Се, творю - Вячеслав Рыбаков

– Горь-рь-ка! – громогласно и почти издевательски скомандовал Корховой. На него обернулись все. А Наташа глянула встревоженно, почти опасливо: искренен ли он, по-доброму ли он это, или переживает и за веселым буйством прячет ревность, негодование и боль. Он видел ее насквозь; ему стало смешно. Только бы не перебрать нынче, подумал он, а то снова будут смотреть сверху вниз. Но вот черта с два. – Не тушуйтесь, молодые!

Она, видно, решила, что – по-доброму, и, постаравшись заглянуть ему в глаза, благодарно улыбнулась. Только этот ее Журанков был чист, как слеза, и все видел в один слой. Он, стоя, продолжая правой рукой держать бокал, левой легонько потянул жену к себе вверх, она послушно встала, подставила губы и, точно святая, даже порозовела лицом – можно подумать, не целовалась никогда, подумал Корховой. Потом они, на радость честной компании, слились, так сказать, в поцелуе. И по тому, как осторожно Журанков прижимал жену к себе, и если учесть, что одета она была в какое-то слишком уж свободное платье, совершенно необъяснимо отмахнувшись от возможности в победный день продемонстрировать городу и миру свою весьма памятную Корховому, вызывающе хлесткой красоты и призывности фигуру, вполне недвусмысленно можно было заподозрить, почему вдруг столь внезапно после долгого сожительства понадобилась ей эта свадьба.

Бабцев, как бы на правах старого товарища мужа, одобрительно крякнул; ему очень важно было обновить, а по возможности и укрепить дружеские отношения с Журанковым, и потому он всей душой был готов праздновать его свадьбу весело и по полной, чтобы, насколько от него зависит, обеспечить Журанкову настоящий праздник. Катерина отвернулась, перекинулась взглядами с чем-то озабоченным, но старательно улыбающимся Фомичевым. Вовка несколько неловко улыбался, глядя то на маму, то на целующегося с тетей Наташей отца.

Потом Наташа снова уселась, а Журанков, оставшись на ногах, перевел дух и продолжил свою речь; Корховой откинулся на спинку стула, приготовившись слушать долго. Но Журанков обманул его ожидания.

– Еще раз спасибо! – сказал он. – А теперь я все же закончу то, что начал… Я хочу, чтобы первый тост был у нас нетрадиционной ориентации. Не за нас – а за вас! За гостей, потому что вы не поленились сделать такой путь ради нас с женой. Пьем, господа!

И он крупными ровными глотками, будто воду, разом махнул бокал шампанского, а потом по-гусарски бросил руку вниз и назад, будто решил от души звездануть опустошенным бокалом об пол. У Катерины даже дрогнуло что-то внутри в преддверии звонкого стеклянного взрыва – она не любила ни резких звуков, ни чрезмерного гусарства, а уж видеть в роли гусара Журанкова было просто нелепо. И, конечно, Журанков в последний миг тормознул руку, так что вместо бокала в пол полетели только брызги.

– Я сейчас закончу, и мы начнем есть и пить спокойно, – не унимался новоиспеченный муж. – Только вот еще что хочу добавить. Я предлагаю вам сейчас, если вы, конечно, согласитесь, не слишком набираться жидкого веселья – хотя все у нас тут припасено в достаточном количестве. Потому что у меня сюрприз. А после сюрприза, опять-таки по желанию, мы сюда вернемся и продолжим.

– Что за сюрприз? – деловито спросил Бабцев.

– А вот что, – улыбнулся Журанков. Катерина чуть вопросительно посмотрела на сына («Что это еще наш папа затеял, ты ведь знаешь? Ничего, я надеюсь, дурацкого?») и с некоторым удивлением увидела, как Вовка опустил глаза. Что-то тут не так, подумала она.

– Ни для кого не секрет, конечно, чем мы тут собирались заниматься, – продолжал Журанков. – Но человек предполагает, а глобальная экономика располагает. Многие проработки на новые носители у нас уже сделаны, а я по некоторым чисто теоретическим плазменным делам расчеты закончил…

Ого, подумал Бабцев. С чего бы такая открытость?

– Сейчас у нас с сыном, который оказал мне честь, став в нашем заведении лаборантом…

Это была шутка, так все и поняли. Кто хотел выразить ей одобрение, тот засмеялся. Бабцев – жизнерадостнее всех.

– Вот. Я рад, что встретил понимание… У нас с сыном возник некоторый простой. И, пока суд да дело, по совместительству мы, знаете, ассистентами психологов заделались. Среди прочих штучек, могущих понадобиться российской, да и мировой, космической отрасли, когда до нее у глобальной экономики снова дойдут руки, наши ученые головы разработали совершенно замечательный тест. Он примерно так формулируется: мечтательный ли вы человек? Обладают ли для вас фантазии притягательной силой, способны ли вы в своих мечтаниях хоть на краткий миг, да перенестись в грезах своих туда, куда вас зовет и манит ваша фантазия?

– Эк завернул! – громко сказал Корховой.

– Они там, кажется, полагают, что такое знание помогает понять, сможет ли человек работать долго и упорно в столь скупой на отдачу области, как космос, – сказал, обернувшись к нему, Журанков. – Мне это тоже показалось поначалу игрой ума. Чисто вытягиванием денег на фу-фу. Я до сих пор толком не знаю, для чего этот тест. Но то, что он дает реальные результаты, мы уже успели убедиться. Если вам интересно узнать про самих себя точно, насколько вы мечтательны, я мог бы это устроить и провести всех в лабораторию. Мы можем отнестись к тестированию как к забавному и в то же время познавательному аттракциону. Наш скромный Диснейленд, так сказать. Развлекуха. А потом, усталые и довольные, полные новых впечатлений, вдоволь насмеявшись, мы могли бы снова перейти к… э-э… водным процедурам.

Бабцев пристально смотрел на расшалившегося, разговорившегося, раскрасневшегося от возбуждения Журанкова. Да, это все было похоже на правду и как нельзя лучше показывало, что дела и в самой корпорации не ахти, и у Журанкова в ней – подавно, физика-теоретика, которому стало нечем заняться, поставили, чтобы не вводить и не оплачивать специальной штатной единицы, на подхват к психологам… Это о многом говорило. И, самое забавное, вчерашний разговор со старым другом Кармадановым, который Бабцев успел провести, все это подтверждал и дополнял. А то, что рассказал сейчас Журанков в порыве свадебной откровенности, вполне вписывалось в рассказ Кармаданова и дополняло уже его.

У Бабцева было прекрасное настроение сегодня. А Журанкова он почти любил и готов был поддерживать хоть в чем – так тепло легли Бабцеву на душу сведения о поражении Вовкиного отца и его фактическом деловом крахе. Финансирование проекта, горестно рассказал Кармаданов, осуществлялось в последние два года через пень-колоду, о былой господдержке и думать не приходилось, а у частного хозяина корпорации тоже, по всей видимости, для денег нашлось куда лучшее вложение, чем космические бредни. Чего и следовало ожидать. Корпорация превратилась в некий придаток официального космического агентства, всячески старающийся показать ему, агентству, что еще может для него поработать на подхвате хоть по второстепенным делам. Журанков, ходили слухи (и вот он сам их сейчас, по сути, подтвердил), даже обсчетами своих плазменных облаков уже перестал заниматься, прикрыли его с плазменными облаками, хотя в свое время для разработки этой проблематики Полдень раскошелился на какую-то прорву компьютеров последнего поколения и лазерных установок; вроде бы у Журанкова была мысль с помощью лазеров добиться высокой аэродинамической управляемости этого самого облака. Часть информации не была для Бабцева новой; он еще прошлой осенью и из писем Журанкова, и из разговоров с Кармадановым, когда тот однажды навестил первопрестольную по каким-то своим счетным делам, насчет лазеров и компьютеров знал, но теперь это окончательно подтвердилось и разъяснилось, А вот что вчера рассказал Кармаданов нового: Журанков, за отсутствием иной работы, пробует на какой-то новой, здешней разработки, аппаратуре статистическое тестирование добровольцев (в том смысле, что всех, кто согласится потратить на ерунду свои драгоценные полчаса) на предмет выявления каких-то свойств характера, потребных для особо плодотворной работы в космической отрасли или, паче чаяния, в космическом полете. Говорят, уже чуть ли не тыщу человек отработал. Правда, результаты не афишируются, и касательно них Кармаданов ничего сказать не мог. На шутливый вопрос Бабцева, отчего сам Кармаданов не согласился пройти такой тест, тот ответил, что ему и не предлагали, а если бы и предложили, он бы послал куда подальше – он про свой характер и так все знает, а чего не знает, про то можно спросить Руфь.