Джек Восьмеркин американец - Николай Смирнов

— Да ведь хлеб-то надо с маслом кушать! — перебил его Николка. — Район наш подгородний, мы должны это учесть. Да и не помешают коровы хлебу. Чтобы поля удобрить, навоз все равно нужен. А где его взять без коров?

— А мы на минеральные удобрения перекинуться решили, — сказал Петр задумчиво. — Навоз свой век отжил: пережиток помещичьей эпохи.

— Какой там пережиток! — заволновался Николка. — Яшка вон говорит, что и в Америке навоз на поля подают.

Петр засмеялся:

— Как ты, Чурасов, говоришь! Да разве нам Америка указ, чудак ты человек! Мало ли что у них там делается? Вот пишут, что негров они бьют здорово. Что же, и мы должны?

— Так, значит, и скажи, что отказываешься, — вмешался Козлов.

— Нет, зачем! Я не правомочен отказываться, не помещик. Соберу правление, потолкуем. Тогда ответ пришлю.

— А сейчас нельзя собрать правление?

— При всем желании невозможно. Мы постановление сделали только по субботам заседать и по вторникам. Золотое время на разговоры тратить жалко.

Николка и Козлов прекрасно поняли, что Петр хочет посоветоваться не с правлением, а со своим отцом. Но делать было нечего. Николка отказался от чая, поднялся и пошел из избы. Козлов за ним. У крыльца столкнулись со стариком Скороходовым. Он шел через улицу, опираясь на две палки. Очевидно, ему уже сообщили, что у Петра идет важный разговор, и он не выдержал, пошел к сыну. С Петром он уже давно помирился, еще во время болезни.

Козлов не мог пропустить Скороходова молча.

— Опоздал, друг, — сказал он насмешливо. — Кабы без костылей путешествовал, может быть, и поспел. А так опоздал.

— Я всюду поспею, — ответил Скороходов смиренно. — Мне палочки не мешают, а помогают.

— Да, ты поспеешь! — согласился Козлов. — Без твоего участия ни одно свинство на селе не обходится.

Петр Скороходов из окна услышал разговор и выскочил на крыльцо.

— Прошу с папашей в политические споры не вступать! — закричал он нахально. — Ему это врачом запрещено на год. Кондратий его хватит опять, если он разволнуется.

— Нас переживет, — сказал Козлов.

А Николка прибавил:

— Раз гроб на замок запер, значит, умирать не собирается.

Старик Скороходов страшно рассвирепел.

— Молчи, Чурасов! — закричал он и замахал костылями. — А то языка опять лишусь. Где есть такое распоряжение, чтобы коммунары единоличников без языка оставляли?

Петр Скороходов размашисто соскочил с крыльца, подбежал к Николке и начал шептать ему на ухо:

— Убедительно прошу вас папашу не задевать. Мне докторша определенно сказала, что дальше успенья он не протянет. Пусть уж последние дни без неприятностев поживет и при языке.

Козлов плюнул, взял Николку под руку, и они пошли по деревне. Немного еще посидели на дворе в телеге, поговорили о том, что дело можно считать проигранным. Надо было придумать что-нибудь новое. Но ничего нового не придумали. Николка вернулся в коммуну злой, прямо к ужину.

Над столом горела электрическая лампа, и вокруг нее вились белые бабочки. Николка вошел молча и сел. Все поняли, что дело прогорело.

Джек пришел с опозданием.

— Ну как? — спросил он бойко и принялся за винегрет. — Накрутил?

Николка махнул вилкой.

— Не соглашается Петр. Власть потерять боится, ясно.

— А Козлов?

— Козлов хоть сейчас.

Джек съел целую тарелку молча. Попросил еще, засмеялся:

— Придется к делу технически подойти.

— Это как?

— Да очень просто. Поезжай завтра в Чижи, объясни там, что мы начинаем электричество распределять. Дадим всем членам «Кулацкой гибели» по лампочке. Может, у них членов и прибавится.

Николка посмотрел на Джека внимательно.

— А энергии-то у нас хватит?

— Еще останется. Ведь у нас на двести ламп запас энергии есть.

— А провод где внешний возьмем?

— Снимем с изгороди колючую проволоку и размотаем.

— А пойдет по ней ток?

— Думаю, что пойдет. Потеря, конечно, будет. Но что ж делать…

— А ведь идея! — закричал Николка. — Электричество нашим союзником будет против Пети… Как я не додумался? Ведь козырь-то какой! Чем Петр Павлович его покроет, а?

На другой день под вечер на дворе у Козлова собрались все члены «Кулацкой гибели». Колхозники, босые, в расстегнутых рубашках, молодые, загорелые, расселись прямо на земле, полегли на пузо. Кто постарше, разместились на телеге и оглоблях, ребята — на изгороди. Козлов вынес маленький столик и сел за председателя. Докладчиком выступил Николка Чурасов.

Сначала он рассказал о предложении кооперации, упомянул и о тракторах и о ссуде. Большинству дело уже было известно. Поэтому решение приняли почти без прений: с докладом согласиться, предложить правлению действовать совместно с «Новой Америкой».

— Запиши, Гриша, — сказал Козлов брату. — Теперь другое дело, товарищи.

Колхозники насторожились, все думали уже, что собрание кончается, и стали подниматься с мест.

— Есть у нас в коммуне мысль, товарищи… — начал Николка с подъемом и остановился.

Начало заинтересовало.

— Ну, какая мысль, говори! — закричали колхозники.

— А вот какая мысль. Раз мы теперь вместе работать будем, хотим мы забросить электрический провод в Чижи и энергию подать, примерно по лампочке на двор. Хотелось бы знать ваше мнение…

Первыми с забора слетели ребята, бросились к столу. За ними — взрослые. Столик окружили, Николку забросали вопросами:

— Когда проведете? Что стоить будет? А ты не шутишь?

— Прошу занять места и относиться к делу выдержанно! — закричал Козлов.

Кое-как порядок восстановился.

Николка разъяснил, что подать ток можно скоро, как только столбы будут поставлены, и обойдется это удовольствие примерно по пяти рублей со двора.

Снова началось волнение, дешевая цена удивила. На дворе поднялся крик. Столик повалили, все лезли к Николке с заявлением, что хотят к току примкнуться и деньги могут внести хоть сейчас.

Николка поручил Козлову составить список желающих пользоваться электричеством и собрать двести столбов для подвески проводов. Потом быстро простился и ушел.

В Чижах начались чудеса. На двор к Козлову попер народ, который к нему сроду не захаживал. Все спрашивали об одном: можно ли к току примкнуться и какие будут условия? Козлов разъяснял всем, что проводить электричество будут только членам «Кулацкой гибели». Выводы отсюда ясны. Единоличники собрались на улице и решили послать делегацию в «Новую Америку» с просьбой осветить все избы сплошь.

У избы Козлова была толкучка до поздней ночи. Входили, уходили, кричали, спорили. Козлову надоело повторять всем одно и то же. В десять часов он потушил в избе свет и лег спать.

В полночь кто-то тихо постучался к нему в окно.

— Кто еще? — спросил Козлов сердито.

— Пусти.

— Кто, спрашиваю?

— Советкин.

Козлов впустил Советкина в избу и зажег свет. Советкин попросил завесить окно тряпкой и начал расспрашивать об электричестве.

— Да ведь к вам, дорогой товарищ, это не относится, — сказал Козлов с хитринкой. — Речь о наших членах идет, а ваших мы не касаемся.

— Неправильный подход, — возразил Советкин. — Мы тоже колхозники. И реку прудить опять же я помогал.

— Ничего сделать не могу. Такое постановление коммуна вынесла. У нас с весны большое дело затевается. Переходи в нашу артель — получишь лампу.

— Да ведь я не один. Со мной товарищей полтора десятка.

— Всех примем.

— Больно название у вас неподходящее: «Кулацкая гибель».

— Название что! Переменить можно.

Советкин крепко задумался.

— Ну, вот что, Козлов. Давай так договоримся: как загорится у тебя лампа в избе, я к тебе опять приду. Тогда потолкуем. До этого времени ничего сделать нельзя. Прямо говорю, не верят наши ребята в электричество. Говорят, это коммуна шутки шутит для интересу.

— Однако тебя прислали?

— Однако прислали.

— Ну хорошо. Заходи через десяток дней. Вот на этом самом месте будет огонек гореть в бутылке. Сам убедишься.

— Ладно, зайду. А вы как провод тянуть будете, нас в виду поимейте.

На другой день Козлов роздал наряды по артели: кому столбы в роще рубить, кому развозить, кому копать ямы. Решили работы провести ударно, придавали им большое значение.

Через три дня столбы повезли по полю. Была намечена линия проводки. Стали рыть ямы.

В коммуне в это время тоже шла работа. Джека послали в город за проводами, патронами, лампами. А Чарли, Булгаков и Маршев занялись размоткой колючей проволоки. Пришлось всю ее снять с изгороди, что была вокруг сада и огорода. Проволоку смерили и решили, что до Чижей хватит.

Разматывать проволоку было невесело, резала она руки и кололась, но выхода другого не было.