Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла - Томас Лав Пикок

Друзья, вы, что так щедро нам воздали

За поиски важнейших истин,

Добро пожаловать к роскошному столу,

Вас ожидает в зимний час полночный

И музыка, и старое вино.

Хор:

Ночные тени разыграли представленье,

Безумства показав, в которых мир погряз.

«Стремимся мы вослед теням, мы — только тени»[491];

Но в светлой пиршественной зале, здесь, сейчас,

Реальности — для всех сладчайшая награда,

Скорей за стол — разделим радость торжества!

Афинский образец припомнить, братья, надо —

Подать меню должны нам тайные слова:

Когда язык бессилен, сердцу все права.

Мисс Грилл в роли Цирцеи была великолепна; а мисс Найфет, корифей хора, была будто сама Мельпомена, смягчившая трагическую строгость той важной улыбкой, которая неотделима от хора старинной комедии. Чары мисс Грилл совершенно околдовали мистера Принса. Чары мисс Найфет довершили бы, если б еще надобно было ее довершать, победу последней над лордом Сомом.

ГЛАВА XXIX

ЛЫСАЯ ВЕНЕРА. ИНЕСА ДЕ КАСТРО. ПОСТОЯНСТВО В ЛЮБВИ

В чистейшем храме моего ума

Прекрасный облик жив — любовь сама.

Во сне ли слышу клятвы, наяву —

Но для нее, небывшей, я живу.

Лейден[492]. Картины младенчества

Представление комедии от предполагаемого бала отделяла целая неделя. Мистер Принс, не будучи любителем балов и сверх всякой меры расстроенной тем, что мисс Грилл запретила ему четырежды семь дней затрагивать предмет, самый близкий его сердцу, с должным самообладанием внес свой вклад в Аристофанову комедию, а оставшиеся дни испытания решил провести в Башне, и там в знаках внимания сестер нашел он хоть и не совершенный непент[493], но единственно возможное противоядие против жестокого томления духа. И то сказать, две его Гебы, наливая ему мадеру, как нельзя более напоминали распоряжающуюся истинным непентом Елену[494]. Он бы мог пропеть о мадере словами Бахуса у Реди[495], восславившего одно из любимых своих вин:

Egli e il vero oro potabile,

Che mandai suole in esilio

Ogni male inrimendiabile:

Egli e d'Elena il Nepente,

Che fa stare il mondo allegro,

Dai pensieri

Foschi e neri

Sempre sciolto, e sempre esente[496].

В Усадьбе все шло тихо и мирно. Как-то вечерком мистер Грилл сказал преподобному отцу Опимиану:

— Я не раз слышал, ваше преподобие, как вы превозносили волосы — непременное условие красоты. Но что скажете вы о Лысой Венере — Римской Venus Calva?

Преподобный отец Опимиан:

— Как же, сэр, если б вы меня спросили, было ли у римлян такое божество, я не колеблясь отвечал бы «нет». И где вы ее выискали?

Мистер Грилл:

— Ну, во-первых, во многих словарях.

Преподобный отец Опимиан:

— Словарь — ничто без источников. А источников нет, кроме нескольких поздних авторов да нескольких старых грамматиков, откопавших слово и высосавших из пальца смысл. Ни у одного подлинного классика, вы ее не отыщете. Лысая Венера! Да это такая же отъявленная нелепица, как горячий лед или черный снег.

Лорд Сом:

— И все же я определенно читал, затрудняюсь только сразу сказать, где именно, Что в Риме был Храм Venus Calva, и посвящен он ей был вследствие одного из двух обстоятельств: согласно первому толкованию, разгневанные чем-то боги наказали римлянок облысением, и тогда Анк Марций[497] поставил статую своей лысой жены, и боги умилостивились, волосы у всех римлянок отросли снова, и началось поклонение Лысой Венере; по другому же толкованию выходит, что, когда галлы захватили Рим и осаждали Капитолий, осажденным не из чего было делать тетивы для луков, и женщины пожертвовали на них свои волосы, а после войны в честь этих римлянок поставили статую Лысой Венеры.

Преподобный отец Опимиан:

— А я читал ту же самую историю, отнесенную ко времени Максимилиана Младшего[498][499]. Но, ежели два или три объяснения даются тогда, как и одного бы достало для любого события истинного или вероятного, мы можем с уверенностью заключить, что все они ложны. Все это нелепые мифы, основанные на кривом толковании забытого слова. Иные полагают, что Calva применительно к Венере означает «чистая»; но я, как и многие другие, считаю, что это значит «прелестная», в смысле «обманной прелести». Вы найдете родственные глаголы, calvo и calvor — активные[500], пассивные[501][502] и отложительные[503] — у Сервия, Плавта и Саллюстия. Никто не будет утверждать, будто у греков была лысая Венера. Venus Calva у римлян — это то же, что у греков Aphrodite Dolie[504]. Красота с лысиною несовместима; зато она совместна с обманом. По Гомеру, обманная прелесть «льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных»[505] — важная часть пояса Венеры[506]. Плетущая обман Венера[507], называет ее Сафо. Но к чему мне нанизывать примеры, когда поэзия так изобилует жалобами на обманную любовь, что каждый из присутствующих, я уверен, ни секунды не задумываясь, может снабдить меня подкрепляющей цитатой? Хотя бы мисс Грилл.

Мисс Грилл:

— Ах, ваше преподобие. Для любого, у кого есть память на стихи, тут только l'embarras de richesses[508]. Мы бы до полуночи твердили одно и то же. Зато быстро истощились бы в примерах верности и постоянства.

Преподобный отец Опимиан:

— Быть может, не столь уж быстро. Если б мы стали приводить такие примеры, я назвал бы вам Пенелопу против Елены, Фьердилиджи против Анджелики, Имогену против Калисты, Сакрипанта против Ринальдо и Ромео против Анджело[509], и так почти до ровного счета, я говорю «почти», ибо в конце концов число неверных в списке возобладает.

Мисс Тополь:

— И вы думаете, доктор, что можно найти много примеров любви единственной на всю жизнь? любви, так и не перешедшей со своего первого предмета ко второму?

Преподобный отец Опимиан:

— Платон считает, что любовь такова по своей сути, и поэзия и проза романтическая дают нам много тому примеров.

Мисс Тополь:

— И еще больше примеров противному.

Преподобный отец Опимиан:

— В самом деле, если судить о жизни, какой она нам представляется по собственному опыту, по источникам историческим и жизнеописаниям, мы мало найдем в ней примеров верности первой любви; но можно