История Нины Б. - Йоханнес Зиммель

Им потребовалось на это десять дней. Десять дней Юлиус Бруммер висел между жизнью и смертью. За эти десять дней я написал Нине десять писем, и она написала мне десять писем: «Господину Роберту Холдену, Дюссельдорф, почтамт, до востребования». Три раза я ей звонил. Я говорил ей то же самое. Что я ее люблю. И еще: «Его состояние не изменилось. Не лучше, но и не хуже. Не изменилось».

— Вчера я совершила ужасное. Я молилась, чтобы он умер.

— Я все время об этом молюсь.

Однако наша молитва не была услышана. На одиннадцатый день я вынужден был сообщить Нине: «По сведениям врачей, кризис миновал. Опасности для жизни нет. Еще долгое время ему нужно для отдыха, но он поправляется».

Этой ночью я напился. Я сидел в своей комнате у окна и смотрел на другую сторону, на темную виллу. Этой ночью был сильный ливень, и я пил очень много. Наконец я заснул в своем кресле. Когда я проснулся, было уже светло, но дождь все еще шел.

Затем я был приглашен к доктору Цорну. Маленький адвокат выглядел неважно, покашливал, дергал воротник, речь его была невнятна. С чувством безрадостного удовлетворения я подумал, что этой осенью все мы погубили друг друга.

— Господин Хольден, я разговаривал сегодня с господином Бруммером. Всего пять минут. Пройдет еще какое-то вре-время, прежде чем вы сможете с ним разговаривать. Поэтому он просил меня передать вам привет.

— Да?

— Он просит у вас прощения за то, что наговорил вам тогда, после разгрома. Он очень волновался.

— Означает ли это, что он наконец-то мне поверил?

— Да, это можно так понимать. Мы… — адвокат устроился поудобнее, долго дергал свой воротник, обдумывая каждое слово, прежде чем высказаться, — …мы должны признаться, что есть человек, очень похожий на вас. Противники господина Бруммера решили его этим человеком террор-рор-рор… («Черт возьми!» — подумал я.) …ризировать.

Это что — очередной театр? Или это искренне? Правду говорит этот маленький адвокат или лжет, как он уже однажды мне солгал? Кто мне может сказать?

— Вы не хотите сделать какое-нибудь открытое заявление против этого человека? — спросил я.

— Нет.

— Почему же?

— Дело против господина Бруммера еще не завершено. Представляете, какой будет скандал, если мы сделаем заявление! Когда об этом узнает пресса! Эта братия только того и ждет. Нет, никаких заявлений, ни по какому поводу! Сначала надо приостановить дело. И только после мы должны идти в полицию, не раньше, — доктор Цорн погладил свою светлую шевелюру «а-ля Герхард Гауптман». — Поэтому господин Бруммер признателен вам, что вы храните молчание по поводу последних происшествий. Особенно он волнуется за свою жену.

— Фрау Бруммер сейчас на Мальорке.

Он взглянул на меня без всякого выражения:

— Может быть, она вам напишет. Или как-нибудь вам позвонит.

— Мне?

— Чтобы узнать, что происходит дома. В этом случае господин Бруммер просит вас сказать его жене, что дома все в порядке.

— Не кажется ли вам, — сказал я, — что фрау Бруммер что-нибудь заподозрит, поскольку так долго не слышала своего мужа?

— Но она его слышала!

— Разве?

— Он же ей может писать! Сначала будет диктовать письма. Кроме того, он ей может все время звонить. Господин Хольден, те-телефон у него возле кровати!

25

— Дюссельдорф, заказывали Мальорку? Пожалуйста, говорите.

— Алло!.. Алло!.. Отель «Риц».

— Сеньору Бруммер, пожалуйста.

— Минуточку.

— Фрау Бруммер слушает.

— Нина!

— Роберт! Я так ждала твоего звонка!

— Я не мог раньше зайти на почту. Я был у Цорна, он…

— Муж звонил сегодня после обеда.

Я молчал.

— Ты меня понял? Муж звонил.

— Этого следовало ожидать.

— Он… он разговаривал, как будто из бюро! Как будто он здоров и бодр. Он говорил, как любит меня… он не мог почти ни о чем беседовать, я слышала его тяжелое дыхание, он задыхался… Но когда я его спросила, не болен ли он, он ответил, что просто связь плохая и, кроме того, что он запыхался, быстро пробежавшись вверх по лестнице. Роберт, позвони мне завтра! Он же теперь будет звонить каждый день — так он сказал! Я схожу с ума! Я этого не вынесу — его голос, твой голос…

— Мне больше не надо звонить?

— Нет, что ты! Пожалуйста! Но это не может так долго продолжаться!.. Все становится только хуже…

— Любимая, еще немного… потерпи еще немного…

— Ты же что-то задумывал! У меня нервы уже на пределе… Скажи, ты что-нибудь собираешься делать?

— Кое-что я делаю. Все когда-нибудь кончается. До скорого!

26

Шлирзее, 5 декабря

Дорогой господин Хольден!

Наконец-то, с опозданием, собралась Вам написать. Я хорошо поработала над обустройством, и теперь мне осталось лишь обжиться. Но даже господин Готтхольмзедер сказал, что так чисто и так уютно у него в доме не было никогда!

Мы с ним очень хорошо понимаем друг друга, и ему нравится моя еда. За это он достает мне дрова для печки и затапливает ее. На первых порах мы иногда по вечерам ходили в дешевый кинотеатрик, но — только представьте! — недавно этот чудесный милый господин подарил мне телевизор! Я была так тронута, что чуть не разрыдалась! Это действительно человек-душа. Я молюсь за него каждый день, чтобы он действительно нашел свое счастье.

Теперь мы все вечера проводим перед телевизором. А еще мы купили пару кроликов. Господин Готтхольмзедер построил для них сарай.

От нашего господина и моей Нинель я получила письма. Оба пишут, что у них все хорошо. А как поживаете Вы, господин Хольден? Ох, как часто я тоскую по Дюссельдорфу и по всем вам! Но здесь я тоже счастлива и очень вам за это признательна.

Думаю посетить Вас на Рождество. У нас очень холодно, а у вас тоже? Наверху в горах лежит сверкающий снег. Пишите мне, пожалуйста, господин Хольден, и всего Вам наилучшего!

С сердечным приветом,

Ваша Эмилия Блехова.

27

За день до Рождества меня пригласил Бруммер. Он лежал в аристократической частной клинике. Его огромная палата была окрашена в приглушенные тона, напоминая домашнюю спальню, и обставлена мебелью в античном стиле. Он сидел на кровати и, когда я вошел, мягким взглядом посмотрел мне в глаза.

Лицо у господина Бруммера было цвета грязного известняка. Под тусклыми глазами — черные мешки. Дряблые щеки свисали, как у хомяка, из-под обескровленных губ виднелись желтые мышиные зубы. Красно-золотистая полосатая пижама была расстегнута на груди, обнажив обвисшую белую грудь, поросшую светлыми волосами.

Около кровати стоял большой стол. На нем лежали папки с документами, письма, книги, два телефона, радио и магнитофон. Было позднее послеобеденное время. Снаружи порывистый ветер тряс сучья голых деревьев. Смеркалось. У окна стоял большой адвентский венок[7] с четырьмя толстыми свечами.

Бруммер нежно произнес:

— Хольден, я очень рад снова видеть вас.

— Добрый день, господин Бруммер.

— Доктор Цорн передал вам, что я прошу у вас прощения?

— Конечно, господин Бруммер.

— Вы прощаете меня?

— Конечно, господин Бруммер.

— Мне это очень приятно. Нет, правда, Хольден, может быть, вы не можете этого понять, но когда вот так, как я, стоишь на краю могилы, после хочется жить в мире со всеми человеческими собратьями, дарить и получать доверие, любовь и добро. — Теперь он говорил все тише, слегка поющим голосом: — Завтра Рождество, Хольден, праздник мира. Зажгите свечи на адвентском венке. Поглядим же на теплое пламя и найдем успокоение в этот час.

Итак, я подошел к окну, зажег толстые желтые свечи и сел на кровать. Опустив руки, Бруммер смотрел на венок. Его лысина блестела, он тяжело дышал. Массивная грудь беспокойно вздымалась.

— У меня было время обо всем подумать, Хольден. Этот разгром — предупреждение, которое я не могу игнорировать. Что мне эта вся чертова контора? И кто знает, сколько лет еще мне отпущено? Вот видите! Нет-нет, когда я отсюда выйду, я не буду больше ни за что бороться. Денег у меня достаточно. Мне ничего не надо. Вкалывать до седьмого пота должны другие. А мы будем путешествовать, Хольден, много путешествовать. Я куплю дом на Ривьере. Всегда, когда здесь будет портиться погода, мы будем туда уезжать.

— Да, но как быть с тем человеком, который похож на меня?

— Можете не волноваться. Мы его поймаем и заявим о нем. Надо только подождать, когда следствие против меня закончится.

— А как долго это протянется?

— Вы что, боитесь этого человека?

— Да, — сказал я.

— Не бойтесь. Когда боишься, все так и случается. А я ничего не боюсь. Вообще ничего. Возьмите этот конверт, Хольден. В нем деньги. Это рождественские подарки вам и другим сотрудникам. Поздравьте их всех от моего имени. Организуйте им пару прекрасных дней. Через вас я передаю всем мои наилучшие пожелания.