Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне - Белтон Купер

В это время 2‑я танковая дивизия СС вместе с отдельными частями 12‑й прорвалась через Манэ и заняла Гранмениль. Однако, когда они попытались свернуть на запад и обойти 3‑ю бронетанковую с фланга, их продвижение было остановлено, а сами части — отброшены назад. Линия фронта, разорванная наступлением и многочисленными стычками мелких оперативных групп, начала стабилизироваться. Пришло время перегруппироваться и накопить силы для контратаки.

Немецкий авианалет

Когда в сочельник Боевая группа Б вернулась под начало штаба дивизии, я решил вернуться в штабную роту рембата с отчетом о боевых потерях. До меня дошел слух, будто поступил приказ всем частям по возможности предоставить на Рождество или в сочельник хотя бы один горячий ужин. Холодные пайки типа К и «десять в одном» мне к этому времени уже осточертели.

Штаб ремонтного батальона переместился к этому времени в каменоломню под Айвейлем. На относительно ровном и превосходно подходившем для размещения мастерских дне карьера площадью чуть больше квадратного километра хватало места, чтобы расположить роту вместе с приданной техникой целиком. Стены карьера были высотой в 15—18 м, а доступ в каменоломню обеспечивала широкая осыпь щебня. Мастерские разместились в нескольких брошенных зданиях.

По редкостному совпадению мы прибыли в расположение штабной роты незадолго до ужина. Уайту, своему водителю, я приказал заправить и проверить машину, перекусить и быть готовым в любую минуту сорваться с места.

Офицерская столовая разместилась в пристройке к одному из зданий. Я устроился за столом, предвкушая славный ужин. Даже упомнить было трудно, когда я в последний раз до того стоял в очереди за горячей едой! Внезапно из ниоткуда накатил низкий, хриплый рокот. Этот рокот взорвался жутким крещендо, когда самолет с воем промчался низко над каменоломней. В столовую ворвался часовой; он доложил полковнику Маккарти, что над нами пролетел немецкий истребитель, но шел он так низко и быстро, что наши зенитчики не успели сделать и выстрела. У естественно укрепленных позиций вроде нашей каменоломни были и свои недостатки. Зенитчики не могли заглянуть через край карьера и засечь приближающийся самолет, прежде чем тот не окажется прямо над нами.

Все мы вылетели из здания и попрятались в укрытиях, ожидая, что самолет вернется для штурмового удара. В месте, откуда был вынут очередной каменный блок, я обнаружил идеальный окоп глубиной больше метра и размерами метр на полтора. Такие же дыры зияли по всему карьеру, и они очень быстро заполнились солдатами.

Мы ожидали возвращения немецкого истребителя целую вечность, хотя на самом деле прошло меньше минуты, прежде чем послышался низкий рокот, прозвучавший для наших ушей музыкой. Прямо над нами на высоте около 6000 метров проходила большая группа тяжелых бомбардировщиков B‑17. Мы видели их отчетливо — за прошедшую ночь облака разошлись, и небо впервые за несколько недель было кристально чисто. Три эскадрильи растянулись неровным клином, а за ними вдали следовали все новые группы. Это был первый случай с начала немецкого наступления, когда американские бомбардировщики совершали боевой вылет.

Завороженный этим прекрасным зрелищем, я на миг забыл о немецком истребителе. Мой бинокль остался в машине, и мне пришлось напрячь зрение, чтобы насладиться величественным зрелищем. Двенадцать «летающих крепостей» головной эскадрильи проходили прямо над каменоломней, оставляя в небе инверсионные следы, словно связку бриллиантовых ожерелий. Воздушная колонна тянулась, сколько хватало глаз, уходя за горизонт. Зрелище стало еще более впечатляющим, когда вокруг машин ведущей эскадрильи вдруг начали вспыхивать десятки искр — точно снежинки, пляшущие на ярком солнце. Мой восторг разом обратился в ужас, когда головная машина вдруг взорвалась в воздухе. Еще один взрыв оторвал другой «летающей крепости» хвост, фюзеляж камнем устремился к земле, а хвостовое оперение продолжало болтаться в воздухе, кружась, точно кленовый лист на ветру. Еще одной машине взрывом оторвало крыло, и эта «крепость» вошла в штопор, рухнув неподалеку от карьера. У двух Б‑17 загорелись двигатели, и вывалившиеся из строя машины начали по спирали терять высоту, точно подраненные птицы, пораженные горящими стрелами. Витки спирали становились все туже и туже, пока бомбардировщики не вошли в безысходное пике.

Я оцепенел от этого зрелища до такой степени, что не сразу заметил девятку немецких истребителей, летящих наперерез ведущей эскадрилье. Немцы держались в нескольких сотнях метров позади головной машины, едва за пределами досягаемости огня крупнокалиберных пулеметов хвостовых стрелков. Ракетное вооружение немецких истребителей отличалось точностью. Из двенадцати машин ведущей эскадрильи они сбили пять…

Небо расцвело парашютами. Я насчитал 25: получалось, что спастись удалось примерно половине экипажей. С высоты сыпались обломки, ошметки сбитых самолетов — оторванные шасси, моторы, куски крыльев, части фюзеляжей, даже бомбы. Некоторые бомбы, хотя их взрыватели не были взведены, взрывались при ударе о землю — по счастью, ни одна не угодила непосредственно в карьер. Небеса буквально взорвались, будто в час светопреставления, окатив землю внизу огненным ливнем.

В двух десятках шагов за краем каменоломни рухнула «летающая крепость» с оторванным крылом. Бомбы и бензин в ее баках сдетонировали, и земля содрогнулась. Столб пламени и обломков вздыбился на многие сотни метров ввысь, расшвыривая во всех направлениях куски металла. Если бы бомбардировщик угодил прямо в карьер, взрывной волной могло бы уничтожить всю нашу роту!

Всякий раз, когда в окрестности нашего лагеря опускался парашютист, на его поиски выезжал патруль с санитарами. Когда патрульная машина добралась до оторванной хвостовой части сбитой «летающей крепости», наши ребята заметили на сиденье хвостового стрелка тело. Чтобы извлечь его, санитарам пришлось выломать люк. Было похоже, что стрелок не сумел выбраться из сбитой машины, поскольку лаз между его кабиной и остальной частью самолета оказался сплющен взрывом.

Вытащив стрелка из-под фонаря, медики обнаружили, что тот еще жив. Беднягу уложили на носилки, и при беглом осмотре стало ясно, что он не ранен. Когда стрелок пришел в сознание, он признался санитарам, что упал в обморок.

Еще один парашютист опускался к нам и достиг уже высоты в полтораста метров, когда мы заметили, что прямо на него падает кусок самолетного крыла. Как ни орали мы, как ни размахивали руками, показывая, чтобы летчик перекосил купол парашюта, выходя из-под удара, — но он нас, очевидно, не слышал. Обломок продолжал свое падение, распоров купол парашюта напополам: молодой летчик упал вместе с ним и погиб. Жутко было подумать, что он благополучно спустился с высоты в 6000 метров, только чтобы погибнуть от падающего обломка.