Львы и Драконы - Виктор Исьемини

Старший монах снова вздохнул и заявил:

— Брат Тонвер, возьми вожжи, я хочу немного пройтись. Ноги разомну.

Монах решил, что, шагая в стороне, может ненадолго отдохнуть от общества болтунов. Тонвер, веселый и доброжелательный, как всегда, тут же пересел на облучок и обратился к проповеднику:

— А вам, брат Когер, я напомню о том, что вас уже как-то приглашали в столицу. Верно?

— Да, брат мой, но…

— К покойному императору, светлая ему память, — тут же подхватил толстяк, не давая собеседнику завладеть инициативой, — и его императорское величество, хотя и не проникся духом ваших проповедей, брат Когер, однако назначил пенсию, не так ли?

— Да, мне было назначено содержание, благодаря которому я получил возможность продолжить свои труды. Но его императорское величество Элевзиль погиб злою смертью…

— Как мученик! — снова встрял Тонвер, — воистину, как мученик за веру погиб добрый император!

— Да, да!

В голосе Когера послышалась заинтересованность, а старший монах задумался — не для того ли приглашен проповедник в Ванетинию, чтобы своим авторитетом подтвердил возведение покойного Элевзиля в сан мученика? Заиметь святого покровителя было бы хорошим ходом. Тем временем Тонвер гнул свое:

— А ведь священные книги учат нас воздавать добром и за доброе, и за злое! Слыхали ль вы, брат, историю Мерка Старого и разбойников? Нет? Блаженный Мерк угодил как-то в лапы разбойников, злодеи связали его, посулив казнить наутро, а сами предались пьянству и прочим излишествам. Однако, когда они перепились и уснули, Мерк сумел освободиться от пут и в свою очередь связал их. Наутро, вооружившись дубинкой, добрый странник растолкал связанных злодеев и повел в город, где их ждала неминуемая казнь. Атаман разбойников просил блаженного отпустить их и клялся, что оставит стезю зла, на что Мерк ответил: «Нет, несчастная заблудшая душа! Не верю, что ты обратишься к добру, Мир и мирское губит тебя, уж лучше быть тебе казненным, но спасти душу! Я же воздавая добром за зло, помолюсь за вех вас бесплатно, ибо уплатить вам нечем!» Так сказал блаженный Мерк, ибо отобрал у разбойников не только свои собственные деньги, но и все ценности, что нашлись у этих заблудших агнцев. И блаженный был, разумеется, мудр в своем решении. Отпусти он злодеев, те непременно нагрешили бы сызнова и ждало бы их Гангмарово Проклятие, а вот теперь эти агнцы несомненно пребывают в Гилфинговом Блаженстве, ибо молился за них величайший подвижник и предстоятель!

— А мораль, брат мой? — вскричал очарованный Когер. — Какая мораль?

Тонвер, уронив вожжи на колени, развел пухлыми ладошками.

— Откуда же мне знать, добрый брат? Я маленький человек… Прислушайтесь к словам его высокопреосвященства, и исполните их в точности, не задавая лишних вопросов. Такая мораль, полагаю, не хуже любой иной.

— Да, но как же я…

— Только проповедью! — встрял в беседу старший монах. Он решил, что наконец-то пришел удобный момент сказать то, что поручено. — Одной из ваших великолепных проповедей послужите делу Света. Оглянитесь, брат Когер! Мир на пороге новой Великой Войны. Церковь и Империя — против нелюдей и отступников. Сейчас настало время сделать выбор — каждому! Каждый в душе своей должен решить, со Светом он или с Тьмою! Гевцы — безбожники и друзья нелюдей — осмелились поднять меч против законного монарха. Скажите, брат, свое слово, обратитесь к людям, к истинным сынам Гилфинга Светлого, вразумите словом, пусть отступятся от негодного короля Гевы, злодея и клятвопреступника, пусть станут на сторону светлого императора Алекиана! Грозные знамения предвещают беды, испытания и несчастья грядут…

— …И жрать хочется, — хладнокровно заключил брат Тонвер.

В первой же деревне, которая попалась на пути, Дартих купил новую одежду, в затем, увел спутника прочь. Тот ожидал, что они отыщут харчевню или постоялый двор, чтобы поесть горячего, но коротышка был неумолим. На расспросы он ответил (сопроводив слова, как обычно, крепким тычком под ребра):

— Деревенька малая, смекаешь? И мужиков не видать.

— Смекаю, но что с того? — потирая ушиб, спросил парень.

Они уже проходили мимо окраинных домишек, удаляясь из села. Дартих оглянулся, дернул цепь, поторапливая невольника, и принялся объяснять:

— Раз деревня мала, то и постоялого двора здесь нет. Дорога-то не слишком оживленная, места глухие. Незачем здесь постоялому двору быть. Дальше… раз мужиков не видать, то похоже, что местных мы как раз и повстречали, когда они за гномиком-то гнались. И если кто из них живым возвратится да нас приметит — быть беде. Понял? А ну, давай-ка за мной, с дороги.

Путники спустились в овраг, где журчал довольно глубокий ручей. Там Дартих разделся сам, и заставил невольника сбросить все провонявшие грязные тряпки. Затем велел лезть в воду.

— Там холодно, замерзну… — протянул невольник. — и цепи заржавеют. А может, снимешь их, а? Я не убегу, честно.

— Ничего, лезь давай, — напутствовал его Дартих, и принялся разводить на глинистом берегу костер.

Затем коротышка швырнул в огонь тряпье и быстро вбежал а ручей, поднимая тучи брызг. Рухнул в воду, поворочался, затем принялся быстро оттирать грязные бока. Юноша несмело попробовал ногой воду — холодно. Но, делать нечего, бултыхнулся тоже, от студеной воды захватило дух. Наскоро отмывшись, выскочил на берег, гремя кандалами, и стал растираться чистой рубахой, купленной для него Дартихом. Когда он пришел в себя и немного согрелся, то по примеру коротышки завернулся в плащ и сел у костра, с наветренной стороны, чтобы меньше доставалось смрада от сгоревшей одежды. Хозяин уже варил овощи в горшке, который, оказывается, успел стащить в деревне. В кошельке гнома нашлось довольно много серебра, можно было и купить горшок вместе с одежей, но почему-то Дартих предпочел воровство. Привычка, быть может.

Во время купания невольник заметил, что хозяин его — довольно рыхлый на вид. Прежде парень замечал, что Дартих отличный пешеход и ловкий боец, но вот фигура у него оказалась, прямо сказать, не выигрышная — пузатый, с дряблыми мышцами и тонкими руками. До чего бывает обманчива внешность!

Коротышка отомкнул ножные кандалы, чтобы юноша смог натянуть штаны, затем снова защелкнул замки. Потом операция повторилась с рубахой. Парень с сомнением ощупал грубую ткань плаща.

— Ничего! — подбодрил его хозяин. — Пока в таком походишь, а как до города доберемся, снова сменим наряд.

Но до города им пришлось шагать довольно долго по глухим, едва обжитым краям, где и деревни-то попадались лишь изредка. Невольнику казалось, что к югу лежат богатые густонаселенные районы, но хозяин вел его, все время выбирая дорогу, берущую северней. Зато теперь, переодевшись в крестьянский наряд местного покроя, Дартих перестал избегать жилья — они заходили в деревни, просились на постой, обедали с хозяевами. В этих глухих краях закованный в цепи невольник был в диковинку, их часто расспрашивали, парень помалкивал, а Дартих без запинки врал — всякий раз что-то новое. Наконец дорога вышла из лесов и привела путников к широкому торговому тракту. Здесь снова начинались обжитые земли.