Рождение легиона - Gedzerath

Что ж, поезд ушел, а история – осталась. Я проводила глазами затерявшуюся в лесах ниточку рельс, блестящих под светом луны, словно игривый ручеек, бегущий к огромной реке, и осторожно погладила лохматую голову мужа, прижимавшего меня к себе, словно большую, плюшевую игрушку. Он тоже не дремал, и пока меня пытали в том страшном подвале, успел переделать кучу важных дел. Он слетал в Сталлионград, набил морду Старху Джусу, получил по зубам от самого Джуса, провел кучу следственно-розыскных мероприятий, вывел на чистую воду притворившегося мной перевертыша, и в конце концов, нащупал тонкую нить, ведущую к этому терминалу для разгрузки дирижаблей, затерянного в предгорьях Дракенриджских гор, взяв за жабры капитана грузового цеппелина, с помощью которого, мерзавцы сняли с несущегося поезда мою вырубившуюся тушку. Он опоздал всего на несколько часов… Теперь он спал, кривясь и вздрагивая во сне, каждый раз, все крепче и крепче прижимая к себе мое тело, словно боясь отпустить меня хотя бы на мгновенье, не желая покидать тот страшный сон, в котором он вновь, как и двенадцать часов назад, опускался в пепел сгоревшей травы, склоняясь над телом погибшей супруги. Хмыкнув, я потрепала его по голове, решив поудобнее устроиться в тяжелых, давящих объятьях, как вдруг…

– «Эммм… Милый… Графит! ГРАФИТ!».

– «Скра… СКРАППИ!» – вынырнув из своего нескончаемого кошмара, муж принялся трясти меня, словно тряпичную куклу – «Что? Что случилось? Тебе плохо? Мы падаем? Мы падаем и тебе плохо?».

– «Знаешь, кажется, сейчас у нас другая проблема…» – испуганно проблеяла я, большими и очень круглыми глазами, глядя то на него, то на обеспокоенно вертящих головами стражей, запряженных в раздобытую где-то Графитом, небесную повозку – «Кажется, это уже началось!».

Эпилог

- «Ну, как? Уже можно?».

- «Мы скажем, когда будет можно, господин Раг!».

Откинувшись на подушки, я выдохнула, прижимая к себе свое новое сокровище, и закрыла глаза. Толку от них больше не было, но теперь я хотя бы понимала, ради чего я старалась и жертвовала – зрением, силами и, наверное, в какой-то мере, даже маленькими кусочками сиюминутных удовольствий, которые большая часть пони почитает за некое «счастье».

Однако теперь я считала себя обособленной от этого большинства.

В Понивилле мы оказались, в общем-то, случайно, благодаря нашим доблестным братьям, влекущим на себе здоровенную воздушную повозку, без зазрения совести «реквизированную» Графитом под нужды Ночной Стражи у пролетавших мимо бизнеспони. Те были настолько любезны, что даже не стали качать права и предпочли быстро и тихо уйти в сторону Мейнхеттена на своих четырех, оглядываясь очень большими и круглыми глазами на мою окровавленную тушку, возлежащую на щите, словно древний конунг. Свита мужа, бросив обыскивать разгромленный двор и горячий, все еще пышущий пламенем кратер, оставшийся на месте уничтоженного подземного комплекса, споро впряглась в постромки, быстро рванув в сторону Кантерлота. Но, как и все жеребцы, стражи обладали достаточно чуткой и ранимой душевной организацией, и стоило этим мышекрылым охламонам услышать волнующее слово «роды», как мы тотчас же сбились с курса, залетели в облачный фронт, промокли до нитки под ледяным дождем, затопившим наш богатый, но, увы, не приспособленный для дальних перемещений экипаж, и в довесок – снижаясь, столкнулись с целой стаей каких-то птиц, непонятно как и зачем, оказавшихся в ночном небе. Кое-как выровнявшись, мы продолжали полет, но мое настроение оказалось окончательно испорченным. Конечно, теперь я была относительно чиста и напоена на несколько лет вперед, но сидеть на мокрых, окровавленных, хлюпающих диванах было выше моих сил. Вдобавок мой охламон, испуганный не менее своих подчиненных, развил бурную и абсолютно бестолковую деятельность, и каждый раз, когда наша коляска проносилась мимо небольших деревенек или даже отдельно стоящих домов, нырял в подсвеченную светом окон темноту, возвращаясь ко мне с абсолютно бесполезными вещами, срочно изъятыми у населения «на неотложные нужды трона».

- «Ты что, совсем обалдел, придурок?!» - вне себя от бешенства, орала я на супруга, в очередной раз зачем-то припершего с собой котелок, полный горячей воды – «Ты что тут, суп варить собрался, идиота кусок?! Неси, откуда принес, имбецил стероидныыыыыыыыххххх! Аауууууу!».

- «Я слышал, при этом всегда нужна горячая вода…» - оправдывался Графит, отшвыривая прочь оказавшийся бесполезным предмет, с шипением улетевший в ночную темноту – «Эй, зелень! Быстрее! Быстрее, а то крылья оторву!».

Вот это «быстрее» нас и подвело. Озабоченная странными процессами, зародившимися в моем животе, я была далека от того, чтобы контролировать еще и телодвижения, совершаемые окружавшими меня жеребцами, и в результате мы буквально рухнули на главную площадь Понивилля, едва не врезавшись в розовую статую гарцующей на шаре земнопони, укоризненно глядевшую на нас своими каменными глазами. Хорошо, что наш дом находился недалеко от этого места, буквально на соседней улице, и вскоре я оказалась в любящих объятьях родственников, буквально сходящих с ума от беспокойства. Как оказалось, мое похищение было уже у всех на слуху, и если прочие пони не слишком-то и обратили внимание на то, что газеты уже окрестили «очередной нетрезвой выходкой печально известной кобылки С.Р.», с гораздо большим интересом обсуждая предстоящую церемонию, на которой будет провозглашен новый член королевской семьи, то мои родственники  буквально сидели на иголках, ожидая хоть каких-нибудь известий от моего мужа или принцесс. Поэтому вид моей мокрой, помятой тушки, пачкающей пол капающим из враз нагрубевшего вымени молозивом[286], был для них довольно сомнительным сюрпризом. К счастью, все разрешилось достаточно быстро – в конце концов, несмотря на появление в клубе паникующих джентельпони нового члена, по старой, и, несомненно, очень доброй традиции тотчас же рванувшего на кухню (угадайте, зачем?!), среди моих родных, ну совершенно случайно, затесались целых два врача, и уже буквально через десять минут я была доставлена в понивилльский госпиталь, где спешно разбуженная медсестра Редхарт, покачивая головой, быстро заполняла лист первичного осмотра[287].

Как выяснилось, неприятные ощущения, терзавшие мою многострадальную поясницу, были сущей ерундой по сравнению с начавшимися схватками. Вначале короткие, по несколько секунд, они ощущались как непроизвольные подергивания враз окаменевшего живота и были почти незаметны на фоне творившегося в воздухе бедлама, но уже в тиши стационара я ощутила на себе всю прелесть этих ощущений, рожденных подготовительными процессами, протекавшими в моем организме. Осматривавшая меня медсестра Тендерхарт огорошила меня заявлением о том, что это лишь цветочки, и мне придется подождать еще несколько часов, пока мое пузо, целых тринадцать месяцев только и делавшее, что лопавшее да доводившее меня своими размерами и придирками, наконец, соизволит раскачаться и приступить уже к самому важному делу в жизни любой кобылы.