Загадки поля Куликова - Юрий Звягин

То есть картинка перед нами все та же, что и в случае с описанием Куликовской битвы. Псковские летописцы о случившемся не знают почти ничего, новгородские — чуть побольше, тверские — еще немного лучше. А те, кто писал московские летописи, сначала составляют не очень большое известие, а по прошествии некоторого времени начинают его «распространять», дописывая массу назидательных изречений, но в то же время и ряд мелких подробностей. И делается это в то время, когда свидетелей старых событий уже не осталось. То есть, с одной стороны, взять эти подробности уже негде, но с другой — и поправить некому.

Кроме того, в процессе создания большого варианта в него вписываются новые враги. И им приписывается все более активная роль в событиях. Новгородский вариант ничего не знает о помощи Олега и нижегородских княжат Тохтамышу. Краткий рассказ уже сообщает, что Олег показал броды на Оке, а Дмитрий Константинович отправил сыновей к царю, но никакой роли нижегородские княжата во взятии Москвы не играют. Тверской вариант уже пишет о том, что нижегородцы подтвердили добрые намерения царя москвичам. Хотя, заметим, только тут упомянуто, что татары ограбили и Суздаль. Что странно, если нижегородский князь с ними союзничает. Наконец, Пространный рассказ приписывает Семену и Василию Константиновичам главную роль в обмане Остея и москвичей. Прямо говорится, что именно их заверениям в миролюбии царя верят осажденные и открывают ворота. Об Олеге же повествуется уже, что он рассказал Тохтамышу, как пленить русскую землю и взять Москву. Точно так же в произведениях о Мамаевом нашествии постепенно накручивали обвинения против Олега.

Но есть у рассказов о нашествии Тохтамыша и свои особенности. Первая — отсутствие достоверных дат. Если для Куликовской битвы указанное число совпадает с указанным же днем недели, то для начала осады Москвы нет ничего даже близкого. Вторая — судя по всему, никому не пришло в голову окончательно превращать эту летописную повесть в литературное произведение. Нет ничего похожего на Сказание о Мамаевом побоище. Вообще, рассказы, содержащиеся в Новгородской четвертой и Софийской первой летописях — самые подробные. Дальше их либо повторяли, либо даже сокращали.

Взгляд из восемнадцатого века

Особая версия предложена была Татищевым. Традиционно ее, насколько я могу судить, игнорировали. Так что изложим татищевскую историю о взятии Москвы поподробнее.

Начать с того, что в «Истории Российской» она стоит под 6891, а не 6890 г.! То есть «последний русский летописец» счел нужным отодвинуть нашествие Тохтамыша на год подальше.

И надо признать: у него были для этого вполне веские основания. Рассмотрим события, которые произошли между Куликовской битвой и нашествием Тохтамыша. В летописях сообщается следующее. После победы над Мамаем Тохтамыш прислал послов с этим известием на Русь. Русские князья в ответ «сами на зиму ту и весною без всякого промедления» отправили в Сарай своих послов с дарами. Дмитрий — не исключение. О нем даже сказано конкретнее, что он отправил послов 29 октября. Об этом сообщает Никоновская летопись: «Тоя же осени князь великiй Дмитрей Ивановичь, месяца Октября въ 29 день, на паметь преподобныа мученици Анастасiи Римлянины, отпусти киличеевъ своихъ Толбугу да Мокшiа во Орду къ новому царю Волжскому Тахтамышу з дары и съ поминкы»{315}. То есть Дмитрий ответил Тохтамышу даже раньше остальных (что характерно!).

По январскому началу года это все еще 1380-й. Но Татищев пользуется сентябрьским годом. Для него 1 сентября 1380 г. уже наступил 6889 г. от С. М. Никоновская летопись, кстати, тоже ведет счет года от 1 сентября.

Возвратились послы Дмитрия «того же лета… месяца Августа въ 14 день»{316}. Но это уже 14 августа 1381 г.

Под 6889 г. в Никоновской летописи сообщается, что из Царьграда пришел Пимен, поставленный там в митрополиты. Но потом летописец явно опомнился, зачеркнул и поставил 6890-й, чему следует и Татищев, поскольку было это осенью, т. е. после 1 сентября 1381 г., а тогда пошел уже 6890-й сентябрьский год. Именно той же осенью, как пишут летописи, на Русь приходят послы от Тохтамыша. Но по абсолютно непонятной причине (непонятной самому летописцу, о чем он и говорит) поворачивают назад.

Под тем же годом в летописи и у Татищева указано появление кометы («тоя же зимы и тоя же весны являшеся некаа знаменiа на небеси, на востоце, предъ ранними зарями: аки столпъ огненъ и звезда копейнымъ образомъ»){317}. Она действительно, по таблицам в книге Святского, была и в ноябре 1381 г., и в марте 1382-го. Летописец считает это предвестником нашествия Тохтамыша. Историк с этим согласен. Еще и о страшном громе и сильном ветре в Неделю Всех Святых, сильно напугавших людей, сообщает.

А вот дальше Татищев с летописью расходится. Летописец помещает нашествие Тохтамыша под тем же самым 6890 г., а Татищев — под 6891-м. Почему?

Понять его можно. В летописях он находит сообщения о том, что 6 мая умер Василий Кашинский, а 14 августа у Дмитрия родился сын. Сообщение о нахождении Тохтамыша следует за ними. Но до начала следующего года, 1 сентября 1382 г. от Р.Х., остается совсем немного времени. Вроде боевым действиям и развернуться-то некогда. Ведь 20-го, если верить летописям, Тохтамыш уже под Москвой. А за это время Дмитрий должен был успеть получить сведения, собрать совет (в том числе пригласить союзных князей), убедиться, что сил для борьбы недостает, отдать все распоряжения и уйти в Кострому.

И еще: летописцы упорно сообщают, что нахождение было на третий год Тохтамышева царствования. Но если тот сел в Сарае осенью 6889 г., то третий год пойдет осенью 6891-го! Август тут никак не годится.

На самом деле все может объясняться проще, если верны предположения, что Тохтамыш в Сарае сел еще весной 1380 г. Тогда все объясняется: к лету 1382 г. уже шел третий год его царствования.

Но Татищев-то был уверен, что все правильно, и Тохтамышево царствование нужно отмерять с осени. Вот и пришлось ему переписывать дату. В результате возник целый год разрыва. Год, в который до нашествия Тохтамыша ничего не происходит. И дальнейшие события, вроде похода Дмитрия на Рязань, Татищев датирует уже 6892 г.

Надо отметить: замечание насчет третьего года царствования не одного Татищева с толку сбивает. Кое-кто из-за этого даже пытается дату Куликовской битвы передвинуть на 1379 г. Просто за это время в оборот были введены летописи, которых Татищев не знал (Симеоновская, Рогожский летописец). А в них сказано, что в 6891 (мартовском) г. Благовещение приходилось на среду Пасхальной недели, что соответствует 25 марта 1383 г. Поскольку эта запись следует за рассказом о Тохтамышевом нашествии, стало быть, последнее должно однозначно относиться к 1382 г. И мы снова попадаем в ситуацию, когда, если взятие Москвы было на третий год Тохтамышева царствования, то оно должно было начаться ранее августа 1380 г. И если считать, что Тохтамыш пришел в Сарай после Куликовской битвы, остается только перенести саму дату битвы на год назад. Хотя в действительности сделать это нельзя. Ведь для 1380 г. мы имеем целых две датировки: Благовещение, совпадающее с Пасхой, и Рождество Богородицы в субботу.

Между прочим, нестыковку эту (насчет трех лет) уже старые летописцы, похоже, отмечали. По крайней мере, в т. н. Типографской летописи (изданной Московской синодальной типографией в 1784 г.) вместо традиционного третьего, указан второй год Тохтамышева царствования. Произведение это написано, судя по сохранившимся спискам, в первой трети XVI в., хотя по тексту исследователи и считают, что использовался некий протограф конца XV в. Видимо, и тогда у некоторых летописцев возникали сомнения относительно точности предшественников. Но все же в большинстве призведений (в том числе в официальной, так сказать, Никоновской летописи) осталось указание на третий год.

Кстати, нужно отметить: путаница в том случае, когда годовая статья начиналась с известий, относящихся к сентябрю, возникала нередко. Для примера укажу на упоминавшуюся выше неувязку с датой нашествия Едигея. Традиционно это событие относится к 1408 г., хотя, как я уже отмечал, датируется в Рогожском летописце и Симеоновской летописи 6917-м, то есть 1409 г.

Откуда это пошло? Судя по всему, ответ прост. В летописях, имеющих первоисточником Троицкую, нашествие Едигея датируется 6917 мартовским годом. То есть это четко 1409-й. Но начинается она в Симеоновской летописи (в Рогожском часть статьи потеряна) с известия о том, что 1 сентября великий князь Василий Дмитриевич «събравъ силу многу, поиде противу Витовта»{318}. При том что в предыдущей статье последняя названная дата — 26 июля (приход Свидригайло на службу к Дмитрию Ивановичу). Однако анализ всех окрестных статей не позволяет сомневаться, что изложение идет с использованием мартовского начала года.