Шлейф - Елена Григорьевна Макарова

Эйн-Карем

Самоизоляция привела Шулю к неотвратимому решению, и она назначила Арону встречу в живописнейшем уголке Иерусалима, у источника, где произошло судьбоносное свидание двоюродных сестер, Марии и Елизаветы.

Эйн-Карем — излюбленное место туристов. Церкви, монастыри, кафешки и дорогие рестораны, при некоторых номера, если приспичит, но главное — природа, безлюдные тропы посреди волшебной горной растительности, которую никто пока что не отменил.

Школа, где училась Шуля, называлась «демократической». Там им честно рассказывали, что Эйн-Карем — арабская деревня и что минарет над источником возведен в шестнадцатом веке. Новых репатриантов, в большинстве своем антиарабски настроенных, возмущает соседство минарета с христианской святыней. Но даже в продвинутой школе новозаветные апокрифы не рассматривались, упор делался на ханаанейский период. Тогда, более трех тысяч лет тому назад, неподалеку от источника было крупное поселение, а в период Второго Храма к нему прорубили тоннель.

Деревня как цвела с ханаанейских времен, так и цветет, разве что вода в источнике утратила божественную силу. Прежде паломники уносили отсюда увесистые бутыли, теперь же при подходе к источнику выставлен предупредительный знак на четырех языках: «Вода не для питья». Что ж, протухает и святое.

Цвел миндаль, Арон опаздывал на 15 минут.

Обойдя источник справа, Шуля круто взяла в гору. С верхотуры открывалась панорама монастырского сада с виноградными лозами и грядами разноцветных распускающихся тюльпанов. Ворота французского монастыря, где содержались дети с остановкой развития, были закрыты, но Шуля знала код. Медленно расходящиеся железные махины распахнулись. Навстречу ей по огромному пустому двору бежал араб-охранник.

— Нельзя, госпожа Альтер, нельзя, — махал он руками, — карантин! Волонтеры уехали…

Неожиданное появление человека на экране монитора теперь вызывает страх.

— А кто с детьми?

— Матушки.

— Как они справляются без волонтеров?

— Никак.

— И что же будет?

— Таков указ министра здравоохранения, — развел он руками. — Медсестры заходят в масках и костюмах, дети при виде их истошно кричат. Бедные матушки не могут привести их в чувство. Плохое время для этих детей, госпожа Альтер. Спасибо, что не забываете.

Вдыхая аромат бело-розовых цветов миндаля, Шуля думала о том, сколь мелки ее переживания по сравнению с тем, что рассказал ей араб-охранник.

В сумке трещал телефон. Арон прибыл, ждет ее у источника.

Удар в гонг

Машина остановилась у входа в ресторан-курильню с двумя черными иероглифами на золотом фоне. Внутри — сплошные зеркала: слева, справа, в глубине и даже на лестничных пролетах. В кассе тучный китаец, голый по пояс, перекидывает костяшки счетов: он почти полностью загораживает собой длинную комнату, где в полутьме виднеются силуэты людей. Китаец с бульдожьей мордой ведет его в отдельный кабинет. Влюбленная парочка воркует по-английски над огромным блюдом с перламутровыми лангустами, на столе — гора полых пунцовых панцирей. Китаец — впереди, он — за ним. Поднявшись по лестнице, он оказывается в пустой комнате со створчатыми дверьми, на каждой — по зеленому дракону.

Бородин должен быть здесь через десять минут. Он прибыл из Уханя в Пекин за два дня до начала слушания дела по поводу ареста его жены Фани. Анатолию Канторовичу, юридическому советнику посольства, предстояло защищать Бородину перед китайским судом.

— Что подать, мистер? — спросил китаец.

— Байцзю, бутылку минеральной воды.

Духоту пекинского лета 1927 года раздувал вентилятор. Его лопасти, как в прошлые лета, двигались с той же скоростью по часовой стрелке, а вот лопасти советской машины, внедрявшей революционный дух в китайские массы, утратили прежний ритм движения, а порой и вовсе крутились впустую. И все — из-за заклятого врага Советов, титулованного бандюги Чжан Цзолиня, возглавившего Армию Умиротворения Страны. Теперь он распоряжался сухопутными и морскими силами, к нему же примкнули и белоэмигранты.

Все усилия СССР, в первую очередь огромные деньги, затраченные Страной Советов на создание аналога в Китае, провалились этим летом. Огромный штат полпредства с агентурной сетью на Юге и Севере оказался неспособным поднять феодальный Китай на революцию. Cвой первый научный труд по истории Китая Анатолий Канторович посвятил особенностям местного феодализма. Он пытался объяснить, почему Китай пока еще не готов совершить решительный прыжок в социализм, минуя капитализм. Предисловие к книжице написал вождь Коминтерна Карл Радек, за что его похвалил Троцкий. В пику Сталину, требовавшему от советского аппарата мобилизовать китайскую армию рабочих и крестьян. Июньский призыв Сталина всполошил левое крыло гоминьдановского правительства, и оно, порвав с коммунистами, пошло на союз с Чан Кайши. Что и привело к провалу нынешнего этапа революции.

Снизу доносился стук костяшек домино, слышались удары гонга и завывания однострунной скрипки. Несогласованный этот шум перекрывали разрывы петард.

Бородин, разумеется, немало постарался для того, чтобы Сталин вверил ему миссию политического советника Китайской национальной народной партии. Выступая на конференции в Кантоне, Сунь Ятсен сказал: «Чтобы учиться у русских революционеров, я пригласил Бородина в советники… Учитесь у него»!

Совместно с Сунь Ятсеном им удалось отразить японскую агрессию и объединить Китай. В 1923 году при содействии Бородина