Чернее чёрного. Весы Фемиды - Найо Марш

— Глупости! — неуверенно возразил Марк.

— Он никогда не мог без меня обойтись. Даже когда я была маленькой, он всюду таскал меня за собой вместе с няней и гувернанткой. Во все поездки и даже за границу. И после войны, когда выполнял особые поручения то в Вене, то в Риме, то в Париже. Я даже в школу никогда не ходила, потому что сама мысль, что я где-то в другом месте, была для него невыносимой.

— Но это неправильно! Ведь это так обедняло твою собственную жизнь!

— Нет-нет, как раз наоборот, честно! Моя жизнь была очень интересной! Я видела, слышала и узнала намного больше самых разных чудесных вещей, чем другие девочки.

— И все-таки…

— Нет, это было потрясающе!

— Тебе следовало предоставить больше самостоятельности и возможности принимать решения самой.

— Но дело вовсе не в запретах! Мне позволялось делать почти все, что только заблагорассудится. А когда мне предоставили самостоятельность — посмотри, что из этого вышло. Папу направили с миссией в Сингапур, а я осталась в Гренобле и поступила в университет. Его все никак не отпускали обратно… а потом я узнала, что он там не знал, чем себя занять… и в конце концов встретил Китти.

Лакландер помассировал ухоженной докторской рукой подбородок и, прикрыв рот, хмыкнул.

— Вот тогда, — продолжила Роуз, — и получилось все так нескладно, а сейчас день ото дня становится все хуже и хуже. А если бы я была там, то ничего подобного бы не произошло.

— Почему? Он бы наверняка с ней все равно познакомился. Но даже если и нет, моя обожаемая Роуз не должна считать, что может изменить волю провидения.

— Если бы я была там…

— Послушай, а тебе не приходило в голову, что если ты переедешь в Нанспардон в качестве моей жены, то отношения между твоим отцом и мачехой могут наладиться?

— Нет, Марк, — заверила Роуз, — такого просто не может быть!

— Откуда ты знаешь? Послушай, мы любим друг друга. Я люблю тебя так сильно, что сам не понимаю, как еще жив. Я уверен, что никогда не встречу другой женщины, с которой был бы так счастлив, и, как бы самонадеянно это ни звучало, я верю, что ты чувствуешь то же самое. Я не отступлюсь, Роуз. Ты выйдешь за меня замуж, и если жизнь твоего отца нуждается в переменах к лучшему, мы найдем способ этого добиться. Например, он может расстаться с женой и жить с нами.

— Никогда! Как ты не понимаешь? Он этого просто не вынесет! И постоянно будет чувствовать себя чужим.

— Я поговорю с ним. И скажу, что прошу твоей руки.

— Нет, Марк, милый! Пожалуйста, не надо…

Он сжал ее руки, но тут же вскочил и поднял корзину с цветами.

— Добрый вечер, миссис Картаретт, — произнес он. — Мы тут опустошаем ваш сад, чтобы порадовать бабушку. У вас розы цветут намного раньше наших.

Появившаяся на аллее Китти Картаретт задумчиво их разглядывала.

4

Второй супруге полковника Картаретта совершенно не шло легкомысленное имя Китти. Без косметики кожа на ее лице была такой бледной, будто ее специально обесцветили. У миссис Картаретт была стройная фигура, а умело наложенный макияж делал лицо похожим на холеную и красивую маску. Но главным ее достоинством была аура загадочности и таинственности, превращавшая ее в «роковую женщину», таившую угрозу для всех окружающих. Китти была тщательно одета и в перчатках, что объяснялось, видимо, приходом в сад.

— Очень рада вас видеть, Марк, — сказала она. — Мне показалось, что я слышала ваши голоса. Вы зашли к нам по делам?

— Отчасти, — ответил доктор. — Мне нужно было передать просьбу полковнику Картаретту и осмотреть дочку вашего садовника.

— Очень мило с вашей стороны, — заметила Китти, переводя взгляд на падчерицу. Потом она подошла к корзине и, взяв темную розу, поднесла ее к губам. — Какой сильный аромат! Даже слишком! Мориса сейчас нет дома, но он скоро вернется. Может, лучше пройти к дому?

Она пошла первой, оставляя за собой легкий экзотический аромат, не похожий на розы. При походке она держала спину очень прямо и только слегка покачивала бедрами.

«Очень дорогая игрушка, но не больше, — подумал Марк Лакландер. — Чего ради он женился на ней?»

Под стук каблучков миссис Картаретт по плиткам, выложенным на тропинке, они подошли к плетеным креслам с подушками. На белом металлическом столике стоял поднос с хрустальным графином и бокалами для виски. Опустившись в кресло-качалку, Китти поставила ноги на подставку и грациозно повернулась к Марку:

— Как хорошо, что у нашей Роуз такие подходящие перчатки и можно не обращать внимания на шипы. Ты не переложишь розы для Марка? Думаю, что лучше в коробку.

— Не стоит беспокоиться, — заверил Марк. — Я возьму их так.

— Мы не можем допустить, чтобы врачи царапали свои драгоценные руки, — проворковала миссис Картаретт.

Роуз забрала у него корзину и пошла в дом. Марк проводил ее взглядом и обернулся, услышав обращение к себе.

— Может, выпьем немного? — предложила миссис Картаретт. — Это любимый коньяк Мориса, и он считает, что лучше его не бывает. Налейте мне буквально капельку, а себе не стесняясь. Лично я предпочитаю мятный ликер, но Морис и Роуз полагают это дурным вкусом, так что мне приходится умерять свои плотские наклонности.

Марк налил ей коньяка.

— С вашего разрешения, я воздержусь, — сказал он. — Мой рабочий день еще не закончился.

— В самом деле? И кому же понадобилась ваша помощь, кроме дочки садовника?

— Моему деду, — ответил Марк.

— Какой стыд, что я сама не сообразила! — отреагировала она, ничуть не смутившись. — Как себя чувствует сэр Гарольд?

— Боюсь, что сегодня вечером неважно. К сожалению, мне пора. Я пойду по тропинке к реке и, возможно, встречу полковника.

— Полагаю, что наверняка встретите, — равнодушно согласилась она, — если, конечно, он не пытается выловить эту пресловутую рыбу на участке мистера Финна. Разумеется, он никогда такого себе не позволит, чтобы ни утверждал наш пожилой сосед.

— Тогда я, пожалуй, пойду и надеюсь, что встречу его, — раскланялся Марк.

Китти махнула розой, отпуская его, и протянула на прощание левую руку, что Марк расценил как проявление невоспитанности. Он сухо пожал ее тоже левой рукой.

— Вы не передадите от меня весточку своему отцу? — спросила она. — Я понимаю, как он волнуется из-за здоровья вашего дедушки. Пожалуйста, передайте ему, что я тоже очень переживаю.

Рука в перчатке на мгновение сжала ему руку и тут же была убрана.

— Так