Факторизация человечности - Роберт Сойер

— Я знаю, — ответила Бекки. Она подошла вплотную к нему. — Я так виновата, папа. Я не хотела делать тебе больно.

Кайл не доверял своему голосу. Его по-прежнему переполнял гнев и возмущение.

— Почему ты передумала? — спросил он.

Бекки взглянула на мать, потом опустила взгляд к полу.

— Я… я поняла, что ты никак не мог такого сделать.

— А раньше ты была твёрдо уверена. — Эти слова, резкие и грубые, вырвались прежде, чем Кайл успел их остановить.

Бекки слабо кивнула.

— Я знаю. Знаю. Но… но я посмотрела на работу психотерапевта, к которой я ходила, на приёмы, которыми она пользовалась. Я не знала, что воспоминания можно сфабриковать. — Она на мгновение встретилась с отцом взглядом и снова уставилась в пол.

— Эта скотина, — сказал Кайл. — Сколько бед она нам принесла.

Бекки снова взглянула на мать; между ними шёл какой-то обмен, недоступный Кайлу.

— Давай не будем больше о ней беспокоиться, — сказала Бекки. — Пожалуйста. Самое важное — что всё это закончилось… ну, или закончится, если ты меня простишь.

Она снова посмотрела на отца своими огромными карими глазами. Кайл знал, что его лицо оставалось бесстрастным; он не знал, как реагировать. Его растоптали, облили грязью, изгнали — и теперь всё должно кончиться, вот просто так?

Извинений тут явно недостаточно. Этим ранам понадобятся годы — десятилетия — чтобы затянуться.

И всё же…

И всё же он хотел этого больше, чем чего бы то ни было. Он, разумеется, не молился, но если бы существовало что-то, о чём он мог бы молиться, он молился бы о том, чтобы дочь осознала свою ошибку.

— Теперь ты уверена? — спросил Кайл. — Ты не передумаешь снова? Я не выдержу, если…

— Нет, папа. Никогда, я обещаю.

Правда ли всё закончилось? Действительно ли его кошмар подошёл к концу? Как много ночей он мечтал, чтобы часы можно было перевести назад — и сейчас ему, в сущности, предлагали именно это.

Он подумал о бедолаге Стоуне, стоящем у входа в свой офис и беседующем со студентками только в коридоре, у всех на виду.

Бекки какое-то время стояла неподвижно, потом сделала маленький шаг ему навстречу. Кайл помедлил, потом развёл руки, и Бекки прижалась к нему. Внезапно она расплакалась и повисла у него на плече.

— Мне так жаль, папа, я так виновата, — произнесла она сквозь слёзы.

Кайл не мог найти слов; гнев нельзя отключить, как ломпочку.

Он долго прижимал её к себе. Он не обнимал её… Господи, наверное, с её шестнадцатилетия. Его плечо промокло — Беккины слёзы просочились сквозь рубашку. Он помедлил секунду — Боже, он, казалось, мог стоять так весь остаток жизни — потом поднял руку и погладил её по длинным чёрным волосам.

Потом они долго молчали. Наконец, Бекки немного отстранилась и посмотрела на отца.

— Я люблю тебя, — сказала она, вытирая слёзы.

Кайл не мог сказать, что он чувствует, но всё же ответил то, что от него ждали:

— Я тоже люблю тебя, Бекки.

Она качнула головой.

Кайл помедлил ещё секунду, потом нежно приподнял её подбородок.

— Что?

— Не «Бекки», — сказала его дочь и улыбнулась покрасневшими от слёз глазами. — Тыковка.

Теперь у Кайла на глаза навернулись слёзы. Она снова прижал дочь к себе, и в этот раз сказал совершенно искренне:

— Я тоже люблю тебя, Тыковка.

33

Бекки провела с ними ещё два счастливых часа, но в конце концов засобиралась домой. Она жила в центре, и ей нужно было рано вставать, чтобы открыть магазин в среду утром.

Когда она ушла, Кайл присел на диван.

Хизер долго смотрела на него.

Он был таким сложным человеком — гораздо более сложным, чем она думала. И он также, при всех своих плюсах и минусах, был в целом хорошим человеком.

Но не идеальным, разумеется. Хизер пережила шок и разочарование, исследуя глубины его памяти. У него были тёмные стороны, потайные углы; он мог быть мелочным, эгоистичным и неприятным.

Нет, идеальных мужчин не бывает — но она это знала ещё до того, как покинула Вегревиль и поселилась в Торонто. Кайл был одновременно великим и ущербным — с хребтами и долинами, более-менее таким, каким она всегда себе его представляла.

Но, осознала она, каким бы он ни был, она может это принять; они не идеально подходили друг другу и, вероятно, никогда не будут. Но она сердцем чувствовала, что он ей подходит лучше, чем кто-либо ещё. И, возможно, признание этого и есть любовь — определение не хуже любого другого.

Хизер пересекла комнату и остановилась перед ним. Он поднял на неё свой карие щенячьи глаза, такие же, как у Бекки.

Она протянула руку. Он взял её. И она повела его через гостиную к лестнице и по ней наверх, в спальню.

Прошёл год с тех пор, как они в последний раз занимались любовью.

Но она не пожалела, что пришлось так долго ждать.

В этот раз она совсем не нервничала.

Когда они закончили и просто лежали в объятиях друг у друга, Хизер произнесла единственные слова, что прозвучали в тот вечер после ухода Бекки.

— С возвращением.

Они заснули, обнимая друг друга.

Следующее утро: среда, 16 августа.

Сходя по лестнице в гостиную, Хизер увидела Кайла. Тот уставился куда-то в пространство; его взгляд был направлен в пустое место на стене между картиной Роберта Бэйтмана с толсторогом и фотогавюрой Анселя Адамса с Аризонской пустыней.

Хизер вошла в комнату. На соседней стине висели их свадебные фото четвертьвековой давности. Она видела, что сделали эти двадцать пять лет с её мужем. До недавнего времени его волосы были примерно того же тёмного каштанового оттенка, как и в день их свадьбы, с едва заметными проблесками седины, а на высоком лбу практически не было морщин. Но сейчас — сейчас на лбу залегли глубокие складки, а рыжеватая борода и тёмные волосы были пронизаны серебряными прядями.

Он даже как будто стал меньше. Нет, его рост, без сомнения, по-прежнему был метр семьдесят семь, но он сидел на дивание сгорбившись, сжавшись. И у него было брюшко — он столько сил потратил, чтобы избавиться от него после инфаркта. Да, ему не удалось вернуться к своим прежним пропорциям, но Хизер явно видела, что он себя запустил. Она надеялась, что сейчас, когда Кайл и Бекки помирились, он повеселеет, но, несмотря на все радости вчерашнего вечера, похоже, этого не произошло

Хизер прошла через гостиную. Кайл коротку взглянул на неё; его лицо пылало гневом.

— Мы должны её остановить, — сказал он.

— Кого?

— Психотерапевтку.

— Гурджиефф, — подсказала Хизер.

— Да. Мы должны её остановить. — Кайл посмотрел на Хизер. — Она может сделать то же с кем-нибудь ещё — разрушить ещё одну семью.