Марионетка - Николай Калифулов

Хитрова приехала в особняк Одинцова уже после обеда. Кроме единственной прислуги, дома никого не было. Отпустив домохозяйку, она сама приготовила ужин и села напротив телевизора, чтобы посмотреть новости. В области шли выборы губернатора, и все СМИ были озабочены только этим. Все складывалось как по нотам, так, как ранее ее предупреждал Одинцов. Ведь он был главным режиссером этого спектакля.

— Все ясно! — произнесла Хитрова и выключила телевизор.

Она опять возвратилась к той мысли, которая не давала ей покоя: «Где же деньги Крымова? Где?»

И вдруг ее осенило:

— Ну конечно, какая же я дура, что сразу не догадалась.

Одинцов приехал в свою загородную резиденцию уже поздно. День для него был очень сложный. Сегодня был день выборов губернатора. Губернатор остался прежним, а значит, и он останется на своем месте. Войдя в свои апартаменты, он почувствовал, что его сзади обняли.

— Танюшка! Это ты?

— Ну конечно, мой дорогой!

— Наконец-то я тебя дождался. Вот сейчас мы с тобой отметим этот удачный день.

— А я уже знаю итоги выборов, недавно в новостях передали. Поздравляю!

— Спасибо, моя дорогая!

— Костя, давай мой руки. Приводи себя в порядок и к столу. Отметим результаты твоей работы.

— Да, да, поработать пришлось на славу.

Когда он подошел к столу, то увидел чудную рыбную кухню и замер от радости.

— Ты опять угадала мое тайное желание съесть что-нибудь вкусное из рыбных блюд.

— Ах, Костя, если бы я была рядом с тобой, то ты каждый день ел бы у меня рыбу.

— Нет, каждый день рыба надоела бы. А вот когда совместить все это — удачный день, приезд любимой и рыбный день, — вот это настоящее счастье для меня.

Она разлила вино по бокалам.

— Давай выпьем за тебя и твой удачный день!

— Спасибо, дорогая!

Они выпили, и Одинцов с большим аппетитом принялся поглощать любимые блюда. Хитрова смотрела на него и улыбалась своей обворожительной улыбкой. Немного насытившись, Одинцов разлил вино по бокалам и произнес:

— А теперь за тебя, моя любимая.

И слегка отпил вина из бокала.

— Слушаю тебя, ведь тебе не терпится у меня что-то спросить.

— Как ты догадался?

— Это нетрудно, моя девочка. Ну, что там у тебя?

— А почему ты сам не становишься губернатором? Ты же это давно заслужил. У тебя большой опыт, связи, организаторские способности.

Он усмехнулся и сказал:

— Еще не пришло мое время. Должность губернатора для меня слишком низка.

— Ах, вот оно что! Теперь я поняла.

— Еще вопросы есть?

— Да, Костя!

— Ну, выкладывай.

— Мне с этими деньгами, которые были похищены из банка, ничего пока не ясно. После гибели Крымова где эти деньги, ума не приложу.

Улыбаясь, Одинцов произнес:

— Да, вижу, такие игры не для тебя. Ну да ладно, успокойся. Не думай о деньгах. Все уже разрешилось.

— А мне теперь что делать?

— Возвращайся в столицу. Становись президентом банка. Занимайся плотно банковским делом. Организовывай филиалы по всей России.

— И все? — отреагировала Хитрова.

— А что, этого разве мало? — удивленно произнес Одинцов и оценивающе посмотрел на собеседницу.

Г л а в а 44

— Проходи, Иван Иванович, располагайся, надо серьезно поговорить.

Генерал Сорокин вошел в просторную комнату на Лубянке, напичканную всевозможной специальной техникой. Он помнил последний их разговор в ресторане, который его насторожил. Сорокин был опытный контрразведчик. Он мыслил только своими категориями общения, выработанными годами в его столь серьезной профессии, покрытой государственной тайной. И его профессионализм, необходимый государству, был отшлифован в сознании настолько, что возникающие в процессе общения с разными людьми подозрительные намеки, противоречащие его линии поведения, мгновенно принимались им как условия игры, заявленные противной стороной. Потом, мысленно обыграв всевозможные варианты и подстраховавшись, он принимал эффективные контрмеры. Все политические интриги, которые происходили в верхних эшелонах власти, его не касались. Это было ниже его морально-нравственных принципов. Одно он знал точно: надо быть осторожным и бдительным, потому что враг или предатель под личиной сослуживца, друга или доброго товарища может в любой момент нанести удар не только тебе, но и интересам государства. Все это вмиг пронеслось у него в голове, и он, играя подготовленную заранее роль, принял условия игры, которые ему уже навязали.

— И о чем будет разговор? — спросил Сорокин.

— Ты не волнуйся, нас здесь никто не услышит. Я включил необходимую защиту от «прослушки». Разговор будет касаться только нас с тобой, нашей жизни сейчас и нашего будущего, будущего наших детей. Ты знаешь, я часто сейчас стал об этом задумываться. Вот если не будет меня или меня выкинут на помойку, что станет с ними, кто им поможет? Они же молодые, еще ничего не смыслят в жизни. Ты видишь, что в стране происходит. Борьба за власть, за деньги. Убийства и беспредел. Люди обозлились. Ты вспомни, раньше такого не было, а теперь что делается? Мне страшно становится за детей наших и за свое будущее.

— Да, я с тобой согласен, коррупция и беспредел, утрачены честь, совесть. Все человеческие ценности растоптали, надо бороться.

— Правильно! И я о том же: надо бороться. Ведь в наших руках, Иван, заключена такая сила. Да мы с тобой в тандеме горы свернем. Мы заставим эту сопливую молодежь, которая сейчас в правительстве, уважать нас и наши принципы.

— Ты, пожалуй, прав.

— Да ты посмотри, какими деньжищами эти сосунки ворочают! Разграбили страну, на эти деньги расплодили олигархов, а остальные люди в нищете. Посмотри, какую зарплату мы получаем, стыдно домой приносить. Опустили нашего брата ниже канализации и ноги о нас вытирают.

— Верно! Никакого уважения, — согласился Сорокин.

— Вот именно! Никакого уважения. Занимаемся несвойственной нам работой. Являемся инструментом в лоббировании чьих-то корыстных интересов. На президента нашего, Бориса Николаевича, я уже не могу смотреть только потому, что вокруг него крутится много подхалимов, которые поют ему дифирамбы, и откровенных, мошенников, которые так и ждут, чтобы оторвать кусок, да пожирней. Жаль, что он этого не видит. Согласен ты со мной?

— Конечно, я с тобой согласен.

— Так вот, я много думал. Тебе, Ваня, я доверяю, ты, как и я, из самых низов, своей головой карьеру сделал. Поэтому хочу тебе сказать: нам надо объединить свои усилия и начать свою игру.

— А в чем она будет заключаться?

— Заключаться она будет в следующем. Я знаю, что тобой вот уже несколько лет ведется активная разработка верхушки криминалитета. Я предлагаю подмять их под себя силой, хитростью и как угодно, использовать их огромные деньги для нашего с тобой карьерного роста. Уверяю тебя, что все у нас с тобой получится. Глядишь, спустя несколько лет мы сможем выдвинуться как политические фигуры в руководстве страны. Пока в стране нет порядка, нам с тобой сделать это удастся. Если ты согласишься, ты не прогадаешь. Будешь на самом верху профессионально решать наши общегосударственные задачи. И пусть тебя эти деньги не тревожат, это все временное явление. Когда мы получим доступ к власти, вот тогда мы всю эту нечисть пересажаем. Понял?

— Как не понять. Все ясно и убедительно ты мне изложил.

— Я смотрю, ты как-то не уверен. Видно, сомневаешься.

— Слишком уж неожиданный для меня этот разговор и размах очень большой. Я в политические фигуры не стремлюсь. Меня устраивает моя работа.

— Зато меня моя нынешняя должность не устраивает. А поэтому я тебя спрашиваю: ты со мной?

Генерал Сорокин усмехнулся.

— Разумеется! Ты мне выбора не оставил. Попробуй я сказать «нет». Ведь ты мне столько всего порассказал, и я невольно стал соучастником твоей тайны. Теперь выхода нет. Надо соглашаться. Есть такая поговорка в криминальном мире: «Рубль — вход, выход — два».

— Молодец, Ваня. Я в тебе был уверен. И поговорка твоя к месту. А сейчас обговорим детали.

— Что именно тебя интересует?

— Секретный план «Особая папка». Ее основная концепция и личный состав. Я получил приказ сверху, в тандеме его легче выполнить.

— Увы, Аркадий Никитич, это выше моих полномочий. Не могу, и не уговаривай. Ты же знаешь — это государственная тайна, а разглашение карается уголовным преследованием.

— Ну, хорошо! Ты пока не готов, я понимаю. У нас еще будет время поговорить об этом.

— Вряд ли, Аркадий! И все-таки твоя позиция больно шаткая. Риск большой. Ваша игра с теми, кто сверху, мне не нравится, попахивает политической близорукостью. Наше непосредственное руководство узнает — не простит. Исполнитель, как известно, всегда крайний.

— Верно говоришь, риск большой! А вдруг где-то что-то не сработает? Тогда финал один: крайним будет исполнитель, такое всегда бывает в политических разборках, руководство ничего не знало, и отдадут меня на съедение. Они это умеют делать профессионально. Палка о двух концах: не выполню приказ — плохо, выполню приказ — тоже плохо, я автоматически оказываюсь ненужным свидетелем в политической игре. Свидетеля в большой игре никто не любит, он становится всегда лишней обузой. Вот и вся дилемма! Вдвоем легче. Все-таки необходим тандем! Как же мне поступить?