50 оттенков боли. Природа женской покорности - Рихард Крафт-Эбинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– возможность изнасилования также может вызвать у женщины фантазию о нападении, подчинении, получении ран;
– менструация, дефлорация и деторождение, поскольку это кровавые и болезненные процессы, тоже с готовностью служат реализации мазохистских устремлений;
– биологически обусловленная ассиметрия участия в половом акте также способствует формированию мазохизма; садизм и мазохизм не имеют в своей основе ничего общего с половым актом, но женская роль в половом акте (в женщину проникают) предоставляет больше возможностей для личных ложных истолкований (когда в них есть потребность) своей роли – как мазохистской, а мужской роли – как садистской.
Биологические функции женщины сами по себе не имеют мазохистского подтекста и не ведут к мазохистским реакциям, но если у женщины есть мазохистские потребности иного происхождения, то эти функции легко вовлекаются в мазохистские фантазии, что в свою очередь приспосабливает их для получения мазохистского удовлетворения. Сверх признания возможности некоторой подготовленности женщин к принятию мазохистской концепции ее роли, любые дополнительные утверждения, вроде сродства ее функций и мазохизма, гипотетичны; и такие факты, как исчезновение мазохистских наклонностей после успешного психоанализа или результаты наблюдений над женщинаминемазохистками (которые, в конце концов, существуют), предупреждают нас, что не следует эти элементы подготовленности переоценивать.
Подведем итог. Проблема женского мазохизма не может быть отнесена только к особенностям анатомических, психологических и психических характеристик женщины, но должна рассматриваться как во многом обусловленная культурой или социальной средой, в которой развивалась конкретная женщина-мазохистка. Точный удельный вес каждой из этих двух групп факторов не может быть оценен, пока мы не располагаем результатами антропологических исследований, использующих валидные психоаналитические критерии и проведенных в различных культурах, значительно отличающихся от нашей. Ясно, однако, что важность анатомических, психологически и психических особенностей была некоторыми авторами сильно преувеличена.
Невротическая потребность в любви
(Лекция на собрании Немецкого Психоаналитического Общества 23 декабря 1936 года)
Тема, которую я хочу сегодня предложить вашему вниманию, это невротическая потребность в любви. Я, возможно, не представлю вам новых наблюдений, так как вы уже знакомы с клиническим материалом, который многократно излагался в той или иной форме. Предмет столь обширен и сложен, что я вынуждена ограничиться только некоторыми аспектами. На описании имеющих отношение к этому вопросу явлений я остановлюсь как можно короче, и подробнее – на обсуждении их значения.
Под термином «невроз» я понимаю не ситуационный невроз, а невроз характера, который начинается в раннем детстве и захватывает всю личность, более или менее поглощая ее.
Когда я говорю о невротической потребности в любви, я имею в виду явление, с которым мы встречаемся в наше время в различных формах почти в каждом неврозе, в разной степени осознаваемое и проявляющееся в преувеличенной потребности невротика в эмоциональной привязанности, позитивной оценке окружающих, их советах и поддержке, также как и в преувеличенной чувствительности к фрустрации этих потребностей.
В чем разница между нормальной и невротической потребностью в любви? Я называю нормальным то, что обычно для данной культуры. Все мы хотим быть любимыми и наслаждаемся, если это удается. Это обогащает нашу жизнь и наполняет нас счастьем. В такой степени потребность в любви, или, точнее, потребность быть любимым, не является невротической. У невротика потребность быть любимым преувеличена. Если официант или газетчик менее любезны, чем обычно, невротику это портит настроение. Если на вечеринке не все настроены к нему дружелюбно – тоже. Нет нужды множить примеры, потому что это явление хорошо известное. Разница между нормальной и невротической потребностью в любви может быть сформулирована так: для здорового человека важно быть любимым, уважаемым и ценимым теми людьми, которых он ценит сам, или от которых он зависит; невротическая потребность в любви навязчива и неразборчива.
Невротические реакции лучше всего выявляются при анализе, так как в отношениях пациент – аналитик присутствует одна характерная черта, отличающая их от других человеческих отношений. При анализе относительное отсутствие эмоциональной вовлеченности врача и свободное ассоциирование пациента создают возможность наблюдать эти проявления в более ярком виде, чем это случается в повседневной жизни. Невротические расстройства могут различаться, но мы видим снова и снова, сколь многим пациенты готовы пожертвовать, чтобы заслужить одобрение аналитика, и как они щепетильны во всем, что может вызвать его неудовольствие.
Среди всех проявлений невротической потребности в любви я хотела подчеркнуть одно, весьма обычное для нашей культуры. Это переоценка любви. Я имею в виду, в частности, тип невротических женщин, которые чувствуют себя в опасности, несчастными и подавленными всегда, пока рядом нет никого бесконечно им преданного, кто любил бы их и заботился о них. Я имею в виду также женщин, у которых желание выйти замуж принимает форму навязчивости. Они застревают на этой стороне жизни (выйти замуж) как загипнотизированные, даже если сами абсолютно не способны любить и их отношение к мужчинам заведомо скверное. Такие женщины, кроме того, обычно не способны развивать или реализовать свои творческие возможности, даже если они талантливы.
Существенная характеристика невротической потребности в любви – это ее ненасытность, выражающаяся в ужасной ревнивости: «Ты обязан (а) любить только меня!» Мы наблюдаем это явление у множества супружеских пар, в любовных интригах и даже дружбах. Под ревностью я понимаю здесь не реакцию, основанную на действительных фактах, а именно ненасытность и требование быть единственным предметом любви.
Еще одно выражение ненасытности невротической потребности в любви – это потребность в безусловной любви. «Ты обязан (а) любить меня независимо от того, как я себя веду». Это очень важный фактор, который нужно особенно учитывать при начале анализа. В это время у аналитика может возникнуть впечатление, что пациент как бы провоцирует его, но не с помощью прямой агрессии, а, скорее, всем свои видом вопрошая: «Ты все еще любишь меня, даже несмотря на то, что я такой (ая) противный (ая)?» Такие пациенты реагируют на малейшее изменение голоса аналитика, как бы ища доказательства: «Вот видишь, все-таки ты меня не выносишь». Потребность в безусловной любви выражается также в их требовании, чтобы их любили, даже если они ничего не дают взамен: «Любить того, кто тебе отвечает взаимностью, не так уж сложно, а поглядим-ка, сможешь ли ты полюбить меня, не получая взамен ничего». Даже тот факт, что пациент должен платить аналитику, служит для него доказательством, что изначальное намерение терапевта вовсе не помогать: «Хотел бы помочь – не брал бы денег». Аналогичные взгляды обнаруживаются и в их отношении к собственной любовной жизни; их типичные представления: «Он (а) любит меня только потому, что получает от меня половое удовлетворение». Партнер обязан постоянно доказывать свою «настоящую» любовь, жертвуя своими нравственными идеалами, репутацией, деньгами, временем и т. п. Любое невыполнение этих всегда абсолютных требований интерпретируется невротиком как предательство.
Наблюдая ненасытность невротической потребности в любви, я спрашивала себя – добивается ли невротическая личность любви к себе или на самом деле всеми силами стремится к материальным приобретениям? Не выступает ли требование любви только прикрытием тайного желания что-то получить от другого человека, будь то расположение, подарки, время, деньги и т. п.? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Существует чрезвычайно широкий спектр отношений: от действительно страстного желания дружбы, помощи, признания и т. п. до тех случаев, когда вообще отсутствует какая-либо заинтересованность в эмоциональных привязанностях, а налицо лишь стремление воспользоваться другим, вытянуть из него все, что только удастся. И между этими двумя крайностями – все виды переходов и оттенков.
Здесь будет уместно сделать такое замечание. Есть люди, которые сознательно не признают любви, говоря: «Все эти разговоры о любви – просто ерунда. Вы дайте мне что-нибудь реальное!» Как правило, эти люди очень рано столкнулись с жестокостью жизни, и считают, что любви просто не бывает. Они полностью вычеркивают ее из своей жизни. Верность этого предположения подтверждается анализом таких личностей. Если они проходят анализ достаточно долго, они иногда все же соглашаются, что доброта, дружба и привязанность действительно существуют. И лишь тогда, как бы изменяя соотношения в системе сообщающихся сосудов, исчезает их ненасытная страсть к материальным доказательствам чувств. Подлинное желание быть любимым начинает одерживать верх, сперва потихоньку, а затем все явственней и явственней. Существуют случаи, в которых связь между ненасытной потребностью в любви и общей жадностью очень хорошо просматривается. Когда люди с такой характерной невротической чертой ненасытности вступают в любовные отношения, а потом отношения рвутся по внутренним причинам, некоторые начинают очень много есть и никак не могут наесться, набирая за короткий период по двадцать фунтов и даже более. Но они же легко теряют лишний вес, заведя новые любовные отношения. И так повторяется снова и снова.