Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы - Михаил Пыляев

– Я не только сведущ в финансах, но и перевернут.

Один старый вельможа, живший в Москве, жаловался на свою каменную болезнь, от которой боялся умереть.

– Не бойтесь, – успокаивал его Нарышкин, – здесь деревянное строение на каменном фундаменте долго живет.

– Отчего, – спросил его кто-то однажды, – ваша шляпа так скоро изнашивается?

– Оттого, – отвечал Нарышкин, – что я сохраняю ее под рукой, а вы на болване.

Получив с прочими дворянами бронзовую медаль в воспоминание 1812 года, Нарышкин сказал:

– Никогда не расстанусь с нею, она для меня бесценна: нельзя ни продать ее, ни заложить.

Раз как-то на параде в Пажеском корпусе инспектор, кадет, упал на барабан.

– Вот в первый раз наделал он столько шуму в свете, – заметил Нарышкин.

Нарышкин имел обыкновение часто занимать деньги, которые редко уплачивал в срок; умирая, на смертном одре, он сказал:

– В первый раз я отдаю долг – природе.

А. Л. Нарышкин был женат на дочери Закревского – родной племяннице графа Разумовского, Марине Осиповне. Императрица сама сосватала племянницу Разумовских Закревскую за Нарышкина. Сватовство это началось на балу у Екатерины II, тогда еще великой княгини. Марина Осиповна, молоденькая и ловкая, мастерски танцевала минуэт с Нарышкиным. Великая княгиня, сидевшая между сестрою Нарышкина Сенявиною и невесткою его Анной Никитичной (урожденной Румянцевой), любовалась парою и решила вместе с собеседницами своими, что молодых людей следует непременно женить; ее еще более к этому подстрекало то, что Нарышкина сватали в городе на племяннице Шуваловых, Хитровой. Государыня накануне свадьбы Марины Осиповны сама была на девичнике, который справлялся в Аничковском доме (нынешний дворец).

Свадьба праздновалась с обыкновенною торжественностью, с маршалами, шаферами и ближними девицами. Марина Осиповна впоследствии была очень влиятельная особа в высшем петербургском обществе. Про нее пишет жена Державина, что она – Гог и Магог.

По смерти своего мужа она была в ссоре с детьми за то, что они нарушили завещание дяди их, А. А. Нарышкина. Завещанием этим он отдавал одну половину жене своей Анне Никитичне (урожд. Румянцевой, двоюродной сестре Задунайского), другую брату своему Льву Александровичу, a после него уже детям. Нарышкина была превосходная хозяйка – она управляла всею домашнею экономией своего мужа.

Ей принадлежало в Могилевской губернии огромное имение Горы и Горки, теперь уездный город Горки, отданное ею старшей дочери, графине Н. Л. Соллогуб; в этом имении в пятидесятых годах существовало Горы-горецкое училище. Здесь некогда гостил поэт Державин и воспел его в своих стихах. Державин в то время ездил в Белоруссию по повелению императора Павла для изыскания мер к отвращению голода и для исследования причин бедственного положения тамошних крестьян. Так, находясь по этому поводу на следствии в соседней деревне «Березятне», принадлежавшей графу Поте, и возвращаясь оттуда однажды ночью в дом графини Соллогуб, он был встречен ее дочкой (она впоследствии вышла за князя Голицына), которая, из шутки, перерядясь в жидовское платье, поднесла поэту несколько стреляных бекасов (см. стихотв. «Горы», Державин, т. II, изд. Я. Грота).

В начале XIX столетия в Москве на Пречистенке жил обер-церемониймейстер Иван Александрович Нарышкин, небольшой пятидесятилетний, худенький и миловидный человечек, очень учтивый в обращении и большой шаркун, как называет его в своих записках Благово; волосы у него были очень редки, он стриг их коротко и каким-то особенным манером, что очень к нему шло; он был большой охотник до перстней и носил прекрупные бриллианты.

У него было несколько сыновей и две дочери. Старший из сыновей Нарышкина, Александр Иванович, был видный и красивый молодой офицер, живого и вспыльчивого характера, у последнего была дуэль с известным Толстым, прозванным «Американцем»; на этой дуэли Толстой убил Нарышкина.

Убив Нарышкина, Толстой бежал из Москвы и долго путешествовал, был в Сибири, Камчатке. Про него сказал Грибоедов:

Ночной разбойник, дуэлист,В Камчатку сослан был, вернулся алеутомИ крепко на руку нечист.

Ф. И. Толстой был очень видный, красивый мужчина и большой кутила. По возвращении из ссылки или бегства, так года за два или три до двенадцатого года, когда немного позабыли про его дуэль и другие грешки его молодости, он некоторое время в Москве был в большой моде, и дамы за ним бегали.

Про него сказал кто-то в Москве:

«Кажется, он довольно смугл и черноволос, а в сравнении с душою его он покажется блондинкою».

Толстой был лихой собеседник и гуляка; о нем рассказывает князь Вяземский, что однажды в Английском клубе сидел пред ним барин с красно-сизым и цветущим носом, и Толстой смотрел на него с сочувствием и почтением; но, видя, что во все продолжение обеда барин пьет одну чистую воду, Толстой вознегодовал и говорит:

– Да это самозванец! Как смеет он носить на лице своем признаки, им не заслуженные?

Раз Толстой написал своему приятелю в письме из Тамбова: «За неимением хороших сливок, пью чай с дурным ромом». Толстой был мастер играть словами. Один из его родственников, ума ограниченного и скучный, добивался, чтобы он познакомил его с поэтом-партизаном Денисом Давыдовым; Толстой под разными предлогами все откладывал представление, наконец однажды, чтобы разом отделаться от скуки, предлагает он ему подвести его к Давыдову.

– Нет, – отвечает тот, – сегодня неловко: я лишнее выпил, у меня немножко в голове.

– Тем лучше, – говорит Толстой, – тут-то и представляться к Давыдову.

Затем он берет его за руку и подводит к Давыдову, говоря:

– Представляю тебе моего племянника, у которого не много в голове.

Однажды Толстой заходит к старой своей тетке.

– Как ты кстати пришел, – говорит она, – подпишись свидетелем на этой бумаге.

– Охотно, тетушка, – отвечает он и пишет: «При сей верной оказии свидетельствую тетушке мое нижайшее почтение».

Гербовый лист стоил несколько сот рублей.

Какой-то князь был должен Толстому по векселю довольно значительную сумму; срок платежа давно прошел, а князь все не платил, несмотря на несколько писем Толстого; наконец, последний, выбившись из терпения, написал ему:

«Если вы к такому-то числу не выплатите долг свой весь сполна, то не пойду я искать правосудия в судебных местах, а отнесусь прямо к лицу вашего сиятельства».

Толстой был резкий тип прошлой эпохи; он был далеко не безупречен, но зато обладал неустрашимостью и силой характера; ему было море по колено; он не пресмыкался ни перед личностью, ни пред общественным мнением и признавался иногда в своих проступках с откровенностью, не лишенною цинизма. Впрочем, все эти недостатки не помешали ему в 12 году оставить калужскую деревню, в которую он сослан был на житье, и явиться простым солдатом на Бородинское поле, геройски сражаться с неприятелем и заслужить крест св. Георгия 4-й степени. Говорили тогда, что в азартные игры играл он не безупречно. Толстой и сам в этом сознался, отказав раз своему приятелю, князю С. Г. Волконскому, метать ему банк: