Сборник "Лучшее". Компиляция. Книги 1-9 - Казанцев Александр Петрович

Александр Максимович изучающе посмотрел на демонстрационную доску. В зале слышался шорох. Зрители вполголоса обсуждали положение в партии. Иностранцу захотелось посмотреть на неравнодушных зрителей, и он сразу увидел впереди себя того самого седого человека, которому маэстро показывал свой этюд со взапмопатом. Александр Максимович наклонился к «артистке»:

— Вам не хочется подсесть вон к тому господину? Он был тогда с нами «на высоте».

Иван Тимофеевич Гусаков решил перед отъездом отыскать здесь, в клубе, Костю Куликова и проститься с ним. Он сразу узнал и Вику, и иностранного туриста и недовольно хмыкнул в седые усы. При этом подвинулся, чтобы те могли сесть рядом.

— Что вы скажете? Как у него? — кивнула на демонстрационную доску Вика.

Там стояла вот такая позиция (10). Черными играл Куликов.

— Мне кажется положение черных безнадежным, — заметил Александр Максимович. — К тому же оба в цейтноте. Не осталось времени на обдумывание ходов. А вы как полагаете? — обратился он к Гусакову.

Иван Тимофеевич молчал, только сопел.

— Ну! — требовательно произнесла Вика и даже толкнула своего пожилого соседа локтем. — Ну же!

— Не понимаю, что тут думать, — размышлял вслух иностранец, — Ведь надо успеть сделать пять ходов. Однако белая пешка неудержимо проходит в королевы.

— В ферзи, — недовольно поправил Гусаков.

— Это даже я вижу, — призналась Вика. — И королю ее не догнать?

Костя Куликов сидел откинувшись на стуле и смотрел куда-то поверх головы противника, который при острой нехватке времени загадочно задумался над очевидным, казалось бы, ходом. Это был очень полный человек с красивыми чертами холеного лица и огненными цыганскими глазами. Из таблички, приколотой к столику, зрители знали, что это мастер Сергей Верейский, партии которого были знакомы Александру Максимовичу по шахматным журналам еще в Канаде.

Вика с трудом сидела на месте.

— Почему он не ходит пешкой? — все спрашивала она.

И противник Кости Куликова наконец сделал ход, щелкнув кнопкой шахматных часов: 35. h4. Вздох облегчения, а может быть, тревоги пронесся по залу. Куликов сразу ответил 35…КрЬЗ и тоже щелкнул кнопкой часов.

— Извините, тут еще покумекать надо, — глубокомысленно заметил Гусаков.

Мастер Верейский небрежно подвинул короля к своей пешке — 36. Kpc1 — и так же небрежно потянулся к часам.

— Ага! — торжествующе процедил сквозь зубы Гусаков. — Страшно стало? Мы своего ферзя с шахом бы поставили. Но…

как это наш Костя доигрался до этакого?

— Ну нет! Позиция еще не труп. Уверен, наш этюдист найдет что-нибудь изобрести.

— Изобрести? — повторил Гусаков и покосился на соседа.

— Посмотрите, извольте посмотреть! — зашептал тот.

Куликов сыграл 36… Кра2.

— Не оставляет его в покое, — заключил Гусаков. — Пешке что противопоставить надо? Известно что — опять же пешку!

— Это справедливо, но мне пока расчет неясен, — усомнился Александр Максимович. — Кажется, белые раньше поставят королеву.

— Ферзя, — раздраженно поправил Гусаков.

— Простите, детская привычка есть вторая натура.

— Первая, — почти огрызнулся Гусаков.

Он нервничал, и Вика ощущала это всем телом. И, может быть, потому сама она не могла совладать с собой, хотя и плоховато разбиралась в происходящем на доске. Да и чего это она так распсиховалась? Кто ей этот длинноволосый юноша? Брат? Сват?

Катя узнает — засмеет!

И все-таки Вика смотрела на демонстрационную доску не отрываясь.

Мастер Верейский невозмутимо двинул пешку к последней горизонтали — 37. h5; b5 — быстро ответил Куликов и встал, смотря на позицию сверху, потом перевел взгляд на большую висячую доску, где демонстратор передвигал длинной палкой его пешку «Ь». Костя словно сверял положение на двух досках.

— От исхода этой партии зависит, наберет ли он норму мастера, — заметил Гусаков. — Ничья ему нужна, как яхте ветер, чтобы в большое плавание выйти.

— Прошу простить, — удивился Александр Максимович. — Я полагал, Куликов уже маэстро.

— По шахматной композиции. А тут он дубль хочет устроить: и по практической игре тоже мастером стать.

— Похвально, весьма похвально. Мне очень импонирует этот молодой человек.

— Вы знаете, и мне тоже! — вдруг выпалила Вика и сердито закусила губу. И вечно ее заносит на поворотах!

Иван Тимофеевич посмотрел на нее с ласковым пониманием.

Мастер Верейский тем временем небрежно передвинул свою неотвратимо рвущуюся в ферзи пешку — 38. h6; b4 — сразу ответил Куликов. 39. h7 аЗ 40. ЬЗ I2 — пожертвовал пешку Верейский; 40…Kpal, — не думая, отказался от нее Куликов. Ходы эти были сделаны так быстро, что демонстратор уже поз/ке стал показывать их зрителям.

— Уфф! — сказал Гусаков и полез в карман за платком, чтобы вытереть лоб. — Все, — сказал он. — Теперь белые запишут свой ход. Партия откладывается.

— Вот как? — разочарованно протянула Вика. — Они не закончат?

— Сейчас мы Костю порасспросим, что он думает, — пообещал Иван Тимофеевич.

Костя Куликов стоял засунув руки в карманы и смотрел, как трудится демонстратор. Потом отошел от столика и оказался среди зрителей. Увидел Вику, обрадовался, засиял. И тут перед ним появился Гусаков.

— О! Иван Тимофеевич! — воскликнул Костя. — Я так обрадовался!

— Вижу, — усмехнулся Гусаков. — Только чему тут радоваться? ферзя сейчас поставит.

Костя многозначительно поднес палец к губам и указал глазами на недовольного шумом длинноносого судью. Он осуждающе посматривал в зал от столика, за которым сидел задумавшись мастер Верейский.

— И чего он думает! — прошептала Вика.

Костя сделал вид, что только теперь увидел ее. Снова расцнел в улнбке:

— Вот не думал!..

— Я тоже не думала. Не думала, что вы так с треском проиграете.

— Уверяю вас, вы недооцениваете изобретателя, — сказал с почтительной улыбкой Александр Максимович.

— А, и вы здесь! — узнал туриста Куликов. — Полный стол!

Что заказывать будем? — улыбаясь, спросил он.

— Идея очень хороша. Кажется, совсем недалеко отсюда расположен великолепный ресторан «Прага»? Не рассмотреть ли нам там вашу позицию?

— Отчего же? — согласился Гусаков. — Заодно меня проводите.

Так случилось, что все четверо, встретившиеся на Останкинской телебашне, вновь оказались за ресторанным столиком и снова с развернутыми магнитными шахматами на белоснежной скатерти.

— Так вот почему нельзя ставить королеву, пардон, ферзя?

Как это вы показали? (12) — и Александр Максимович стал переставлять магнитные фигурки. — Если 41. Ь8Ф, то а2 42. Kpd2 Kpb2 43. Фа8 13, и что же теперь?

— А теперь 43…а1Ф.

— Так ведь 44. Ф : d4+ и разгром! Не правда ли?

— Вовсе нет, — рассмеялся Костя.

— Как так, позвольте узнать?

— А чего ж тут узнавать-то? И так видно, — сказал Иван Тимофеевич и передвинул короля — 44…Кр : ЬЗ. — Пожалуйте бриться. Можете скушать ферзя на а1, или, как вы говорите, королеву 14.

— И будет пат черным! — обрадовался Александр Максимович. — Я же говорил, что этюдист непременно что-нибудь изобретет.

Ведь вы же прирожденный изобретатель? Не правда ли?

— Да, я рассчитывал на этот пат, — сказал Костя.

Вика восхищенно смотрела на него.

— А теперь рассказывайте.

— О чем?

— Про то, как на парашюте подниматься будем в поднебесные башни-трубы. Я ведь правильно поняла ваши секретничанья? — задорно говорила она.

— На парашюте? Вверх?-удивился Александр Максимович.

Гусаков нахмурился.

— Я имел в виду совсем не парашют, — смущаясь, начал Костя. — Я имел в виду тягу в трубе за счет разницы температур у ее вершины и у основания. Из-за этого в трубе возникает поток воздуха — тяга, и даже очень ощутимая.

— Для поднятия парашютов? — поинтересовалась Вика.

— Нет. Для вращения ветротурбин. При высоте трубы, скажем, в километр, при диаметре ее десять метров мощность турбины будет двадцать тысяч киловатт.