Тюремные дневники - Сергей Мавроди

- Зачем, матрас Ваш.

А одеяло чье? Твари! Майор выходит. Я уже просто не могу себя больше контролировать. Ярость во мне бурлит и буквально меня переполняет. Твари! Вот твари!!

Как ни странно, в камере есть форточка. Я открываю ее настежь, раздеваюсь до трусов и ложусь на холодный кафельный пол. Прямо под открытой настежь форточкой. Пол оказывается просто ледяной. Из форточки дует. (На улице похолодание.) Холод адский! Плевать!! Пусть я лучше тут сдохну, на этом грязном полу, но я не встану! Если я встану - это уже буду не я. Холод между тем усиливается. Меня начинает колотить крупная дрожь. Плевать!! Еще немного, и я наверняка получу воспаление легких (если уже не получил). А так как идет уже третий день моей сухой голодовки, организм уже ослаблен, то… В общем, вряд ли я его переживу, этот третий день.

В сущности, это конец. Не ожидал я, конечно, что он будет именно таким. Что придется замерзать, как собаке, на полу одиночной камеры спецСИЗО N 1. Достойный конец моей достойной жизни! Впрочем, не важно. Пусть все идет своим чередом. "О, будь, что суждено!"

И вот в таком положении, лежа раздетый на ледяном кафельном полу и под открытой настежь форточкой (а на улице, между прочим, колотун!) я провел пять (!) часов. После чего в дверь постучали, и равнодушный голос охранника спросил: "В баню идете?"

И тут, каюсь, я не выдержал. Слаб все-таки человек! Мысль, что вот сейчас я встану под горячий душ и смою наконец с себя всю грязь этого проклятого пола, была настолько нестерпимо-соблазнительной, что я не выдержал! Слаб, повторяю, все же человек. Отказаться в тот момент было просто выше моих сил! "Иду!"

Я встал с пола, отряхнулся, собрал свои банные вещи, сел на шконку и стал ждать.

Через несколько минут я уже с наслаждением плескался под обжигающе горячим душем. Вероятно, это-то меня и спасло. Никакого воспаления легких я в результате так и не получил. Даже не простудился!

Судьба в очередной раз бесцеремонно вмешалась и сделала все по-своему. Ведь если бы не эта баня… (Бани, между прочим, у них тут действительно по понедельникам. Это я уже потом выяснил. Так что никого ко мне специально не подсылали. Просто повезло. Так уж получилось. Случайно.)

Вечером вручаю майору жалобу. Что, дескать, одеяло у голодного человека забрали, на полу лежать оставили и пр. Пизды, короче.

Тот смотрит на меня некоторое время с каким-то благоговейным ужасом, потом молча ее берет, так же молча вручает мне одеяло и только потом уже дрожащим голосом наконец произносит: "Спокойной Вам ночи!" - "Спасибо".

Я укладываюсь под одеяло и ложусь спать. Третий день моей сухой голодовки закончился. (А адвокат-то ошибся! Вот хуй "три дня летом"!)

3 июня, вторник (четвертый день сухой голодовки)

Утром сую разводящему новую бумагу. Заявление. "Прошу разрешить мне укрываться одеялом, поскольку я мерзну".

Тот ее читает и изумленно на меня смотрит:

- Как это Вы мерзнете? Вы вчера голый пять часов на полу под открытой форточкой пролежали, а сегодня говорите, что одетый на матрасе мерзнете!

- Вчера был третий день голодовки, а сегодня уже четвертый.

Организм ослаб. В общем, мерзну.

- Вам никогда это не разрешат! Нарушать режим.

Я лишь молча пожимаю плечами. Разводящий уходит.

Я сразу же опять ложусь под одеяло. Минут через пять дежурный стучит, но уже как-то робко. Так, стукнул пару раз и убежал.

Вскоре кормушка с грохотом распахивается. "Распишитесь! Вам разрешено укрываться одеялом!" (Господи-боже мой! Ну, надо же…

Победа. Виктория!) Расписываюсь, благодарю (ну, надо все-таки быть вежливым). Кормушка захлопывается.

Ну, и что мы в результате имеем? Все это, конечно, очень мило и благородно, но дальше-то что? Как учил Наполеон, "из несколько маленьких побед все равно никогда не получится одной большой". Что, собственно, изменилось? У меня по-прежнему идет сухая голодовка, и жить мне остается все меньше. Ну, день-два от силы. Всей и радости: хоть под одеялом теперь спокойно помру. (Хотя, странно: чувствую я себя прекрасно! Даже бодрее, чем обычно. Голова лучше работает…

Пить вообще не хочется. Ну, разве что чуть-чуть. Странно. А как же,

"обезвоживание организма"? Странно он у меня как-то

"обезвоживается"…)

Ладно, подождем адвоката. Сегодня придти должен. Подождем…

Однако время идет, адвоката нет. Вот уже и вечер. Так-так-так!

(Говорит пулеметчик.) Адвокат, блядь, не пришел. Ну, и что это значит? Случайность это или ему уже чинят какие-то препоны. Не хотят, к примеру, чтобы он о голодовке узнал… Впрочем, какая разница! Мне-то что теперь делать? Или я тут, блядь, так и умру, даже с адвокатом не поговорив? Ну, это уже просто глупо!.. У меня ведь цель не умереть, а своего добиться. Так что же делать?

Самое ужасное, что в придачу ко всему у меня к тому же закрадываются страшные подозрения, что эти болваны вообще не понимают, какую я голодовку объявил! Ну, голодовка - и голодовка!

Спрашивают все время: "Вы едите? Вы едите?", а про питье ни слова.

Ну, что за идиоты! Что вообще за бред? Человек тут, можно сказать, засыхает заживо, от жажды умирает, а этого даже никто не замечает.

Что за блядство! Вероятно, такие подвиги вообще выше их понимания.

Это я, похоже, переборщил. Это уже Александр Матросов какой-то! И обычной голодовки было бы вполне достаточно. Разницы все равно никакой.

Ну что, пить, что ль, начать? ("Не дай себе засохнуть!") Прямо сейчас! А то ведь и действительно… Обезвоживание, там, и т.п. "Не время пить!" - вдруг неожиданно в глубине моего сознания угрюмо каркает Гамлет. "Бессмысленно упрямы вы, милорд / Судите здраво", - тут же возражаю ему я. Да и вообще:

Полезно все, что кстати, а не в срок -

Это еще брат Лоренцо говорил. Так что будем "судить здраво". Я встаю, наливаю из-под крана кружку холодной воды и залпом ее выпиваю.

Ну, и что? Что в мире изменилось от моего грехопадения? Он, как ни странно, так и не перевернулся.

Пустой день. Скучный. В дверь теперь не стучат, так что сплю все время. Лежу и сплю. Охранники вот только докучают. Поминутно в глазок разглядывают. ("Что это вы все время вьетесь вокруг меня, точно хотите загнать меня в какие-то сети?") Ждут, наверное, не учиню ли я им еще какой-нибудь новой пакости. А в остальном - скука.

Тоска и скука. Скука и тоска. В общем, полный штиль. Где, блядь, адвокат?

Все по-прежнему. В дверь не стучат, но зато в глазок теперь заглядывают постоянно. О моем здоровье, наверное, беспокоятся.