Орел и Волки - Саймон Скэрроу

Где же, и впрямь, этот хренов Тинкоммий? И не менее хренов Макрон?

— Ты заплатишь за это, римлянин! — прорычал сквозь зубы Артакс. — Предупреждаю, лучше не суйся!

Катон прыгнул вперед, но на сей раз Артакс был готов к нападению. Он отступил в сторону и огрел дубинкой противника по лопаткам. Центурион, из которого удар вышиб дыхание, рухнул наземь. Он видел, как кельт удовлетворенно кивнул, и ждал, что сейчас тот добьет его, сокрушив череп. Этого не произошло: Артакс повернулся к царю. Но не успел ничего предпринять: послышался тупой звук — и знатный атребат вскрикнул, пронзенный охотничьим копьем своего царственного кузена. Отброшенный силой удара в сторону, он упал, темное древко косо поднялось к небу. Тинкоммий, шатаясь, подошел к телу, схватился за копье, уперся ногой в ребра около раны и с поворотом вырвал зазубренный наконечник из груди Артакса. Потоком хлынула кровь, тело Артакса напряглось и дернулось, будто он силился встать. Тинкоммий каблуком припечатал кузена к земле, и тот на последнем издыхании протянул руку и вцепился в тунику Верики.

— Царь… царь…

Катон все еще лежал на земле. Воздух пока не шел в его легкие, а руки и плечи после удара совсем онемели, отказываясь повиноваться, и ему оставалось только смотреть, как Тинкоммий опускается на колени возле царя, выискивая в нем признаки жизни.

Затрещали ветви, и на поляну из лесной чащи вывалился Макрон, потрясая копьем, которое он готов был метнуть в любого, кто встанет у него на дороге. Растерянно оглядевшись, ветеран осадил коня, соскочил с седла, подбежал к Катону и перевернул его на спину.

— Ты в порядке?

— Сейчас отдышусь.

Макрон кивнул, потом взглянул на поверженного Артакса, так и сжимавшего в мертвой руке складку царской туники. Тинкоммий повернулся и холодно встретил его взгляд.

— Что тут происходит?

— Артакс… — пробормотал Катон. — Он пытался убить Верику.

— Как царь? — крикнул Макрон Тинкоммию. — Жив?

— Жив. Пока, — кивнул Тинкоммий.

— Ну ни хрена себе! — выдохнул Макрон. — Что же теперь будет?

ГЛАВА 25

— Как старик? — сразу спросил Макрон. — Есть улучшения?

Катон, присев на скамью рядом с другом, покачал головой. Он только что вышел из царской спальни, где римский медик ухаживал за царем под бдительным присмотром Кадминия. Макрон пил местное пиво и старался хоть чуточку обсушиться возле тлеющих углей жаровни. День сегодня выдался долгим и трудным во всех отношениях.

Назад в Каллеву охотничий отряд с раненым государем спешил под проливным дождем. До города добрались к сумеркам, промокшие и дрожащие. Трибун Квинтилл приказал Катону и телохранителям отнести Верику в царские покои, тогда как Макрон стремглав помчался на базу за лекарем. Квинтилл велел ему также поднять по тревоге когорту Волков и усилить охрану римского лагеря, а заодно и всего периметра Каллевы на тот случай, если кто-нибудь из недоброжелателей Верики решит воспользоваться весьма удобным моментом для смуты. Как только воины с наспех зажженными факелами разошлись по постам в ожидании новых вестей о царе, Макрон счел за лучшее присоединиться к Катону.

Пиршественный зал был заполнен людьми, толпившимися небольшими группами возле дощатых столов. Несколько телохранителей Верики несли караул у его личных покоев, обнажив мечи и пребывая в полной готовности отразить любую угрозу. Помещение полнилось шепотками и приглушенными голосами, все взоры то и дело обращались к входу в царскую спальню. Весть о ранении государя уже вышла за пределы его обиталища, распространилась по грязным городским переулкам, и все менее знатные жители Каллевы, вне зависимости от рода занятий и званий, тоже встревоженно ожидали каких-нибудь новостей.

Катон, в то время находившийся у царя, наблюдал, как медик удаляет кровь и грязь с раны на голове старика. Покончив с этим, лекарь шумно вздохнул, мягко прикоснулся к обесцвеченной коже под редкими волосами, а потом снова сел и кивнул командиру:

— Пока он жив и какое-то время протянет.

— А поправится ли? Каковы его шансы?

— Кто знает? С таким ранением он может с равным успехом или встать через несколько дней, или сойти в могилу.

— Понимаю, — пробормотал Катон. — Что ж, делай что можешь.

Царь лежал в постели, из-под наложенной на рану повязки выглядывало совсем бледное обострившееся лицо. Старик дышал, но грудь колыхалась так слабо, что он казался мертвее покойника.

— При любом изменении немедленно дай мне знать, — сказал Катон лекарю.

— Разумеется, командир.

Катон отступил от кровати, собираясь направиться к двери, выводящей в большой зал, но перед тем, как покинуть спальню, помедлил. Дверь в противоположной стене вела в палату приемов, и оттуда неслись разгоряченные голоса: там шло нестихающее обсуждение неслыханного доселе события и мер, какие должно принять в связи с ним. Затем Квинтилл громогласно призвал всех к молчанию. Юношу так и подмывало подойти ближе, чтобы хоть что-то расслышать, но присутствие лекаря остановило его. Выйдя в большой зал, он увидел сидевшего на ближней лавке Макрона и поспешил подсесть к другу.

— Никаких, значит, улучшений? А что говорит хренов медик?

— Немногое, — ответил Катон, сознающий, что его появление из царской спальни приковало все взоры. — Артакс сильно ранил царя. Тот потерял много крови, но череп цел. Он может выжить.

— Лучше бы ему так и сделать, — буркнул Макрон, оглядывая помещение. — А то у меня есть ощущение, что кое-кто из собравшихся был бы лишь рад смене власти. Далеко не все нас тут жалуют.

— Ничего странного, — пожал плечами Катон. — Но, думаю, они просто растеряны.

— Растеряны?

От удивления Макрон повысил голос, и многие лица, освещенные пляшущим пламенем развешанных по стенам факелов, повернулись к нему. Центурион придвинулся ближе к товарищу.

— Шайка растерянных кельтов? Ну надо же! Вот уж не чаял такого увидеть.

— Вряд ли их можно за это винить. Если царь умрет, они одним махом лишатся и его, и того наследника, которого он мог бы назвать. Взамен Артакса. Все может случиться, а имя преемника неизвестно. Советники Верики избирают кандидата в правители. Будем надеяться, что Квинтилл убедит их поддержать лояльного к римлянам человека.

— А где, кстати, он, наш лощеный трибун?

— Сейчас на совете, в палате приемов.

— Надо думать, распускает там перья?

— Вряд ли, — пробормотал Катон. — Перьями тут не возьмешь. Надеюсь, он не настолько туп, чтобы не понимать, чем чреваты последствия изменения отношений здешних жителей с Римом, и нагонит на атребатов достаточно страху, чтобы они проявили благоразумие. Для нашего и для общего блага.