«Крокодил» - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да пребудут во всей вселенной
эти заповеди нетленно:
1. Не опаздывайте на службу.
4. Не закладывайте по дружбе…
13. Не берите буфеты с бою!
15. Не слюнявьте конверт губою…
17. Не злорадствуйте за спиною.
18. И о вежливости взаимной
вспоминайте в конторе дымной.
19. В выходной, ухмыляясь хитро,
пейте в меру — не больше литра!
26. Не нашептывайте на ухо…
27. На старуху бывает проруха.
28. На проруху всегда заплата!
36-41. ВЕРЬТЕ В ИСТИНЫ ПРОПИСНЫЕ!
42. Не живите с женою брата
и с сотрудницей аппарата…
45. Циркуляры необъяснимы.
47. Веселей и полезней йога
бюрократа и демагога!..
52. По президиумам не прейте.
57. Соблюдайте секрет в секрете…
58.
(72. Дозвониться нельзя до Бога,
но не следует жить убого…)
59.
64. Берегите от моли душу —
не высовывайте наружу…
70. Обходитесь без мордобоя
в спорах с собственною судьбою!
89. Жизнь — единственная утрата
(2. Зато 18-го зарплата…)
97. Не любите на скорую руку.
— ЗА ВСЁ ЗА ЭТО ГРЯДЕТ РАСПЛАТА!
Постигая сию науку,
я полжизни обрек на муку.
Александр Моралевич
КОЧЕГАР ВОЛОШИН
Истопное дело — это дело при огне, а потому безотлучное. На столовский обед из трех блюд от топки не уйти. Поэтому кочегар Колотушкин уложил в сумочку с надписью про спидвей два домашних коржа, баночку простокваши и широкогорлую флягу со щами, свой обед.
Был на дворе октябрь, и на выходе из дому кочегар Колотушкин повязал в два оборота шарф, ровно распределил концы его на груди, а телогреечку застегнул под горло. Кочегары — они очень подвержены простудам, калясь возле топок.
И по рассветной осенней темени споро пошел кочегар Колотушкин на службу, менять с ночной смены Толю Волошина. Поскольку Волошин просил Колотушкина прийти пораньше, поскольку с утра хотел Волошин с женой не только купить капусты на зиму, но и нашинковать ее. Им, Волошиным, славно удавалось это — капуста.
На подходе к котельной глянул Колотушкин на дым из трубы и сразу определил, что не держит Волошин в топках огонь под должную тысячу градусов, а может, едва выдает семьсот. Разнервированный таким непорядком, Колотушкин шугнул куском угля невеликую собаку цвета яичницы, что ковырялась в угольной куче. А затем, толкнув кулаком никогда не запирающуюся дверь, вошел в котельную.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В жарком помещении одушка всегда сильнее, и сразу определил утренний, со свежего воздуха Колотушкин: пили. Тут — пили!
— Анатолий! — строго позвал Колотушкин. — Ты чего, земеля, сдурел? А, земеля? Ты где?
Но больше ничего не сказал дневной кочегар в поисках ночного, потому что увидел у порога фуражку Волошина. И сразу определил, что фуражка эта не в порядке, а потоптана ногами. Тут метнулся Колотушкин по помещению, и вмиг у верстака обнаружил на полу потеки крови, а вон она же и у дверей, обочь фуражки.
Тут ударила мысль, что скорей, конечно, надо в милицию, но задним планом к этой мысли присоседилась и другая: топки ведь затухают! Покуда пробегаешь — совсем сквасится температура, поди выведи потом котельную на режим.
И с лопатой наперевес бросился Колотушкин к топкам, подпитал первую, вторую, дошел до крайней топки — и увидел в топке каблук. Резина-то на нем опеплилась, но жива была сиреневого цвета подковка. Знал Колотушкин эту подковку, не поддающуюся истиранию, а вот теперь и огню. Потому что была она из металла под названием титан. «Веселые подковки!» — говорил про них Волошин. Засмеется, шаркнет ногой по бетону — и от подковки искры белым снопом. Чистый конь из сказки, когда копытом оповещает, где под землею клад.
И вот теперь обугленное тело кочегара Волошина лежало в топке.
Первым делом Колотушкин схватил брандспойт, чтобы топку залить и спасти товарища. Потом подумал: поздно, не помочь уже тебе, земеля. И нарушишь следы, важные следствию. Вот и собачка та, рыжая с белым — неспроста она в угольной куче рылась. Никогда там прежде интересу собачкам не было.
* * *Уже очень и очень скоро следствие с надлежащими ордерами посетило гражданку Лазутикову.
— А я знать ничего не знаю! — закричала гражданка Лазутикова и приняла позу «Незнакомки» художника Крамского, находящейся уже на пенсии. Но тут же была найдена следствием в жилище Лазутиковой початая трехлитровая бутыль самогона, заткнутая газетной пробкой.
— Бывает со мною, — сказала тогда Лазутикова, меняя положение «руки в боки» на положение «по швам». — Случается, на день сорока мучеников себастийских выпью или еще какая дата. Вот и гоню.
А следствие развернуло тем временем затычку из четвертной бутыли и сличило с двумя другими затычками, меньшими.
— Все три из одной газеты, — определило следствие. — «Советская культура» от 25 июля 1984 года.
— Ну, виноватая, виноватая, — согласилась Лазутикова, всеми телодвижениями подчеркивая, что приведись еще раз — нипочем не использует она на затычки центральную газету, а применит газету не более как районную, а то и вовсе упаковочную бумагу.
— Да мы не про то, — раздосадовалось следствие. — Вчера, около 22.00, вы продали двоим мужчинам в двух бутылках из-под лимонада, укупоренных этими газетными купорками. свой самогон. Запомнили вы этих мужчин?
— Чего это я их запомню? — в голос закричала Лазу-тикова. — Чего они, песня, что ли, или швейная машина «Подольск»?
— Эти двое, что купили у вас самогон, — сказало усталое следствие Лазутиковой, — около полуночи сожгли в топке живого человека, кочегара Волошина. Вы запомнили двоих, кому ночью продали выпивку?
…Нашей милиции, нашей прокуратуре, нашим судам лихо, с завитушкой расписавшись об уголовной ответственности за ложные показания и никакой такой ответственности не опасаясь, с упоением врут по мелким, средним, а часто и крупным делам сотни тысяч людей.
— Да как же, гражданин, — томится следователь прокуратуры, — ведь хищение пяти контейнеров полупальто происходило при вас, как же вы, весовщик товарного двора, ничего не видели?
