Действительно ли была та гора? - Вансо Пак

Все шумели, обстановка была напряженной, в тот день в нашем магазине портретов, не участвовавшем в стачке, работа не шла. Мой будущий муж с сердитым лицом пришел ко мне пожаловаться. Судя по его виду, американские солдаты, находившиеся в машинном отделении котельной, невзирая на то что рядом были корейцы, обсуждали между собой их недостатки и пороки. Совершенно не похожий на себя, он постоянно твердил, задыхаясь:

— Сумасшедшие, варвары, дикари! — А затем спросил: — Можешь ли ты сделать для меня кое-что?

Видимо, он выбежал из котельной, не в силах выдержать презрительных слов в адрес корейцев. Когда я спросила, чем могу помочь, он попросил послушать то, что он сказал американцам: «У вас есть холодильник, а у нас нет, поэтому у вас есть закон о холодильниках, а у нас нет. Как можно понять закон, который не существует? Но даже если его нет, как можно узнать, испорчено мясо или нет? На наш взгляд, вы, считающие, что состояние мяса можно узнать из закона, более сумасшедшие, чем мы».

Затем он спросил меня:

— Ну что? Я правильно им сказал?

Когда я увидела, что он, почти не говоря по английски, смог составить такие предложения, он заинтересовал меня еще больше. Но у него вышел такой забавный монолог, что я, не обращая внимания на то, злится он или нет, отвернувшись, безжалостно рассмеялась. Как бы плохо он ни понимал английский, но слова «ю мо крейзи»[118], сказанные мной, он, видимо, понял. Этого оказалось достаточно. Он ушел в возмущении, поняв, что его серьезную жалобу я восприняла как шутку.

Однажды он предложил мне пойти с ним посмотреть кинофильм. Он хорошо относился к нашей семье, иногда даже обедал с нами, но в кино меня позвал впервые. Об этом фильме говорили все в магазине, и я уже просмотрела его вместе с Чжи Сопом. Фильм назывался «Мост Ватерлоо», главные роли играли Вивьен Ли и Роберт Тейлор. Из-за войны мы, женщины, находились примерно в таком же положении, как героиня фильма. В фильме показывали, как несчастные женщины, не знающие о судьбе любимых, постепенно опускались все ниже и ниже. Но, несмотря на то что мне не хотелось снова смотреть этот фильм, когда он предложил пойти, я не смогла отказаться. Меня искренне удивило, что он захотел посмотреть «Мост Ватерлоо».

Стоял морозный день. В то время кинотеатры, как бы они ни были набиты людьми, не отапливались. Под стульями гулял ветер, казалось, что в зале было холоднее, чем на улице. Я вспомнила, что в тот день, когда мы были здесь с Чжи Сопом, тоже было холодно, но когда я пожаловалась, что у меня мерзнут ноги, он тут же снял свои шерстяные перчатки, быстро вывернул их наизнанку и, встав на колени, надел их мне на ноги. Я тогда впервые узнала, что, если надеть перчатки, вывернув наизнанку, то замерзшие пальцы ног расслабляются и отогреваются. Больше всего у меня мерзли именно пальцы на ногах. Такое чуткое поведение было в духе Чжи Сопа. Конечно, я не ждала от моего нового кавалера чего-то подобного, но, сколько бы я ни жаловалась, что мерзнут ноги, он не пытался меня согреть. Заметив, что я постоянно повторяю, что замерзла, он сказал: «Я тоже замерз и голоден» — и предложил пойти в какой-нибудь теплый ресторан и пообедать. Этот случай показал мне, как неумел в ухаживаниях этот мужчина. Невольно сравнивая его с Чжи Сопом и не понимая, зачем я это делаю, я начала сомневаться в его чувствах ко мне. Но, сколько бы я ни сравнивала, найти в нем что-то лучшее, чем в Чжи Сопе, было нелегко. Однако у него была одна хорошая особенность — с ним мне было не в тягость молчать.

С Чжи Сопом все было иначе. Разговоры с ним почти никогда не кончались, но стоило даже на короткое время прервать беседу, как мне казалось, что я задыхаюсь. Он терпеть не мог, когда я молчала. Если он ничего не говорил, даже если это длилось несколько минут, я должна была говорить, о чем думала. Не важно, хотела я или нет, — надо было постоянно говорить. Он все время пытался развеселить меня, но требовал, чтобы и я непрерывно веселила его. Когда его не было рядом и я вспоминала время, проведенное вместе с ним, у меня было такое ощущение, словно мы играли с жизнью во всевозможные игры только для того, чтобы повеселиться. А в конце всегда приходили усталость и пустота. Усталость была не такой, после которой легко было восстановиться, поспав подольше, это была усталость, истощавшая медленно и необратимо. Избыток чувств, возникающих от бесконечных стихов, тоже было трудно контролировать. Я была увлечена Чжи Сопом достаточно, чтобы терпеть удары палкой от матери, и с такой же силой я отталкивала моего нового поклонника. Появившись в моей жизни, он стал поводом не только пересмотреть отношение к Чжи Сопу, но и взглянуть на себя.

Чтобы стать моей подругой, девушка должна была быть не болтлива. Не скажу, что у меня совсем не было приятельницы или близкой подруги, но если в какой-то момент одна из них становилась мне в тягость, я тихо расставалась с ней. Я не могла понять, почему это происходит, скорее всего, я просто теряла к подруге интерес или, боясь быть брошенной, прекращала отношения первой. Когда я училась в женской школе, у меня были две подруги и мы всегда ходили вместе. Если время уборки в классах не совпадало, они ждали меня. Естественно, если у нас происходили размолвки, нам было больно. Эти школьные отношения стали для меня личным опытом. Я больше привыкла ходить всюду одна. Когда я направлялась в школу или возвращалась домой, а впереди шла не очень близкая подруга, я избегала ее компании. Я не присоединялась к ней, даже если мне приходилось специально идти медленнее, потому что мне не хотелось чувствовать себя скованной. Когда кто-то был рядом, я зажималась. Конечно, это могло выглядеть как крайняя степень эгоцентризма, но для меня это была привычка, сложившаяся еще в детстве, когда я с первого класса ходила в школу одна по длинной дороге через гору. Мне требовалось утешение, лекарство от одиночества, и я нашла его. Это была фантазия, жившая в моем сердце. Однако это вовсе не означало, что я все время проводила одна. Время от времени у меня появлялись подруги, но обычно дружба с ними длилась недолго. Те, с кем я какое-то время поддерживала отношения, или были невнимательны ко мне, или, находясь со мной, думали и говорили о вещах меня не интересовавших. Впрочем, я не отличалась от них. Лишь девушка с очень добрым сердцем могла стать подругой, с которой я вела бы душевные разговоры.

Мне не хотелось быть скованной. Мне хотелось взрослеть, свободно расправив плечи.

ЭПИЛОГ

Олькхе в конце концов купила место для магазина на рынке «Дондэмун». Это случилось в начале 1953 года. Прошло чуть больше года с тех пор, как она начала торговлю в прифронтовом военном городке. Хоть ей и пришлось оставить то дело, она получила колоссальный опыт и стала отличным продавцом. Я высоко ценила ее труд, она в ответ не поскупилась на похвалу, говоря, что, если бы я не взяла на себя ведение домашнего хозяйства, она не смогла бы работать. Мать тоже сказала, что я достойна похвалы. Если бы у меня не хватило духу все время обеспечивать нашу мать остатками еды со стола янки, наверное, мы с олькхе не смогли бы так подружиться. Я была рада дружбе с ней и гордилась ею.

Мать сделала одно большое дело. Продав дом, находившийся за баней «Синантхан», и переехав в более просторный дом, она не только смогла сэкономить немного денег при его покупке, но и отдала оставшееся олькхе, когда та покупала место для магазина. Мать, как и положено хозяйке большого дома, задумала жить, в будущем сдавая комнаты в аренду. Однажды она сказала:

— Пусть район будет чуть хуже, чем наш, но, выставив на продажу дом, я куплю другой, с множеством комнат.

Услышав это, я поняла, что она начала присматривать новое место еще до продажи нашего дома. Честно говоря, я тоже хотела избавиться от дома за баней «Синантхан». Задолго до решения матери о переезде я предприняла несколько попыток поговорить с ней об этом, но тогда мать не обращала на мои слова никакого внимания. Из-за печальных и суровых событий, произошедших в доме, у меня не лежала к нему душа. Мать, словно по привычке повторявшая, что всегда будет жить в нем, под моим сильным давлением в конце концов решилась на переезд, и теперь она хотела продать дом как можно скорее. Из дорогого района Самсонгё нам надо было переехать в сторону дешевого района Хансонгонё. Мать, присмотрев там дом со множеством комнат, торопилась. Она заключила договор даже раньше, чем мы продали наш дом. Я хотела остановить ее, сказав, что дом может продаваться долго, но потом, подумав немного, решила, что беспокоюсь напрасно, ведь мать хранила деньги, заработанные олькхе, поэтому бояться было нечего. Впоследствии мы смогли продать наш дом намного дороже, чем мы думали, но это случилось благодаря денежной реформе.