Боги Атлантиды - Колин Уилсон

Хэпгуд всегда был больше практиком, чем теоретиком, потому он решил повторить эти эксперименты в колледже Кина. Вместо молитвы его студенты должны были думать о растениях либо хорошо, либо плохо. Опять же растения, попавшие в «зону любви», росли лучше, нежели растения, о которых студенты не думали вообще. Хуже всего пришлось растениям, попавшим в «зону ненависти».

Студенты Хэпгуда проводили эксперименты поодиночке, что привело его к любопытному умозаключению. Одна очень красивая девушка жаловалась на то, что не в состоянии ускорить рост растений любовью, зато ей отлично удавалось убивать растения, о которых она думала плохо.

Узнав ее получше, Хэпгуд понял, что тут к чему. Эмоции этой девушки были заряжены отрицательно, и ненавидеть у нее получалось куда лучше, чем любить. «Она с легкостью обращала свои психические силы против несчастных семян, а полюбить их не могла. Потому у них не было и шанса выжить… У меня сложилось впечатление, что в стародавние времена из этой девушки вышла бы отличная ведьма»[183].

Хэпгуд обсуждал свои открытия с йельским биологом Гарольдом Сэкстоном Берром, который обнаружил, что живые существа создают вокруг себя слабое электрическое поле и что, если прикрепить к дереву чуткий вольтметр, можно не только зафиксировать это поле, но и заметить, как оно меняет характеристики в зависимости от времени года, солнечной активности и погодных условий.

Когда у женщин начинается менструация, их электрическое поле становится более напряженным; одна женщина, испытывавшая трудности с зачатием, использовала эти знания для того, чтобы забеременеть.

Берр заметил, что икринка лягушки воспроизводит силовые линии, которые затем развиваются в нервную систему головастика, и заключил, что эти «поля» на деле определяют форму живых клеток подобно тому, как посуда, в которой застывает желе, определяет форму желе. Берр назвал их «L-полями» (от «life fields», «поля жизни»).

При помощи своего чуткого вольтметра Берр мог также диагностировать рак на ранних стадиях, когда опухоль можно удалить прежде, чем она разрастется.

Хэпгуд указывает на то, что поля жизни Берра «обладают свойствами, которые мы можем интерпретировать как целеустремленность, разумность, дух»[184]. В качестве примера он мог бы рассказать о плоском черве рода Microstomum, описанном зоологом сэром Элистером Харди.

Упомянутый червь употребляет в пищу полип под названием «гидра» из-за его жалящих капсул. Эти «бомбы» созданы природой для того, чтобы поражать хищников, однако, попадая в пищеварительный тракт червя, они не взрываются. По мере того как гидра переваривается, «бомбы» складируются на внутренней поверхности желудка, откуда группа клеток транспортирует их на кожу червя, где капсулы устанавливаются словно пушки, нацеленные вовне.

Плоский червь поедает гидру исключительно для того, чтобы обзавестись боеприпасами; когда количество капсул на его коже оказывается достаточным, он перестает питаться гидрами, даже если испытывает чувство голода. Ясно, что этим червем движет бессознательная, но целеустремленная сила.

Эдвард Расселл, последователь Берра, сделал не менее важный вклад в науку. Он отметил, что гипнотизер Леонард Равиц может замерять при помощи вольтметра Берра глубину гипнотического транса человека. Отсюда можно заключить, что разум способен воздействовать на L-поля тела. Равиц наблюдал также случаи, когда L-поля психически больных людей начинали «волноваться» до того, как у этих людей проявлялись симптомы их заболеваний.

Эдвард Расселл указал на то, что, если «поля мысли» («thought fields», Т-поля) могут оказывать воздействие на поля жизни, L-поля в каком-то смысле контролируются мыслями. Как говорит Хэпгуд, это все равно что сказать, что «мысль — движущая сила вселенной»[185].

Хэпгуд пришел к выводу о том, что материалистическая наука в определенном смысле переворачивает все с ног на голову. Мысль — это не порождение материи, напротив, в ней заключена причина существования этой материи. Берр и Расселл доказали главенство духа или, если угодно, сознания.

Далее Хэпгуд переходит к психометрии (которую, как мы помним, признавал полковник Фосетт) и рассказывает о том, как экстрасенс Питер Гуркос, взглянув на фотографии двух его сыновей, не только исчерпывающе охарактеризовал их человеческие качества, но и сообщил о том, что врач, к которому сын Хэпгуда обратился с жалобой на мигрень, не распознал раковую опухоль, из-за чего пациент чуть не умер.

Мировоззрение Хэпгуда все больше походило на шаманское в том смысле, в каком употребляли это слово Мануэль Кордова и Джереми Нарби. Он сделал цепочку интереснейших умозаключений. Хэпгуд задался вопросом: индейские танцы дождя и танцы кукурузы — это суеверие или же действенные обряды? Он размышлял: «Наши предки обладали таким же разумом, каким обладаем мы, на протяжении по меньшей мере 200 тысяч лет, а то и в десять раз дольше»[186]. Хэпгуд наблюдал за тем, как индейцы в поселении Таос-Пуэбло в Нью-Мексико часами танцевали на ужасной жаре, и решил, что, если бы обряд сводился к суеверию и был пустой тратой времени и сил, индейцы заметили бы это давным-давно. Его собственные эксперименты, в ходе которых растения буквально росли чужими молитвами, доказали, что человеческое сознание способно воздействовать на флору.

Любопытно, что, согласно замечанию Хэпгуда, люди, не отличавшиеся разумом от нас, появились по крайней мере 200 тысяч лет назад, а возможно, что и два миллиона лет назад. В 1997 году было сделано открытие в пользу этой гипотезы.

В ходе изучения древней озерной котловины Мата Менге на острове Флорес (он располагается к востоку от Явы и Бали) группа австралийских палеоантропологов нашла каменные орудия труда. Котловина, в которой Майк Морвуд и его коллеги из университета Новой Англии (Новый Южный Уэльс) обнаружили эти предметы, была заполнена вулканическим пеплом 800 тысяч лет назад, в эпоху Homo erectus, человека прямоходящего. Найденные поблизости кости животных подтверждают эту датировку. Однако Флорес — маленький остров, стоянки древних людей на нем неизвестны. Ближайшие стоянки имеются на острове Ява, обиталище «яванского человека», который также принадлежал к нашим далеким предкам, Homo erectus.

Для того чтобы добраться до Флореса, древние люди должны были перебираться от острова к острову, преодолевая вплавь десяток миль за раз. Расстояние вроде бы небольшое, однако Homo erectus считается лишь чуточку более развитым, нежели «возгордившаяся мартышка», как пишет Морвуд. Если человек прямоходящий мог плавать по морю, значит, он был способен и на большее. Более того, говорит Морвуд, для того чтобы организовать передвижение по воде довольно большой группы людей, нужно обладать по меньшей мере зачатками речи[187].

Другими словами, около миллиона лет назад наши предки уже были достаточно умны для того, чтобы организовать строительство плотов. И если Homo erectus еще не развили речь, не означает ли это, что они общались напрямую, на интуитивном уровне, посредством своего рода телепатии? Открытие Морвуда, судя по всему, лишний раз подтверждает предположения Хэпгуда касательно неисследованных возможностей человеческого разума.

Однажды с Хэпгудом случилось любопытное происшествие. Он сидел со своим другом Айвеном Сандерсоном, зоологом, в саду. Они обсуждали рассеивание облаков, и Сандерсон попросил Хэпгуда продемонстрировать рассеивание на огромном облаке, которое зависло у них над головами. «Это самый настоящий вызов, — сказал Хэпгуд. — Потерпеть неудачу будет унизительно»[188]. Для начала он решил потренироваться на маленьком облаке. Сосредоточившись, Хэпгуд пожелал, чтобы оно рассеялось. Несколько минут ничего не происходило. Затем облако стало уменьшаться в размерах и исчезло. Сандерсон сказал, что это совпадение, и попросил сделать новую попытку. К собственному удивлению, Хэпгуд рассеял еще два облака.

Это происшествие подстегнуло его размышления о древних людях. Долгие годы Хэпгуд боролся с огромными черными муравьями, которые каждый год по весне наводняли его кухню. Однажды он решил купить муравьиный яд, но тут пришла спасительная мысль: отчего не попробовать пообщаться с насекомыми? Хэпгуд заговорил с муравьями и по-дружески предложил им уйти, подчеркнув, что это в их же интересах.

На следующее утро муравьи исчезли. Позже, когда они появлялись вновь, Хэпгуд также уговаривал их уйти.

Женщина, которой он рассказал эту историю, жаловалась, что метод Хэпгуда не работает. Она пробовал говорить с муравьями, но их число лишь возрастало. Хэпгуд спросил, что именно она делала; женщина сказала, что приказывала муравьям убраться с ее кухни и называла их при этом «маленькими грязными коммунистами». Хэпгуд вынужден был мягко объяснить ей, что подобная метода обречена на провал.