Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

— Дай-то бог! Но вернемся к прозе жизни. Конкретно, сейчас, сегодня, что сулит открытие Маштакова лично нам? Я имею в виду… Ну, ты понимаешь.

— Об этом и речь, Олег Константинович. Прежде всего, наладив выпуск изделия в промышленных масштабах, мы приобретаем невиданное в истории абсолютное и в то же время гуманное оружие. Любой враг, внешний или внутренний, может быть просто выброшен за пределы нашего времени. В зависимости от мощности и настройки аппарата — один человек, рота, дивизия, целое государство, в конце концов. Мгновенно и бесследно.

— Ты хочешь сказать, что возможно и индивидуальное, ручное оружие на этом принципе? Вроде пистолета?

— Полагаю, да. Разумеется, это будет выяснено в процессе дальнейших исследований. Пока же образец имеет вес около двадцати килограммов и раствор луча более двухсот градусов. Дальнодействие на практике не испытывалось. Поскольку последствия непредсказуемы.

Князь подошел к карте. Долго на нее смотрел, словно прикидывая наиболее подходящий район испытаний.

— Да. Проблема. Оснований применить изделие на практике вроде и нет. Не станем же мы удалять целиком население той же Турции, которая нам ничего плохого не сделала. Пока.

А испытывать в пустынной местности, как атомную бомбу, смысла нет тем более. Ничего не увидим, не поймем и не узнаем. В итоге все это дело имеет пока чисто теоретический интерес, так?

— Не совсем, Ваше Высочество. Испытания провести все же можно. Где-нибудь в Сибири, к примеру. В совершенно безлюдных местах, на стаде оленей, коров и тому подобных объектов… С направлением луча в сторону Ледовитого океана. Тогда человеческие жертвы можно практически исключить.

— А если где-то в тундре и попадут в зону действия кочующие ненцы или чукчи, так какая им разница, в каком времени оказаться, так?

— Примерно так, Ваше Высочество.

— Совершенно не так. Ты упускаешь самое главное. Выбить из нашего времени то или иное количество врагов — стоит ли огород городить с привлечением науки и за большие деньги? То же самое, ничуть не хуже, сделает пулемет или бомба. У нас их, слава богу, хватает. Какая нам разница, умрут они реально, прямо здесь, или окажутся где-то там… — князь описал рукой геометрическую фигуру неопределенной формы, — в своем неповрежденном облике?

Чекменев не мог не согласиться, что резон в словах князя присутствует.

Князь позвонил и осведомился у мгновенно возникшего на пороге адъютанта, не собирается ли он заморить их голодом?

Склонности к юмору офицер не испытывал.

— Никак нет, Ваше Высочество. В буфетной все готово. Изволите пройти?

— Изволю. От разговоров с тобой у меня сразу пересыхает горло, — это уже было сказано не поручику, а Чекменеву. — Пойдем перехватим по-гвардейски.

В смысле гвардейских привычек князь подражал своему августейшему прапрадеду Александру Третьему Миротворцу.

То есть любил застолья с офицерами свиты и конвоя без церемоний. Холодные закуски, простая пища с полковой кухни, из напитков по преимуществу водки, настоянные на травах, кореньях и ягодах. А нередко и просто «тычок», то есть сто граммов без закуски. Особенно на рыбалке или за картами.

— Дело ведь не в том, Игорь, чтобы от врага избавиться или территорию для дальнейшего освоения очистить, хотя и это тоже надо, не спорю. — Князь вдумчиво намазал кусок белого хлеба вологодским маслом, положил сверху пластинку балыка, не чокаясь с Чекменевым, опрокинул рюмку, смакуя, закусил.

— Ты не стесняйся, не стесняйся. У нас не званый обед. Хочешь есть — ешь, пить — пей. На меня не смотри.

А маштаковскую идею я с самого начала понял и тут же начал ее в другую сторону крутить. Меня возможность проникнуть в свободную от людей страну с неповрежденной инфраструктурой куда больше заинтересовала. Что он говорит по поводу возможности сходить туда и вернуться?

Чекменев мгновенно понял, что имеет в виду князь. А ведь действительно! Такой шанс со времен великих географических открытий ни одному правителю судьба не предоставляла.

Перспектива ведь — дух захватывает. Найти путь в параллельный мир, абсолютно идентичный нынешнему, но — безлюдный. Никому не принадлежащий. Без всяких войн, завоевательных походов, риска и потерь ты становишься хозяином целой планеты.

Этой самой планеты. Германия, Франция, Англия, Америка, нынешние союзники, которые в то же время сухой корки бесплатно не дадут, не говоря о продукции высоких технологий. А так — обеспечь надежный переход туда и обратно и хоть железную дорогу строй!

Да нет, и строить не надо — дороги, и железные, и шоссейные, и морские — уже есть! Только терминал оборудовать надо, секретный стык здешних и тамошних коммуникаций. Туда трофейные команды перебрасывай, здесь добычу принимай.

И вообще, если маршрут отлажен, можно будет жить хоть здесь, хоть там, в свое полное удовольствие…

— Гениально, Ваше Высочество! Вот этой проблемой мы и займемся немедленно.

— Льстить мне не надо, Игорь. Похоже, служба начинает тебя портить. Лучше водки выпей.

Чекменев выпил, с неприятным ощущением, что действительно начал делать ошибки. Ему вдруг показалось, что князь уже начал вживаться в роль будущего диктатора-самодержца, смотреть на окружающих с подобающей надменностью, считать произносимые слова истиной в последней инстанции. И что-то дрогнуло у него в душе.

«Нет, наверное, больше всех прав Ляхов. Немедленно следует самому провериться на его „верископе“ и всех на нем проверить. Ужас, что делает с нами причастность к власти». Генералу на самом деле стало стыдно. От кого-кого, а уж от самого себя не ждал он такого ползучего, изнутри возникающего раболепства.

И неоднократно уже обсуждавшаяся им с Ляховым проблема подбора кадров представилась в несколько новом свете.

Тут же, пересиливая себя и одновременно испытывая некоторое даже мазохистское удовольствие, он, предварительно выпив еще одну рюмку зеленоватой, на чесночных зубках, водки, сообщил князю суть посетивших его мыслей:

— Да, Игорь, в том и беда. Совершенно также моментами и я себя ощущаю. Одно дело — заштатный Местоблюститель, совсем другое — вообразить себя Императором, равным Александру Второму. Воображаю: вот, не для собственной корысти, для блага державы исключительно возьму всю полноту власти, стану править мудро, строго и так далее… И останавливаю себя. А сумею ли?

— Олег Константинович, если почитаете дневники ваших предков и предшественников, увидите: всех их эта тема волновала. Хотя и не в той мере. У них легитимность власти вопроса не вызывала.

— У меня тоже не вызывает. Я другого боюсь. Выпьем?