Эволюция архитектуры османской мечети - Евгений Иванович Кононенко

и две по михрабной оси), добившись отчетливой ассоциации с восьмиугольным балдахином синановской Селимие-джами в Эдирне44: самая маленькая из стамбульских «больших османских мечетей» «апеллирует» к самому крупному зданию данного архитектурного типа. Это свидетельствует не только о расчете зодчего на визуальные эффекты и его умении создавать их в предельно ограниченном пространстве, но и о накоплении османской аудиторией зрительных впечатлений, знании выдающихся памятников «золотого века» и способности сравнивать впечатления.

Скромные размеры здания избавили мастера от необходимости создавать сложную конструкцию и трансформировать уже разработанную балдахинную систему: для опоры перекрытия достаточно стен, пристенных полуколонн, развитой михрабной ниши и широких пилонов северного входа, в которых расположены лестницы на галерею. При этом архитектор создает видимость использования балдахинной системы, демонстрируя зрителю опоры, цепочку из восьми арок (выделенных в темном интерьере, окрашенном в коричневатые тона, светлой «полосатой кладкой» архивольтов), глубокие конхи со световыми поясами, воспринимаемые как полноценные диагональные полукупола; однако современные расчеты показывают, что опоры Лалели-джами не могут держать перекрытия без помощи несущих стен45. Высота, на которую поднято основание купола в довольно небольшом интерьере, перекличка полуциркульных кривых купола, опорных арок, ниш и проемов, а также использование большого ордера визуально изменяют масштаб интерьера и создают ощущение гораздо большего, чем в реальности, пространства.

Несмотря на размещение в стенах и основании купола пяти рядов световых проемов, затененные полукупола, отбрасывающие глубокие тени архитектурные детали (архивольты, карнизы, ниши), темно-серая облицовка, красно-коричневые декоративные панно между архивольтами и витражи скрадывают проникающий в зал мечети свет, что также влияет на восприятие действительного размера интерьера. Особым приемом оказывается световое окружение михраба, помещенного в глубокую четырехугольную нишу и окруженного пятью световыми проемами, вписанными в полуциркульную арку, – зритель, входящий в затемненный зал, воспринимает прежде всего именно яркий световой абрис михрабной «арки», а попадающий через нее свет создает на коврах перед стеной киблы U-образное световое пятно, охватывающее молящихся перед михрабом и сопоставимое с закругленным двором Нуросмание-джами перед ее фасадным портиком.

Возведение Лалели-джами как султанской мечети предопределило появление в ней «царской ложи», попасть в которую можно через примыкающий к восточной стене «монарший павильон»; однако небольшие размеры интерьера и отсутствие боковых галерей обусловили организацию выделенного для пребывания правителя места не возле стены киблы, как в предшествующих «больших османских мечетях», а в восточном «крыле» П-образного балкона в северной части зала. Халиф и султан, прибыв на коллективную молитву, оказывался не перед уммой, а позади собравшихся, что, с одной стороны, лишает хункар-мафиль уже привычной репрезентативной функции, а с другой – обращается к прецеденту, являемому знаменитой Йешил-джами Мехмеда I в Бурсе (1412–1419); правда, там «царское место», впервые выделенное в раннеосманской мечети, располагалось на михрабной оси над вестибюлем и воспринималось как поднятый четвертый айван46, в «Тюльпановой мечети» же оттеснено на периферию традиционно «женского» балкона.

К основному объему снаружи пристроены боковые лоджии, но из-за отсутствия в интерьере второго яруса вдоль западной и восточной стен они – в отличие от мечетей Селимие и Султанахмед – не расширяют пространство зала и остаются лишь одноэтажными портиками, как, например, в Шехзаде-джами. Лоджии составлены из четырех ячеек, перекрытых куполами и зеркальными сводами (длина ячеек отражает конструкцию молитвенного зала), но на фасадах оформлены единой аркадой с более широкими северными арками, примыкающими к основаниям минаретов. Небольшие размеры здания не предполагают введения какого-либо дополнительного ритма ячеек, подобно отделенным пилонами трехпролетным «триумфальным аркам» в огромных зданиях Синана и Седефкара Мехмеда-аги. Из лоджий возможен проход в молитвенный зал – в подкупольное пространство через среднее прясло и в угловые северные ячейки, но снаружи попасть в лоджии можно только из двора через проходы позади оснований минаретов (вход через «царский павильон» вряд ли был общедоступным). Наличие в южных торцах лоджий михрабных ниш свидетельствует о предусмотренной возможности их использования в качестве «места последней общины»47.

Лалели-джами. Вид с юга

Ж.-Б. Илер. Мечеть Лалели (ок. 1782)

Ширина молитвенного зала мечети соответствует лишь трем ячейкам фасадного портика из пяти. В размещении проходов во двор архитектор не экспериментирует – боковые входы расположены в крайних южных ячейках ревака, примыкающих к угловым секциям фасадного портика, из которых в свою очередь открываются проходы в лоджии вдоль боковых фасадов. Из-за высокого цоколя, скрывающего верхнюю часть торговых рядов в платформе куллие, попасть в молитвенный зал, минуя двор, невозможно. Парные минареты, имеющие лишь по одному балкончику-шерефе, примыкают не к основному объему, а к фасадному портику, повторяя постановку башен в Нуросмание-джами. Каменные вазообразные завершения, украшающие минареты «Тюльпановой мечети» после целого ряда реставраций, Д. Кубан охарактеризовал как типичные для своей эпохи48, однако на гравюре Ж.-Б. Илера, созданной между 1776 и 1782 гг.49, минареты Лалели-джами изображены с обычными для османской архитектуры высокими конусообразными навершиями.

Двор Лалели-джами окружен галереей, составленной из пяти купольных ячеек по северной и южной сторонам и шести – по боковым. Ячейки имеют одинаковые размеры и высоту, аркады объединены общим карнизом; архитектор отказался от обычного для дворов «больших османских мечетей» выделения фасадного портика, лишь приподнимая карниз над центральными ячейками и тем акцентируя «вектор ислама». В противовес мраморной облицовке основного объема кладка стен двора снаружи и внутри имитирует красно-белую «полосатую кладку», из-за чего здание визуально «распадается» на две композиционные части, – тем самым барочный зодчий разрушает единство композиции зала и двора, которого пошагово добивались османские архитекторы. На фоне нарочито грубовато сложенных полосатых стен тонко прорисованные мраморные аркады и развитые порталы воспринимаются как наложенная декорация, как результат османской реставрации старой византийской постройки.

Можно даже говорить о том, что «архаизирующий» вариант «османского барокко», представленный в Лалели-джами и небольших мечетях, возводившихся по частному заказу (например, Зейнеп Султан, 1769; Себсафа Кадин, 1787; Михришах Султан, 1794), медресе, библиотеках, ханах, а также использованный при восстановлении разрушенных землетрясением 1766 г. зданий, предвосхитил активные поиски собственного варианта исторического стиля, занимавшие османских архитекторов в последние десятилетия XIX в.; правда, позднеосманские мастера по идеологическим причинам игнорировали именно византийскую составляющую, предпочитая обращаться к раннеосманским либо к европейским образцам50.

Мечеть Зейнеп Султан (она же Рух-и Султание) была построена в 1769 г. Мехмедом Тахиром-агой по заказу сестры султана Мустафы III как часть небольшого куллие, включавшего также медресе и кораническую школу. Под строительство был выделен небольшой узкий участок на склоне Первого холма в непосредственной близости от Св. Софии, Св. Ирины, дворца Топкапы и резиденции великого визиря (напротив южного входа в парк Гюльхане). Планировка небольшой мечети предельно проста: квадратный в плане зал, перекрытый 8-метровым куполом на тромпах, дополнен глубокой михрабной апсидой и 5-пролетным портиком, средняя ячейка которого перекрыта куполом, а остальные – зеркальными сводами. Очевидно, никаких архитектурных изысков данный заказ не требовал.

Зейнеп Султан-джами удачно стилизована под