонии выпуска слушателей военных академий РККА и на банкете по случаю этого события. К этому времени было принято постановление Политбюро о том, что Сталин берет на себя руководство страной: он сменил Молотова на посту Председателя Совета народных комиссаров СССР.

Вождь в своей речи перед выпускниками военных академий РККА, которая стала по существу «инаугурационной», дал понять, что отныне Германия рассматривается как потенциальный военный противник и следует переходить от мирной политики «к военной политике наступательных действий», а пропаганда должна перестроиться в наступательном духе. Сталинская речь была полна положительных эпитетов в адрес Красной Армии, которая якобы завершила процесс организационной перестройки, перевооружения и технического переоснащения новейшими средствами борьбы. В то же время Сталин стремился показать отставание вермахта от требований времени, заключавшееся, по его мнению, в проявлении «зазнайства, хвастовства, самоуспокоенности».

Сталинские указания немедленно были положены в основу начавшейся политико-идеологической кампании под «лозунгом наступательной войны». Под руководством ЦК ВКП(б) Главное управление политической пропаганды РККА приступило к подготовке проектов пропагандистских директивных и инструктивных материалов, предназначавшихся для личного состава Красной Армии. В них проводилась мысль о необходимости всесторонне готовиться к войне, в любой обстановке действовать наступательным образом, а при необходимости, взять инициативу нападения на противника, т.е. на Германию, на себя. Однако это вовсе не свидетельствует, что СССР хотел выступить в роли агрессора, как пытаются доказать некоторые историки и псевдоисторики (например, В. Суворов).

Задачи, изложенные в проектах директивных и инструктивных документов ГУППКА, доводились до сведения заинтересованных лиц, еще до их официального утверждения воплощались в пропагандистской деятельности. Эта тенденция особенно наглядно просматривается при ознакомлении не только с архивными материалами, но и при чтении открытой периодической печати мая-июня 1941 г.

Комплекс выявленных источников позволяет сделать вывод, что в этот период полным ходом велась пропагандистская подготовка к «справедливой, всесокрушающей наступательной войне». Данный вывод приобретает большую актуальность: ведь некоторые исследователи говорят об отрицательной реакции Сталина на выдвинутое в середине мая 1941 г. Наркоматом обороны и Генеральным штабом РККА предложение о нанесении упреждающего удара по германским войскам, сосредоточивавшимся для нападения на СССР. В то же время нет ни одного свидетельства того, что советский лидер наложил запрет на развертывание пропаганды в антигерманском, наступательном духе. Явный зазор между «оборонительными» (судя по исследованиям большинства историков) установками военного руководства и «наступательным» настроем, распространявшимся пропагандой, является очевидным.