Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

Ответ не заставил себя долго ждать. По земле быстро промелькнула чья-то огромная крылатая тень – Горо даже показалось, что он услышал, как шелестели перья на ветру, – а потом снаружи всё стихло.

Горо поспешил плотно задвинуть сёдзи и на всякий случай отойти от них подальше, чтобы крылатый пришелец ненароком не учуял его. Такая тень могла принадлежать только тэнгу, могущественному демону лесов и гор с ястребиными крыльями и острым клювом. Похоже, тот ящероподобный ёкай осмелился украсть что-то у самих хозяев леса и теперь решил скрываться здесь. Защита домового духа и впрямь могла на какое-то время удержать тэнгу, но они не оставят никого в покое, пока не отомстят или не вернут украденное.

Горо снова лёг и постарался отогнать от себя все мысли. Влезать в дела ёкаев он не намеревался до тех пор, пока они не вредят и не мешают жить людям. А сейчас следовало подумать об отдыхе, чтобы к утру восстановить хотя бы часть сил.

Но мечтам Горо о безмятежном сне так и не суждено было сбыться. До самого утра его одолевали тревожные видения, в которых мелькали злые тёмные глаза тэнгу, шуршали крылья и раздавался чей-то низкий и хриплый смех…

Глава 13. Ёритомо Окумура

Никогда прежде дорога до дома не казалась градоправителю Ганрю столь длинной и тягостной. Мерный цокот копыт лошади, запряжённой в крытый экипаж, не убаюкивал Окумуру, как обычно, но становился лишь фоном для тяжёлых раздумий.

До последнего Окумура бегал за Ооно и полицейскими, которые опрашивали ещё не разошедшихся зевак и тех, кто жил в окрестностях святилища Поющих Сверчков. Ооно не желал обсуждать завтрашний план действий касательно балагана до тех пор, пока не разберётся с делами на месте преступления. А Окумура не хотел уезжать, не переговорив с ним и не убедившись, что тайная полиция всё же будет на его стороне и больше не станет искать виновных там, где их не было и быть не могло. Знал бы Итиро, от чего Окумура уберёг его дочь…

Свой любимый расшитый платок Окумура где-то потерял, и потому утёр вспотевший от волнения лоб рукавом кимоно. Всё равно он больше не собирался снова надевать его, так что жалеть и беречь наряд не было смысла. Окумуре казалось, что кимоно насквозь пропиталось тошнотворными запахами горелой плоти и свежей крови, жутким образом смешавшимися с благовониями из святилища. Окумуре давно не доводилось видеть мертвецов так близко. Он не мог похвастать хладнокровием и выдержкой, как Итиро или Ооно, и потому ему до сих пор было не по себе.

К тому же неожиданная встреча с Уми окончательно выбила Окумуру из и без того шаткого равновесия, в которое ему с таким трудом удалось прийти после увиденного в святилище Поющих Сверчков. Стало ли её появление простым совпадением или то была неумолимая поступь судьбы, которая, словно штормовые волны, утаскивала на дно всех, кому не посчастливилось оказаться рядом?

Втягивать дочь Итиро в то, что затевалось в Ганрю, Окумура хотел в последнюю очередь. Но деваться было некуда: он попросту не мог уйти, не перекинувшись с Уми хотя бы словом. Она пообещала, что не скажет отцу об их встрече и о том, что произошло в святилище, и Окумура поверил ей. Уми ни разу не давала повода усомниться в своей честности.

Но тот взгляд, которым девочка одарила его напоследок, не предвещал для тайн Окумуры ничего хорошего: он был полон затаённого любопытства и желания непременно добраться до истины. Такой же внимательный взгляд был и у её матери. Окумуре иногда казалось, что Миори Хаяси могла видеть его насквозь.

Он с трудом подавил тяжёлый вздох. Пускай лучше Уми придёт за ответами к нему, чем к своему отцу. Конечно, рано или поздно Итиро станет известно о том, что задумал Окумура. Но до того времени он надеялся, что всё зайдёт настолько далеко, что вмешательство друга уже не сможет ни на что повлиять.

Окумуре стоило немалых трудов заманить сюда Ооно. Этот человек слыл одним из самых принципиальных и безжалостных офицеров тайной полиции. Бывший военный, Ооно при покойном императоре Дайго-но Вахэе занимал должность генерала и потому во время восстания клана Мейга немало претерпел от колдунов. Если верить слухам, это они и лишили генерала руки, когда выпытывали у него, как прорвать оборону дворца. Ооно так ничего и не рассказал, и позже его бы непременно казнили, если бы войска Тайга-но Ёмэя, будущего императора и основателя новой правящей династии, не штурмовали захваченный город и наголову не разбили мятежников.

Хотя Ооно удалось пережить смуту, время, похоже, не смогло усмирить ненависти, поселившейся в его душе ко всем колдунам. Таких подозреваемых Ооно допрашивал лично и не успокаивался до тех пор, пока не находил доказательств их вины.

Вот почему Окумура так радовался его приезду: Ооно точно не упустит ведьму, и ей не удастся заморочить ему голову!

Ооно и его помощники пока не сумели выяснить ничего толкового. Таинственный поджигатель и его подельник действовали так осторожно, что никто ничего не видел и не слышал. Сделав своё дело, эти двое просто исчезли, словно слились с тенями, которые наводнили город после заката. Видит Дракон, Окумура уже ничему бы не удивился. Колдуны и впрямь были способны на многое – и ведьма Тё была живым тому доказательством.

Когда стало ясно, что из местных больше ничего полезного вытянуть не удастся, Ооно сдался и согласился наконец уделить время Окумуре.

– И о чём же вы так настойчиво хотели со мной поговорить? – усмехнулся Ооно, раскуривая трубку.

– Я уверен, что все ответы мы сумеем отыскать завтра в балагане. – Окумура решил не ходить вокруг да около: к тому времени он уже смертельно устал. – Поджоги святилищ начались после того, как эти артисты приехали в Ганрю. Я уже запрашивал отчёт у комиссара полиции: по его словам, в архивах ничего похожего на эти случаи найти не удалось. Поэтому я уверен: за несчастьем, случившимся в святилище Поющих Сверчков, стоят именно те колдуны, ради которых я вызвал вас сюда. Эти люди опасны, и ваша помощь, господин заместитель, оказалась бы для Ганрю поистине неоценимой!

Ооно не смотрел на него: он хмурился и бросал гневные взгляды в темноту. Окумура же надеялся, что ему удалось заронить в душу Ооно достаточно сомнений в благонадёжности заезжего балагана.