Проклятые башни - Кейт Форсит

Изабо была отчаянно одинока и несчастлива, и ее часто душили слезы, которые она изо всех сил старалась скрывать. Несмотря на изоляцию, ей приходилось выполнять тяжелую работу наравне с остальными членами прайда. Она помогала им в повседневных заботах: откапывала из-под снега съедобные коренья, пряла с помощью примитивной прялки, ухаживала за лохматыми ульцами, молола зерно и прибирала за взрослыми.

Однажды в лютый мороз Изабо сидела в пещере, кутаясь в плед. Снаружи завывал ветер, швыряя в отверстие пещеры колючий снег и пронизывающими сквозняками гуляя по всем углам пещеры. Костер Хан’калил был ближе всех к выходу, что указывало на ее низкий статус. Сидя на ледяном ветру, Изабо пыталась прясть белую шерсть ульца такими окоченевшими руками, что они казались каменными.

Огонь постепенно проигрывал битву с ветром, а Хан’калил пыталась поймать своего шалунишку сына, который утащил один из ножей и изображал из себя Шрамолицего Воина. Не подумав, Изабо подпитала затухающий огонь собственной энергией. Золотистые языки теплого пламени взметнулись вверх, и она блаженно протянула к огню замерзшие руки.

В Гавани обычно было тихо, поскольку Хан’кобаны не отличались разговорчивостью, но Изабо мгновенно почувствовала, как изменилась эта тишина. Она подняла глаза, и ее охватил страх, когда она увидела гнев в глазах Хранительницы Огня и ужас на лице Хан’калил. Даже Зажигающая Пламя поднялась со своих шкур, и ее голубые глаза были полны холодного неодобрения. Все Хан’кобаны в пещере смотрели на Изабо, а их руки в кои-то веки замерли.

Поспешные оправдания и объяснения завертелись у Изабо на языке, но она проглотила их и склонила голову в мольбе.

Хранительница Огня была высокой женщиной, которая сторожила главный костер и носила тлеющие угли в маленькой сумочке на поясе, когда прайд покидал Гавань и отправлялся кочевать, так что, разбивая лагерь, они всегда могли рассчитывать на то, что огонь обогреет их и отпугнет диких зверей. Ее титул был одним из немногих в прайде, столетиями передававшихся по наследству, от матери к дочери, как и титул Старой Матери.

Вскочив на ноги, Хранительница Огня указала длинным многосуставчатым пальцем на Изабо и завопила полным возмущения голосом:

— Хан зажгла огонь! А как же закон Хранительницы Огня? Она попрала мой закон и нанесла мне оскорбление.

Повернувшись к Хан’калил, она сказала презрительно:

— Этот глупый крольчонок не уберегла свой костер и бесстыдно обошла род Зажигающей Пламя, сама разведя огонь, вместо того, чтобы обратиться ко мне, как велит обычай и закон. Я требую наказания и возмещения, ибо меня принизили и обошли.

Хан’калил упала на колени, разбросав руки и прижавшись лицом к полу. Она не сделала никакой попытки защититься. Ее маленький сын бросился ниц рядом с ней, выронив из рук воображаемый меч. Зажигающая Пламя тяжело спустилась со своего помоста и встала над ними, и Изабо торопливо приняла точно такую же позу.

Зажигающая Пламя отдала несколько коротких отрывистых приказов, и Изабо услышала свист и стук ударов — один из Шрамолицых Воинов бил Хан’калил. Женщина не закричала и не издала ни единого слова протеста, но Изабо с каждым новым ударом все сильнее и сильнее вжималась в пол. Потом шаги приблизились к ней. Девушка сжалась, но ни единого удара не упало на ее плечи. Вместо этого на нее обрушился котел ледяной воды, заставив ее взвизгнуть. Еще один котел воды вылили в костер Хан’калил, погасив разожженное Изабо яркое пламя.

Изабо лежала неподвижно, дрожа от страха и холода. Хранительница Огня подошла и ткнула ее башмаком.

— Бесстыжая Хан, нахалка и гордячка. Три дня никакого огня для тебя и три дня никакого огня для крольчонка и ее семьи. Через три дня, если вы не умрете, придете ко мне с дарами и извинениями, и я дам вам уголь, из которого вы можете разжечь пламя.

Когда Хранительница Огня удалилась, Изабо села, глотая слезы и пытаясь растиранием согреть свои ледяные и мокрые руки. Хан’калил подползла к ней вместе с жавшимся к ней маленьким сыном, и все трое безутешно уставились на мокрые черные угли.

Три дня без огня были действительно суровым наказанием, особенно потому, что их спальное место находилось так близко ко входу в пещеру и было таким беззащитным перед стихиями. Без огня они не могли ни обогреться, ни сварить еду, ни разогнать ночную тьму. Хранительница Огня не преувеличивала, когда говорила «Если вы не умрете».

Безостановочно дрожа в мокрой одежде, уже начавшей леденеть, Изабо изо всех сил пыталась выразить свое раскаяние. Хан’калил покачала головой, сказав отрывисто:

— Мой огонь, моя ответственность.

Порывшись в своем грубом деревянном сундуке, она вытащила из него сухую одежду и дала ее Изабо.

Первые несколько недель своего пребывания в Гавани прайда Изабо ужасно страдала от холода, поскольку отказывалась носить тяжелые кожу и мех, в которые кутались Хан’кобаны. Она сидела, завернувшись в свой плед и пытаясь унять дрожь, полная решимости ни за что не надевать шкуры убитых животных. Хан’калил на это только пожала плечами, хотя ее дети дразнили Изабо и обзывали «ульцеголовой» . Но теперь женщина настояла, сказав хрипло:

— Ульца не убивали, ульц умер, когда пришло его время.

Изабо кивнула и с благодарным жестом взяла ворох шкур. Она непременно умерла бы, если бы осталась в своей мокрой одежде. Действительно, Хан’калил сказала ей правду. Этот ульц умер от старости, а не под ножом.

Ульцев никогда не убивали, поскольку они были полезнее живыми — давали молоко и шерсть и тащили салазки, когда прайд покидал Гавань и отправлялся кочевать. Лишь когда ульцы умирали, их шкуры сушили и натирали жиром, чтобы делать из них водонепроницаемые штаны, куртки и плащи, которые носили здесь все.

Следующие три дня стали для них суровым испытанием. Лишь прижимаясь друг к другу в своих мехах, они могли спастись от замерзания. Изабо делала для всех жидкую кашу из зерен и трав, а когда они начинали дрожать слишком сильно, она давала Хан’калил и ее семье глоток целительного митана, который всегда носила в своем мешке. Жгучая жидкость согревала их тела и заставляла слабеющие сердца снова забиться быстрее. Лишь это помогло им пережить долгие темные дни своего наказания.

На третий день вечером Изабо подошла к Хранительнице Огня и распростерлась перед ней на полу, прося прощения за свою самонадеянность и невежество и протягивая дары — лучший нож Хан’калил с настоящим металлическим лезвием, горшочек травяного крема, который она сделала, чтобы облегчить боль в ревматических суставах Хранительницы Огня, и связку рыбы, наловленной детьми Хан’калил.