Шопинг-терапия - Роз Бейли

— Я заказала для нас свиные отбивные, блюдо дня.

— Свиные отбивные? — Ксавье задумчиво постучал пальцем по подбородку с ямочкой. — А если мы хотели что-нибудь другое?

— Попробуйте, и вам понравится, — сурово сказала я.

— Все та же старушка Алана. — Тревор помешал соломинкой лед в стакане с напитком. — Расскажи, как тебе удалось попасть сюда и так быстро сделаться начальницей. А? Спишь с владельцем?

— С Минут-меном?

Парни чуть не поперхнулись кока-колой.

— Глупо даже предполагать. Нет, он парень что надо, но не думаю, чтобы жена и дочь Дэнни позволили бы мне есть с их стола. Нет, мой путь к славе и процветанию в ресторане «ЛА Минут» объясняется моими способностями и трудолюбием. Понимаю, что вам трудно в это поверить, но придется. Понятно, что большой карьеры здесь не сделаешь, но мне нравится. И мой светский опыт пригодился. Здесь я чувствую себя как дома.

— А в этой форме ты и выглядишь как дома, — сказал Ксавье. — Чертовски тебе идет.

— Может, потому, что я ее и разработала, — сказала я, потягивая кока-колу через соломинку.

— Ты имеешь в виду, ну, в своем воображении.

— В своей квартире.

Стефани принесла нам сочные свиные отбивные с зеленью и яблочным соусом, и я посоветовала:

— Ешьте, пока горячее! Терпеть не могу, когда подают чуть теплую еду. А здесь все блюда горячие и вкусные.

— Алана, ты бы послушала себя со стороны! — сказал Тревор. — Они что, промыли тебе мозги или вставили микрочип «ЛА Минут»?

— Вечно тебе хочется достать меня, Трев. Тебе досадно, что мне нравится моя работа и я с ней хорошо справляюсь?

И я рассказала им, что старая форма «ЛА Минут» практически никому из девушек не шла, к тому же синтетическая ткань не позволяла телу дышать, белые блузки были без вытачек, а широкие кушаки то и дело попадали в блюда с едой. Я указала на это Дэнни, и он потребовал конкретных предложений. Тогда я взялась за иголку с ниткой, попробовала разные ткани и фасоны. Я взяла за основу белую хлопчатобумажную блузку из магазина уцененных товаров, с рукавом три четверти, добавила перламутровые пуговицы, пришила вставку, прикрывающую грудь, и изящный воротничок и сделала множество вытачек, чтобы подчеркнуть фигуру. Одна из официанток продемонстрировала мою блузку Дэнни, он сказал: «Круто!» — и пожелал, чтобы весь женский персонал перешел на новый фасон, как только я смогу переделать двадцать четыре белые блузки.

— Тогда я поняла, что моя миниатюрная машинка, купленная по рекламе на ТВ, не годится для такой большой работы, И я пробралась в дом родителей, пока они были в отъезде, и забрала свою старую швейную машинку, которую папа подарил мне на день рождения, когда я с отличием закончила девятый класс.

— Они ее до сих пор не выкинули? — спросил Тревор.

— Ты же знаешь, папа бережливый человек.

— Я помню, когда ты получила ее, — заметил Ксавье. — Ты чуть не швырнула ее на пол, помнишь? Твой несчастный отец очень расстроился.

— Бесполезный подарок. Мне было тринадцать лет, на что мне сдалась тогда швейная машинка?

— Ну ты и ревела тогда, — сказал Тревор. — Ревела и ревела, пока твои глаза не покраснели и не стали похожи на маленькие красные луковицы. Я боялся, что ты заболела или еще что, но мама сказала, что ты просто маленькая испорченная девчонка.

— Неправда!

— Алана, ты ревела до тех пор, пока папа не достал из кошелька несколько банкнот. Две-три сотни, насколько я помню.

— Это вовсе не значит, что я была испорченной девчонкой. Я просто всегда любила красивые вещи.

Оба приятеля обменялись понимающими взглядами.

— Нечего тут заговоры устраивать. Что я могу поделать, если у меня утонченный вкус? Люди просто не понимают меня.

Мы пообедали, и Ксавье, извинившись, отправился покурить.

— Снова куришь? — заворчала я.

Он уставил на меня указательный палец:

— Даже не пытайся достать меня, женщина.

Когда Ксавье ушел вниз, Тревор кивнул ему вслед:

— Замечательный парень. Бросил пить, чтобы не подавать мне дурной пример. Плохо только то, что снова начал курить. Вредно для здоровья, но ведь он это делает ради меня.

— Ксавье тоже псих на свой собственный лад, — сказала я. — А как ты? Какие у тебя планы? Я так рада, что ты пришел в себя. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Не знаю. Еще не знаю, чем я займусь, но твердо знаю одно: к прошлому не вернусь. Семейный бизнес меня не привлекает, а если честно, то не гожусь я для семейного бизнеса. Мама никогда не думала о миллионных доходах, ее не это интересовало. Ей хотелось готовить свои обеды и кормить людей и доставлять им удовольствие. Да ты, наверное, слышала всякие семейные пересуды насчет того, что я потерял часть маминых денег на неудачных вложениях.

Мне не хотелось признаваться, что не только слышала пересуды, но и сама высказывалась весьма резко, осуждая Трева, частично из соперничества с двоюродным братом, а частично из ревности. Тревор обладал редким даром располагать к себе людей.

— Надо мной тяготело бремя. Я постоянно думал о том, что должен восполнить то, чего не сделал папа, и доказать самому себе, что могу упрочить успех маминого бизнеса. Но что бы я ни делал, все шло коту под хвост, все оказывалось не тем, что ей было нужно. Я просто бился головой о стену, возненавидел ее, возненавидел себя. — Он потер лицо рукой. — Да, я опротивел самому себе. Полный неудачник.

— Трев… — Я провела рукой по его спине, не зная, что сказать, потому что не могла я лгать, что всегда в него верила, особенно теперь, когда он был честен со мной. — Я беспокоилась за тебя, — сказала я. — Иногда готова была убить тебя.

Он засмеялся, хотя глаза блестели от слез.

— Да уж, представляю. Но ты, по крайней мере, не осталась равнодушной. Ты беспокоилась так, что хотела меня прикончить.

Мы оба прыснули.

— Дорогой, я тебя прикончу, если ты снова возьмешься за старое.

— Хорошо сказано, — оценил он. — Буду полагаться на тебя. Знаешь, я всегда удивлялся, как ты это делаешь. Настаиваешь на своем, идешь своим путем, не обращая внимания на все то дерьмо, что вокруг, и делаешь то, что тебе нравится, улыбаешься и все такое. Стоит только посмотреть на тебя в форме, которую ты сама сшила для себя и всех остальных, потому что считала это правильным и даже получила от этого удовольствие. Это редкий дар, Алана. Выбираться из всего этого дерьма самой и брать от жизни все, что считаешь своим. Даже радость… Ты ведь радуешься, правда?

— А ты? — спросила я.

— Ну… иногда. Думаю, что этот мир был бы лучше без меня. Иногда мне хочется, чтобы меня не было, чтобы я вообще не родился, не испытывал бы всех жизненных мук.