Прекрасна и очень опасна - Елена Арсеньева

Какая чепуха! Какую чушь ей наговорил Григорий! Да мыслимо ли такое?! А она стояла тут, развесив уши, и слушала его, разинув рот. Вот уж правда что дура!

Ладно, не злись, «хорошая девочка Лида». Видно, этот Григорий и в самом деле был Сереже настоящим другом, потому и жалеет о нем, потому и переживает из-за его смерти.

Из-за смерти?.. О боже мой! Да ведь Лида даже не спросила, что случилось с братом! Почему его так изувечило! А поезд вот-вот тронется!

Она сунула письмо в карман плаща и выскочила на перрон. Заметалась туда-сюда, с ужасом сообразив, что не знает, какой вагон у Григория. Ну, явно не СВ, определенно не купе. Наверняка едет в плацкартном.

Кинулась к стоящей на платформе проводнице:

– Где плацкартные вагоны?

– А вон там, в конце поезда! – махнула та рукой.

Лида понеслась по перрону, на бегу всматриваясь в окна и молясь, чтобы Григорию зачем-нибудь понадобилось выглянуть. И вдруг увидела его на перроне! Стоит около шестнадцатого вагона и докуривает сигарету.

Лида ринулась вперед. Ей оставалось пробежать еще вагон, когда Григорий отшвырнул окурок и вскочил на подножку, откуда уже криком кричала проводница:

– Да заходи ты! Сейчас поедем! Бросай свою соску!

– Григорий! – закричала Лида.

Он выглянул из-за широкой спины проводницы, которая уже подняла ступеньку и махнула вдоль вагона своим желтым флажком.

– Лида?

Обращенное к ней лицо его омрачилось так, что Лида поняла: Григорий знает, о чем она хочет спросить. Знает вопрос, знает ответ на него… но не хочет отвечать.

Лида затопталась рядом с вагоном.

– Григорий, отчего… – Она вдруг стала задыхаться. – Григорий, скажите, как Сережа…

Он резким движением сдвинул в сторону эту толстую тетку в форме и свесился к Лиде, держась за поручень.

Лицо его было суровым.

– Не хотел тебе говорить. Но, видно, придется. Надо сказать! Короче, получил он это письмо и ночь не спал. Я-то знаю, моя койка на втором ярусе была, как раз над Серегой. Всю ночь тряслась наша связка: это он ворочался. А утром…

Поезд тронулся.

– Не высовывайтесь! – закричала проводница, но Григорий даже головы не повернул.

– Мы на лесоповале были, ну и накрыло его деревом. Думали, все, умер, нет же – отошел. Да ненадолго. Душа у него той ночью умерла, когда кровать тряслась. Я посулил ему – найду, мол, эту… расквитаюсь за все, что она с тобой сделала. А он… – Лицо Григория вдруг сморщилось, и Лида с ужасом увидела слезы в этих, чудилось, навсегда высохших глазах. – Он меня просил… он меня Христа ради молил не трогать ее… – Григорий громко сглотнул. – Поняла? Понимаешь теперь, что все это значит?!

Поезд двигался все скорей, Лида уже почти бежала, лицо Григория расплывалось перед ней.

– Прощай, все, не беги больше. Прощай, не держи на меня зла! А я брата твоего век поминать добром буду! – выкрикнул Григорий. – Поминать!

Лида выхватила из сумки газетный сверток.

– Григорий, возьмите! Это на поминки! Сережу помянуть!

Она не видела его лица – все плыло в глазах, но ощутила, как его твердая рука стиснула ее кисть – и приняла деньги.

– Спасибо тебе. Никогда Сережку не забуду! И ты не забывай! Прощай!

Лида остановилась, прижимая сумку к груди, задыхаясь.

– Девушка, не плачьте. Ни один мужик не стоит того, чтобы о нем плакали! – проговорил чей-то голос.

Лида рассеянно провела ладонью по лицу. Мокрые щеки, мокрые глаза. Да она и в самом деле плачет, оказывается…

31 декабря 2002 года

Умные люди говорят: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Ярослав мог бы усовершенствовать это выражение: не откладывай на будущий год то, что можно сделать в этом! С совершенно обалделым видом он стоял перед адресным бюро и пялил глаза на объявление:

30, 31 декабря 2002 года, 1, 2 января 2003 года – выходной день.

Мало того что хранители адресных тайн устроили себе совершенно неконтролируемую гулянку аж на целых четыре дня – они еще и были в патологических неладах с грамматикой! Не работают четыре дня – а выходной при этом один. Лихо…

Лихо-то лихо, а где теперь брать адрес Лиды? Это что получается? Нынче Новый год, а он даже не сможет поздравить любимую женщину?

Любимую?.. Это внезапно вырвавшееся из тайных глубин души слово поразило его едва ли не больше, чем объявление, отсекающее ему путь к Лиде.

Вот идиоты! Да как же они могли выдумать такое!..

Хотя нет. Это выдумали все же не они – по всей стране народ гулеванит в предновогодние дни. Так что работники адресного бюро как раз шагают в ногу со всем народом. И здесь имеет место быть только один идиот – конкретно Ярослав Башилов.

Что ему мешало приехать сюда вчера?!

Ну, и приехал бы вчера. А что изменилось бы?

Побольше было бы времени на поиски Лиды, только и всего.

А где бы он ее искал? Мотался бы по улицам и заглядывал в лицо всем девушкам в полушубках, юбчонках в коричневую клетку, коричневых чулочках и с косичками? Да их нет вовсе, она одна такая. Где, как ее найти? Кто может знать, где она живет?

«И что это за девочка и где она живет?» – пропели в памяти гнусавыми голосами какие-то придурки, и Ярослав уныло покачал головой.

«А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?»

А вдруг курит? Он ведь совершенно ничего о ней не знает! Может быть, она не только курит или пьет – может, она еще и замужем?

Ага, ну прямо. И привлекла бы замужняя женщина к своему делу совершенно чужого, постороннего человека. И не просто чужого и постороннего, а очень опасного!

Ну что ж, может быть, она из тех женщин, которые считают, что место мужчины – в буфете. И не только какого-то там бывшего мужа, Виталика Привалова, но и наемника. Ведь все это время не Ярослав вел корабль, а именно Лида. Он рабски исполнял ее «указания в форме приказаний», млел от неведомого прежде ощущения, просто оттого, что находится рядом с ней; он с доброй, так сказать, усмешкой участвовал во всех ее «проказах», но стоило им расстаться, стоило умолкнуть чародейной дудочке, под которую извивалась послушная кобра, как Ярослав словно очнулся от наваждения. И все его мысли, ранее пролетавшие мимо разума словно по касательной, вдруг стали бить без промаха и оказались не просто меткими пулями, но пулями разрывными.

Тайга – закон… Он – вынужденный убийца, признающий в жизни только два резона: кровной мести вместо правосудия и первого выстрела как самого веского аргумента, – даже не подумал о том, что эти правила ни в коем случае не годятся для женщины – тем более такой, как Лида.

Напротив! Ярослав восхищался ею, ее смелостью, изощренной изобретательностью, иногда подсмеивался над ней, но и в мыслях у него не было остановить ее! Ужаснуться тому, что она делает, и заставить ужаснуться Лиду.