Лунный удар - Дино Динаев

Флоров с генералом присоединились к близнецу и тоже открыли огонь. Пули с хрустом пронзали оборотню грудь и голову, но он, казалось, не замечал этого, продолжая наступать и стараясь обойти хлещущие в него свинцовые струи.

— Нам его не взять! — крикнул генерал. — Уходим! Всем к выходу! Я прикрою.

Флоров подтолкнул близнеца и Яну к выходу, но те замерли в шоке. С другой стороны стояли трое знакомых мужчин в военной форме.

— Ну что, пацаны, добегались? — спросил Николай.

Что-то коротко проорав, Флоров врезался в них, держа автомат плашмя. Не ожидавшие подобной прыти упыри повалились, освобождая на короткое время проход.

— Бежим! — крикнул Флоров. — Не останавливаться!

Пока монстры барахтались на полу, пытаясь освободиться друг от друга, людям удалось миновать их и проскочить к выходу. Срывая ногти, они так долго открывали дверь, что уже казалось, она никогда не откроется, и ничто их не спасет.

Ревущие упыри были совсем рядом, когда замок поддался, и люди выскочили на улицу.

Едва генерал успел припереть дверь автоматом, как изнутри раздался такой силы удар, что автомат ушел в землю по самый приклад, а дверь ощутимо приоткрылась.

— В машину! — крикнул генерал.

Они забрались в машину, заперли двери, когда Флоров вдруг сказал:

— Нет, я не могу их так оставить! Я должен отомстить!

— Что ты задумал? — спросил близнец. — Уходить надо! Бежать!

— Это не долго! — успокоил Флоров. — Лев Яковлевич, помните, где у них ракетная установка? Поставьте броневик напротив нее.

— Чтобы они нас расстреляли? — возмутился близнец. — Это безумие.

Генерал объехал вокруг блокпоста и, заехав на взгорок и приподняв нос машины, остановился напротив чуть выступающей из бойницы снаряженной ракеты.

— Сейчас они нас! — запричитал близнец.

— Не успеют! — Флоров выбрался наружу, побежал к багажнику и вынул заряд, после чего полез к укрепленному на броневике стволу.

Он зарядил орудие, бросая взгляд наверх, там уже суетились упыри, пытаясь развернуть ствол книзу.

— Я должен отомстить! — сказал Флоров и нажал спуск.

Заряд с дымом вырвался из ствола и исчез в бойнице, заполненной суетящимися оборотнями.

— Полный назад! — закричал Флоров и уцепился за ствол.

Броневик пошел юзом, а из бойницы вырвался ревущий огонь, потом он стал вырываться из всех бойниц по очереди. Крыша блокпоста вдруг приподнялась на облаке пара и раскололась пополам. Стены покрылись трещинами и начали лопаться.

В считанные секунды блокпост обрушился и растворился в тучах цементной пыли.

Генерал остановился, и Флоров спустился.

— Водка есть? — спросил он, втискиваясь на заднее сиденье к Яне и близнецу, и когда генерал достал бутылку из своего заветного мешка, напился, и никто не сказал ему ни слова.

Рубеж был пуст.

— Странное дело, — заметил генерал, оглядывая диспозицию из бинокля. — Что же, выходит, я рубеж только против одного человека и строил? И этот человек — ты?

До КПП оставалось метров двести. Хорошо было видно, что последствия постигшего его разгрома никто и не думал устранять. Взорванная вышка валялась на земле, сорванные ворота лежали внутри контрольного пункта, а непреодолимый когда-то Рубеж приглашающе зиял сквозной дырой.

Полное безлюдье, не было даже одичалых собак. Ветер гнал мусор по дороге, хлопал забытым флагом на флагштоке, и это было единственное движение.

— Тем лучше, — махнул рукой Флоров. — Поехали домой.

— Домой? — тотчас вскинулся близнец.

— Да не к тебе домой, успокойся, — сказал Флоров. — Мы с Яной возвращаемся.

Броневик беспрепятственно миновал КПП и поехал в порт.

Флоров хотел попрощаться в машине, но генерал изъявил желание проводить гостей до самых дверей Башни.

— Чтоб не свернули, — съязвил близнец.

— Куда вы теперь, Лев Яковлевич? — спросил Флоров.

— Вернусь к пастве. За эти дни много я грехов на душу взял, и до этого было немало, особенно, бередит мне душу то зло, что я причинил своей жене, так что теперь придется их долго замаливать, возможно, всю жизнь. Мирская суета не для меня.

Благоволин заговорил как духовное лицо. Откровенно говоря, в лице боевого товарища он нравился Флорову гораздо больше. Они обнялись. Потом он подошел к близнецу.

— Ну что, брат, наверное, больше не придется свидеться.

— А что нам видеться, — желчно сказал близнец. — Я и так тебя каждое утро в зеркале вижу, когда бреюсь. Если хочешь, когда будешь смотреться в зеркало, передавай привет и все дела. Я тебе кивну.

— Ну, тогда прощай.

Флоров с Яной зашли в здание, прошли длинный холл, и все это время двое у входа стояли и прощально махали руками. Как ни странно, близнец махал даже дольше генерала.

Надо же, подумал Флоров. И знаю-то их все ничего, а как родные мне стали. И еще он подумал, что с каждым таким расставанием в сердце образуется небольшая пустота, и с каждым прожитым годом, с каждой новой потерей пустота становится все больше, чтобы в конце захватить тебя целиком. Но это, действительно, в самом конце.

Ч А С Т Ь 4

Д Е Т О Н А Т О Р

П Р О Л О Г

Международная космическая станция (МКС).

Командир экипажа полковник Муса Муслимов (Россия, Суметия) Бортинженер-астронавт НАСА Джим Хенсон (США) Даже ночью на станции не было полной тишины. После того, как гасло основное освещение, и оставалось лишь приглушенное красноватое ночное, продолжали по комариному зудеть окислители служебного модуля «Звезда», бесперебойно вырабатывающие кислород из выдыхаемого космонавтами воздуха, в только что пристыкованном «Прогрессе» гудел генератор, отрабатывающий свой ресурс перед тем как сгореть в атмосфере.

Обшивка противно скворчала, точно на ней жарили яичницу, и та пригорала.

Обращенная к земле часть нагревалась сильнее, и разность температур создавала тот самый эффект, от которого астронавт не мог заснуть.

Джиму Хенсону станция обрыдла до чертиков.

Он не знал, какого черта он тут делает. Дело не заладилось с самого начала, когда ему оказался мал скафандр российского изготовления. Напрасно эксперты с ЦУПа доказывали, что все дело в том, что в невесомости он подрос на пару сантиметров. Хитрые парни заставили его распустить все ремни, после чего ему все же удалось влезть в скафандр, но тот сел впритык, и Хенсон совсем не был уверен в том, что если ему, не приведи Господь, придется когда-нибудь выйти в открытый космос, то не окажется так, что ноги его не вылезут наружу.