Не так, как у людей - Ольга Воскресенская

— Мэл, не переигрывай, — тихо прошипел мне на ухо Димка.

— Какая разница, как я сейчас играю. Нас все равно взяли в оборот и теперь не спустят с глаз ни на минуту. Тут слишком мало покупателей, — тихо ответила я.

— Может, нырнуть в подпространство? — с тоской в голосе спросил напарник, рассматривая стиральную машинку и наблюдая за оживленно рассказывающей о ней продавщицей. Он и сам уже понял, что незаметно проскользнуть в дверь вряд ли получится.

Я поднялась на носочки и прошептала в ответ:

— Если сейчас нырнем в подпространство, то потеряем нить. Она исчезнет. До обнаружения нечисти никудаперемещаться нельзя.

Продавщица не прислушивалась к нашей тихой беседе. Скорее всего, она думала, что мы обсуждаем предлагаемый ею товар.

— Димка, дай мелочи, — тихонько шепнула я ему.

Напарник недоуменно на меня посмотрел, но просьбу выполнять не стал.

— Не будь жлобом, для дела надо, — не дала я ему проигнорировать себя.

Димка медленно и неохотно полез в карман джинсов и вытащил крепко стиснутый кулак. Я, улыбаясь продавщице, встала чуть впереди напарника, прижавшись к его груди, и протянула руку между нашими телами. Мне на ладонь тут же с легким звоном высыпалась кучка монеток.

— Отвлеки продавщицу, поспрашивай что-нибудь, — потребовала я у напарника. Судя по его взгляду, он хотел в ответ возмутиться, но было поздно. Я сделала вид, что случайно уронила сумочку. Так как молния оказалась открытой, то помада, ключи, косметические карандаши тут же выскользнули на пол. Я охнула и кинулась их собирать, но в то же время постаралась затолкать экспроприированную у Димки мелочь под стиральные машины и другую технику, стоящую рядом. Мне попадались и пятаки, и десятки, и пятьдесят копеек. В это время напарничек, скалясь во все тридцать два зуба (я, конечно, не

считала, так что, может, и двадцать восемь или тридцать), попросил продавщицу не обращать на его жену внимания и рассказать побольше об одном из агрегатов. Она с охотой выполнила его просьбу.

Я выпрямилась во весь рост и сделала вид, что ловлю каждое слово, произнесенное девушкой. Сама же в это время напряженно размышляла, как лучше поступить. Мне надо произнести не очень короткое заклинание так, чтобы никто ничего не услышал и не заметил. Хорошо хоть Димка полностью завладел вниманием девушки. Она кокетливо улыбалась, и оба, казалось, действительно забыли обо мне. Нет, Димка все-таки страшенный бабник! Еще бы и охранник не следил за мной скучающим взглядом, было бы совсем замечательно! Я присела на корточки и сделала вид, что заинтересовалась панелью и барабаном одной из машин. Мне удалось наклонить голову и прочитать до конца заклинание. Секунд пятнадцать ничего не происходило, а потом покупатели по одному, по двое повалили в магазин. Молодые и пожилые, супружеские пары и одиночки — они разбрелись по торговому залу, рассматривая товары, переговариваясь между собой. Их было человек пятнадцать, может, больше, но количеству спрятанных мною монет. Охранник и две продавщицы-консультанта, ничем не занятые до этого момента, не успевали следить за покупателями и давать им пояснения. В зале поднялась суета. Оживление в общую картину вносила и парочка детей, с воплями бегающая по залу. Наверное, монетки были совсем новенькие.

— Девушка, — обратилась я к мешающей нам продавщице, — мы с мужем посовещаемся, сами посмотрим товар, а вы вполне можете пока проконсультировать кого-то еще. У вас здесь набралось много народу.

Продавщица не стала дальше навязывать нам свою компанию и тут же убежала увещевать других клиентов. По отношению к нам она сочла свою миссию исполненной. Я вздохнула с облегчением, огляделась вокруг и, схватив напарника за локоть, начала подталкивать к двери, за которой скрылась нить «клубочка». Димка и сам понял, что для проникновения в другое помещение момент самый благоприятный, и сопротивляться не стал. Мы осторожно юркнули за дверь. Никто не попытался нас остановить, не закричал: «Стой! Туда нельзя!». Мы очутились на лестничной клетке. Светящаяся нить струилась вниз по ступенькам и, похоже, направляла нас в подвал. Пришлось спускаться, хотя я бы предпочла подняться на второй этаж. Слишком уж много всякой пакости могло водиться в подвале.

Мы прошли в большое темное помещение с низко нависающим потолком. Здесь было вполне сухо, не пахло сыростью и затхлостью. Очевидно, вентиляция работала вполне хорошо. В темноте проступали нечеткие силуэты множества коробок и ящиков различных размеров. Это явно был склад магазина, из торгового зала которого мы только что выбрались. Конца нити видно не было. Тонкая сверкающая оранжевая змейка, извиваясь, уходила вглубь, показывая, что до нечисти еще далековато.

— А где здесь включается свет? — спросила я у напарника.

— Ты что? Никакого света! — зашипел на меня Димка. — Привлечешь к нам внимание охраны или нечисти.

— Охранник остался наверху. А нечисть пусть уж лучше сама вылазит нам навстречу, чем я буду тут шастать ее искать. Мне еще синяков от столкновения с коробками не хватает.

— Стратегически правильнее самим неожиданно напасть.

— Ты сначала найди кого-нибудь из противников, — заметила я. — Тем более что они имеют возможность нас четко видеть, а мы не видим дальше собственного носа. В таких условиях это нечисть будет действовать по всем правилам стратегии, а не мы.

— Нет уж. Зря я, что ли, таскаю с собой такую громадную фляжку? — Димка извлек из расположенного где-то на щиколотке кармана широких, непонятного фасона джинсов упомянутый сосуд и сделал большой глоток. — Ну вот. Теперь и идти полегче будет, хотя ненамного. Такое ощущение, что привязал к ноге гирю. Неужели в лаборатории не было фляжки поменьше?

— Я не стала ему отвечать, а вместо этого открыла сумочку, извлекла из нее маленький флакончик и опустошила. Бутылочку бросила обратно в сумку: пригодится еще.

— Мэл, а откуда в зале взялось столько покупателей?

— Это иллюзия. Твои монеты послужили якорем для их создания. Боюсь, для этой цели, кроме денег, ничего не подходило. Извини, но обратно ты их не получить.

— А иллюзорные люди способны совершить покупку? У них есть деньги?

— Откуда я знаю? Можешь вернуться наверх и посмотреть.

— Вот еще. Уже и спросить ничего нельзя. И как же я оставлю тебя здесь одну? Мне потом больно сложный рапорт придется писать об обстоятельствах твоей кончины.

— Тебя только этот факт огорчает?

— А должно огорчать что-то еще?

— Чурбан бесчувственный. А ты все-таки расстроишься?

— Не знаю, отстань.