Отыгрывать эльфа непросто! Книга 2. - Леонид Кондратьев

Вытерев левую руку со следами крови о находящийся подле кусок тряпки, судя по пятнам уже не раз использующийся по назначению, Петрович в полголоса пробурчал: — Да и чахотка эта клятая, тож от германца подарок. — После чего пошурудив в кармане все же вложил в мозолистую руку Макара смятый маленький кусочек свинца: — Знакома фигулина?

Чувствительные пальцы Макара внимательно ощупали внешне совсем непривлекательный объект, еще недавно имевший совсем другую форму и радовавший масляным медным блеском оболочки. Буквально через пару секунд рука деда дрогнула и на изборожденном морщинами лице появилась гримаса узнавания, больше похожая на маску. Ладонь с покоящейся на ней искореженной пулей, да-да именно пулей, до боли, до хруста старческих суставов сжалась. И в такт прокатившимся по лицу Макара мыслям, заставившим заледенеть устремленные к катящемуся по небосклону солнцу глаза, прозвучал звенящий стальными нотами ненависти голос собеседника:

— Понял, какие у нас тут 'мародеры из остатков разбитой Красной армии' ходят?

Презрительно сплюнув, Петрович продолжил: — Нет, следы кирзачей и гильзы от мосинки там тоже были. Так что, как минимум пять иродов, страха божьего не боящихся, вместе с офицериком гансовским там было.

— Прав ты, уходить надо и своих уводить. Только вот куда? На ум только Лисий остров приходит, по этой суши может и дойдем, разведать бы. Сам знаешь, до него и не каждой зимой дойти можно было.

Тихий шелест оглаживаемой, практически белой от седины, бороды замечательно оттенил задумчивое бурчание Петровича, поудобнее перекладывающего свободной рукой прислоненный к завалинке костыль:

— Да я б сам сходил, да сам знаешь, какой из меня ходок… Внучат я посылал…

Паузу, родившуюся после этих слов, попахивающую чем-то странным и необычным, нарушил закономерный вопрос Макара:

— Телись давай, чего затих. Али не прошли?

Вскинувшийся от таких слов Петрович, полез на стенку:

— Сам телись Макарушка, гренадерская твоя душа, мои-то и не дошли, да я их сам с младых ногтей гонял, как сидоровых коз. Это не твои обалдуи… — К середине тирады экспрессия речи уменьшилась и концовка была произнесена чуть ли не шепотом. Грустно опустив плечи, старый егерь, сторожко плюнул через левое плечо и перекрестившись продолжил. — Чертовщина какая-то творится, Макар. Видели мои отроки остров и путь к нему издали вроде нормальный, а вот подойти не получилось. Кругами ходили, как несмышленыши какие-то! — С ожесточением и с досадой хлопнув ладонью по культе правой ноги, Петрович продолжил. — И это мои-то!

— А что Кабаниха говорит?

— Что говорит… Сам знаешь, что она мне сказать может, уж полста лет прошло, так все равно простить не может, что я не ее, а мою Олесю выбрал. Стерва старая.

— Да, сосед, девка была — огонь. Если б не ведьма — от сватов отбою бы не было. Да и ты тогда ведь струхнул? Она ж ведь за тобой считай, что только не бегала?

— Оборони Господь от такой жоны. — Прочесав пятерней волосы, Петрович неохотно добавил. — Да и струхнул… Не без того… Не ходил я к ней — внучка младшего Сергуню отправил.

От этого признания весёлая улыбка сама собой расцвела на лице деда Макара.

— Ой, Петрович! Ну орёл! В штыковую на германские кулеметы ийтить ему было не боязно… Ну да ладно — чего сказала-то?

— Да говорит — леший дюже злой. Сейчас в лес лучше не соваться, а если уж нужда великая так попробовать дело миром решить. — И уже изменившимся тоном, явно цитируя переданные внучком слова, добавил.- 'Ничо — пусть поклонится, с него не убудет'

…

18.08.1941 г. Поляна возле источника.

Странные голубые водоросли мерно мерцали в кристально прозрачной толще воды небольшого озера скрывающего покрытые непонятными извилистыми линиями мегалиты источника. Легкий ветерок подергивал легкой рябью поверхность водоема и обдувал с удобством разместившегося на расстеленном плаще дроу, с любопытством вглядывающегося в воду с низкого порожка резко обрывающегося берега. Любопытство Ссешеса касалось не только этих странных светящихся водорослей, но и общего состояния озерка. Несмотря на свою красоту и прозрачность оно было полностью безжизненно, ни одного малька или головастика не резвилось в его глубинах, ни одно насекомое не рисковало приблизится к его водам. Даже листья, падающие с растущих деревьев, казалось, опасаются падать на эту безусловно прозрачную, но какую-то неживую поверхность.

Совсем недавно на месте этого озера была топь, страшная коварная топь, поглотившая, скорее всего, не один десяток жизней. Но, после запуска источника, исходящие от мегалитов волны магии сотворили с бывшим болотом что-то не понятное. Взять хотя бы эти непонятные водоросли, не то что бы Ссешесу хотелось заняться натуралистикой и углубляться в процесс жизнедеятельности этих странных растений, не похожих ни на одно из ему известных. Просто сам факт существования жизни даже в этих водах напоенных магией до такого уровня, что опущенную в них руку слегка покалывало от роста напряженности магического поля, представлял собой загадку.

Одной из случайно обнаруженных особенностей этой странной прозрачной до синевы воды, было ее слабое лечебное действие достаточное для затягивания мелких царапин и излечения синяков. Впрочем, моментально исчезающее после двух-трёх часов переноски в поясной фляге. Также стоит упомянуть мощное слабительное действие данной водички, обнаруженное опытным путем на мучавшемся от жажды Олеге.

Еще одна особенность, как раз и используемая в данный момент Ссешесом, заключалась в легкой и самое главное не напрягающей возможности заряжать накопители. Делов-то — полежать на бережку и понаслаждаться природой. А вот тоненькая леска, тщательно примотанная к маленькой, воткнутой в берег рогульке, она тут просто так, может рыбу человек, тьфу — дроу, ловит. То, что на другом конце лески бережно примотаны несколько кристаллических накопителей и они со второго, а то и с третьего раза пристроены навесиком у основания мегалитов, ведь, правда, что это никому не интересно?

В общем, замечательное место для медитации, восстановления сил, и для того чтобы просто полежать. Пропитывающая в этом месте воздух магия замечательно восстанавливала силы даже за незначительное время. Да и просто полежать тут на мураве было приятно. Трава на обрывистом бережку, небольшой ступенькой обрывающемся прямо в озерцо, просто на загляденье — травинка к травинке. Есть чем Духу Чащи гордиться, тем более что именно эта поляна и есть место парковки его анимы. Так что, если где и можно со стопроцентной вероятностью отловить Лешего и решить пару вопросов, то здесь это займет намного меньше времени. Впрочем и он для того чтобы обговорить некоторые животрепещущие вопросы уже второе утро находит Главу Дома Риллинтар, за миролюбивым занятием — рассматриванием этих самых, ни на что не похожих водорослей. Вот и сейчас — выступившее из стены зелени окружающей поляну тело Духа Чащи, несмотря на почти полную бесшумность появления, было внимательно смотрено и удостоено доверительного кивка. Судя по динамике кивка и общему злому до чертиков виду — настроение у дроу после сегодняшней ночи было просто отвратительное. А какому ему еще быть? Первая тренировка после черт знает какого времени…

…

Тщедушная мальчишечья фигурка, покрытая розовыми пятнами заживших ожогов, неспокойно вздрагивала, сжавшись в комочек на затянутом шелком ложе. Неспокойный сон, больше похожий на кошмар, терзал dalharuk Quellar Rillintar. Хотя это маленькое, истерзанное жизнью существо и не догадывалось об изменении своего статуса.

Прикорнувшая рядом ВаСю, с большим трудом заставившая не отвечающее на внешние раздражители тело забыться неспокойным, но таким нужным для психики ребенка сном. Полностью вымотавшаяся кицуне, даже не дернула ухом на легкие шаги и шелест раздвигаемой перегородки и, раскинув ничем не сдерживаемую копну волос, продолжала спать, прижимая к себе нуждающееся в защите и покровительстве тельце. Извечный материнский инстинкт, свойственный любому живому существу. И нет в нём какой либо меркантильной выгоды или коварных планов — просто с древнейших времен, в базовом слое инстинктов он является главнейшим. Хотя… Тут нет и не должно звучать всей этой наукоемкой чуши, придуманной психологами ради куска хлеба с маслом и ложкой икры, — просто, на застеленном сырым паучьим шелком ложе, лежала женщина, защищающая ребенка. Обняв и обернув коконом рук, она закрывала его от окружающего мира, наполненного насилием и болью — пусть только на ночь. На эту короткую, наполненную тихим плачем и вскриками ночь. И пусть этот ребенок не её, но это не помешало ей вскинуться и оскалить клыки в порыве защитить — защитить от всех и вся, не смотря, ни на что, стоило только, появившемуся из тьмы коридора, Ссешесу притронуться к мальчику.