Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. - Евгений Тарле

Уже в парламенте — как в палате общин, так и в палате лордов — этот билль натолкнулся на жестокое сопротивление. Лорды, задержав его, сколько могли, отвергли 30 января 1913 г. Борьба длилась весь 1913 год, и когда, наконец, билль стал проходить через все законодательные инстанции, борьба вдруг приняла особенно яростную форму.

Эта борьба исходила сначала не с ирландской, а с английской стороны. На этот раз в Ирландии большинство населения приняло это самоуправление либо равнодушно, либо в общем с удовлетворением. При всех недостатках, намеренных неясностях и недоговоренностях своих, этот закон все-таки открывал новую эру, давал возможность на уже отвоеванной почве продолжать более успешную дальнейшую борьбу. Правда, крайнее радикальное течение ирландских националистов, так называемые синнфейнеры, были недовольны и требовали полного отделения Ирландии в качестве совершенно самостоятельной республики. Но не они первые встали на революционный путь с целью всеми мерами противодействовать новому закону: это сделали так называемые ольстерцы.

Ольстер (Ulster) — северная часть Ирландии, четвертая часть по ее территории и более чем третья часть по населению: в Ирландии в 1911 г. числилось 4382 тысячи человек, из лих в Ольстере жило 1578 тысяч человек. И экономически, и в расовом, и в религиозном отношении Ольстер совсем не походил на остальные три (католические) провинции Ирландии и в течение двух с половиной последних столетий упорно враждовал с остальной Ирландией. Населен он был шотландцами и англичанами, оттеснившими прежних ирландских туземцев, и притом здесь, в Ольстере, не только высший лендлордовский слой был английским и шотландским, но и среди фермеров, мелких землевладельцев и городского населения были очень сильны шотландский и английский элементы. В Ольстере не были никогда так глубоки и резко выражены классовые противоречия, как в остальной Ирландии. В Ольстере между крупным землевладением и арендаторами были еще посредствующие слои — средние и мелкие землевладельцы, хуторяне-собственники и т. д.

В религиозном отношении Ольстер тоже отличался от трех остальных сплошь католических провинций Ирландии: в Ольстере из 1578 тысяч жителей всего 690 тысяч было католиков, остальные же были протестанты, отчасти селившиеся здесь еще с конца XVI в., отчасти же потомки тех английских и шотландских служилых людей, которым еще в XVII столетии, после двух страшных усмирений, сначала Кромвель, а спустя сорок лет король Вильгельм III (Вильгельм Оранский) роздали землю и поселили массами в Ольстере. Эти поселенцы чувствовали себя на ирландском острове оплотом и авангардом господствующей британской расы и считали себя несравненно выше побежденных и раздавленных нищих ирландцев-католиков. Каждый год в годовщину битвы при Войне (1 июля 1690 г.) громадное «Оранжистское общество», организация, названная в честь победителя и усмирителя ирландцев Вильгельма Оранского и охватывающая тысячи людей, устраивает в Ольстере демонстративные торжества, шествия, митинги. Именно ольстерцы из всех англичан всегда проявляли к ирландцам больше всего вражды и ненависти. Именно они твердо решили ни за что не допускать самоуправления Ирландии: они боялись, что в будущем ирландском парламенте они будут всегда в меньшинстве (против остальных трех провинций) и что ирландский элемент получит на всем острове, а значит и в Ольстере, полное преобладание, как экономическое, так и политическое.

Уже в 80-х годах XIX в., когда Гладстон впервые стал думать о введении самоуправления в Ирландии, ольстерцы возмущались этим и заявляли, что не допустят, чтобы ими управляли ирландцы-католики. Но тогда дело провалилось еще в парламенте. Теперь же, когда либеральный кабинет Асквита, желая умиротворить окончательно Ирландию, серьезно повел дело и внес билль о самоуправлении, в Ольстере «Оранжистское общество» стало во главе сопротивления. Составлен был комитет из ольстерцев «и англичан. Консервативная партия в Англии была против проекта Асквита и решила всячески помогать ольстерцам. Решено было в случае необходимости бороться против ирландского самоуправления с оружием в руках. Лорд Биркенхед, лорд Керзон[64] и, Уолтер Лонг демонстративно примкнули к ольстерскому движению. А движение разрасталось. Открыто собирались пожертвования на борьбу, закупалось в массовом масштабе огнестрельное оружие и свозилось в Ольстер. Со своей стороны, ирландцы (не только синнфейнеры, но и более умеренные элементы) заявляли, что они с оружием будут отстаивать дарованное им самоуправление против «ольстерских бунтовщиков».

Каково было положение кабинета Асквита перед лицом этих неожиданных событий? Так как ирландские дела, как увидим, сыграли крупную роль в роковое лето 1914 г., нам нужно точно усвоить себе один факт, который совсем ускользнул в свое время от наблюдавшего за Ирландией Вильгельма II и даже от специально им посланного в Ольстер наблюдателя — Кюльмана. Дело в том, что за границей (и больше всего в Германии) безмерно преувеличивали «революционность» выступления ольстерцев: правительство вовсе и не думало с ольстерцами бороться по-настоящему. Напротив, ольстерцы выводили его из некоторого затруднения. Можно было умыть руки и, сославшись на опасность гражданской войны, не вводить самоуправления, и вместе с тем Ирландия (т. е. три католических провинции) должна была роптать не на правительство, а на четвертую провинцию — Ольстер. Революция же аграрная, самая опасная, была предотвращена не этим биллем о самоуправлении, но аграрным законом 1903 г., законом о принудительном отчуждении 1909 г. и быстрым фактическим переходом лендлордских земель в руки крестьян.

Так что, по существу, правительство ничего не теряло от сопротивления ольстерцев. Оружие ольстерцам готовилось не против англичан, а против ирландцев; вот почему правительство и прикидывалось «бессильным» помешать его закупке и ввозу в Ольстер. Заходя вперед, скажу еще, что когда английские офицеры весной 1914 г. выражали «нежелание» биться с ольстерцами (с которыми, кстати, никто и не думал заставлять их биться) и в Германии писали с ликованием о «бунте английских войск», в эти дни один из «бунтовщиков», поручик Асквит, ежедневно обедал в доме своего дяди, первого министра сэра Генри Асквита.

Подводя итог сказанному в этом параграфе, прибавлю еще раз, что все-таки даже ввиду ольстерского «бунта» положение английского правительства в 1912–1914 гг. было нелегким. Ведь вооружались не только ольстерцы, но и ирландцы, и чем больше дело приближалось к столкновению, тем более становилось ясным, что если между ольстерцами и ирландцами дойдет дело до побоища, то в ирландском лагере возьмут верх и начнут играть руководящую роль именно непримиримые сепаратисты-республиканцы синнфейнеры. Новые грандиозные стачечные движения в Англии и сложная ирландская смута, если не сейчас, то в близком будущем, — вот с чем необходимо было считаться. Редко какой бы то ни было британский кабинет был когда-либо так стеснен в своих внешних делах осложнениями во внутренней политике, как министерство Асквита в 1912–1914 гг., и редко, когда ему до такой степени требовалась полностью вся свобода действий, как именно в эти годы.

Катастрофа приближалась гигантскими шагами, и по все ускоряющемуся темпу событий уже как будто чувствовалась близость водоворота. Английские внутренние дела имели громадное реальное значение для британского правительства. Но, как это ни парадоксально, еще более колоссальное историческое значение имело то, как эти английские внутренние дела представлялись, как преувеличивались английские затруднения германским правительством, какими они казались со стороны, на континенте. Среди роковых ошибок, ложных расчетов, иллюзий последнего года европейского мира английские фантомы сыграли наиболее решающую роль в ускорении уже неотвратимого кровопролития. Мировой империализм, порожденный могущественным капиталистическим развитием, неминуемо должен был кончить гигантской «пробой сил», или, точнее, произвести первую (в подобных размерах) пробу сил. Но чтобы понять, почему эта проба сил началась несколько раньше, чем думали многие наблюдатели, и началась именно в такой обстановке и при такой комбинации, нужно вглядеться в историю последних мирных месяцев. Мы увидим, что и реальные факты, и недоразумения, и фантомы — все как будто соединилось, чтобы ускорить наступление и без того неизбежной катастрофы.

Глава XII

ЕВРОПА НАКАНУНЕ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

1913–1914 гг

1. Лихорадочное вооружение Европы. Экстренный миллиардный кредит на военные нужды в Германии. Восстановление трехлетней военной службы во Франции

После всего сказанного в предшествующих главах, история последнего года европейского мира может быть изложена без особенно подробных объяснений, до такой степени каждый крупный факт последних месяцев перед началом войны логически вытекает из всей совокупности предшествующих обстоятельств. Единственным способом, который яснее всего может развернуть перед читателем цепь событий 1913 и первой половины 1914 г., является хронологически последовательный рассказ о том, как одна держава за другой окончательно вовлекались в это общее, все ускорявшееся течение, направлявшееся к водовороту. Паника и угрозы не приурочивались к определенному лагерю: оба лагеря в эти последние месяцы перед катастрофой почти одновременно и боялись и угрожали друг другу, угрожали из боязни быть опереженными. «Принципиальных» противников войны не было ни среди правительств Тройственного союза, ни среди правительств Антанты. Провал второй Гаагской конференции (1907 г.) на этот раз не привлек ничьего внимания: просто отбыли формальность, без которой как-то неудобно было обойтись. К 1912–1913 гг. о Гаагском трибунале говорили только с улыбкой. Сигнал к новым поспешным, панически быстрым вооружениям почти одновременно подали Германия и Франция. Уже в феврале 1913 г. усилились выступления немецких газет против Франции. Пуанкаре и стоявшее за ним правительство республики германская пресса обвиняла в том, что они собираются отменить изданный в 1905 г. закон о двухлетней воинской повинности и заменить его законом о трех годах обязательной военной службы. Действительно, Пуанкаре этого желал. Но в палате и в стране еще не была надлежащим образом подготовлена почва для восстановления этой тяжелой для всего населения меры. Эту почву и создало германское имперское правительство. Дело в том, что дружное выступление германской империалистской прессы знаменовало новое грандиозное мероприятие Германской империи по усилению своей сухопутной армии.