Я с тобой развожусь - Амелия Борн

Слова произношу со смешком, но меня это излишнее внимание и впрямь достало до печенок. Какого черта все считают, что просто обязаны влезть туда, куда им доступ заказан?                         

- Да ну. Я просто хочу, чтобы у вас все хорошо стало.                                                                                    

Желание ощетиниться еще сильнее - исчезает. Зря я так. Из тех, кто окружал нас с Ритой в последнее время, Лесков - один из немногих, кто действительно желал только добра.             

- Я все сделаю, как надо, - отвечаю, отвернувшись к окну. - Ну а дальше посмотрим.                      

Вилен не подвел. Выставка настолько грандиозная, насколько вообще может быть. Несколько павильонов, в которых развешаны картины Риты. Снующие официанты, разносящие шампанское и напитки покрепче. И гости - самого высокого «пошиба».                                                                                

- Кажется, моя… Рита решила, что вся выручка с этой выставки уйдет на благотворительность, - говорю Саше, когда мы с ним прогуливаемся, рассматривая картины, а я ловлю себя на том, что каждую секунду ищу взглядом жену.             

Черт! И как же сильно я по ней соскучился…                                                                                                      

- Тогда картины раскупят с такой прытью, что еще и передерутся за право стать их обладателем, - фыркает Лесков.            

- Намекаешь, что иначе бы их не купили? - вскидываю я бровь, взяв с подноса бокал виски.             

- Ой, перестань, - отмахивается Саша. - Их бы раскупили в любом случае. Но всем так хочется хоть немного отмолить свои грехи, выложив бабла за что угодно.                                                                         

В принципе, Лесков прав. Кажется, что можно стать белым и пушистым, отстегнув крупную сумму на благотворительность. В прошлые времена это называлось индульгенцией.                                        

Мой взгляд находит Риту прежде, чем мозг осознает, что в нескольких метрах от меня - бывшая жена. Она о чем-то переговаривается с теми, кто ее окружает. Держит в одной руке бокал сока, другая лежит на прилично округлившемся, но очень аккуратном животе.                                               

Внутри екает, да с такой отдачей, что сердце заходится в бешеном ритме. Подзываю кого-то из стаффа, даю распоряжение принести корзину белых роз, которую оставил, чтобы не таскать цветы с собой.          

Сам любуюсь Ритой. Тем, как она непринужденно ведет беседу. Как улыбается, поворачивается к одной из своих картин, на которую, видимо, ей указал собеседник. И опять возникает желание просто подойти, забрать себе, спрятать и никуда не отпускать.                                                                    

Но я стою и смотрю на нее, как пятнадцатилетний подросток на объект своего вожделения. И чувствую себя при этом полным болваном.                           

«А ты и есть болван, Григорьев, - ехидно шепчет внутренний голос. - Болван потому, что ее потерял».            

- Рита? - окликаю ее негромко, когда в руках оказывается корзина с цветами.                                        

Она сначала замирает, становится похожей на туго сжатую пружину. Но после медленно оборачивается ко мне.          

Я не знаю, почему многие считают, будто женщина во время беременности дурнеет. Рита стала еще более привлекательной, хотя, казалось бы, куда больше? И в глазах прячется что-то новое. Словно она владеет какой-то тайной, известной лишь ей.                                                                            

Ее собеседник, как по команде, отходит, давая мне возможность оказаться рядом без свидетелей.