1759. Год завоевания Британией мирового господства - Фрэнк Маклинн

Британцы, все, как на подбор, бесспорно, были превосходными. Недостатком французов стало то, что они устроили бивак на открытом пространстве. Вскоре боевой дух вооруженных сил Лалли начал резко падать: уверенность была сломлена, осада казалась сизифовым трудом, обычную скверную дисциплину усугубляло пьянство. Люди, которым не платили уже семь месяцев, громогласно жаловались, а доходя до крайности, дезертировали.

Самое страшное произошло для французов, когда 150 французских дезертиров перешли на другую сторону и отважно сражались в роли защитников цитадели.

Лалли, испытывая мириады трудностей, не мог даже уделить свое личное внимание осаде. Сейчас уже была понятно: решение оставить Чинглепут, остров в тылу, оказалось совершенно бессмысленным. Ирландец полагал, что войска, оставленные им в Пондишерри, не допустят, чтобы вооруженные силы противника, находящиеся в Чинглепуте, соединились с остальными его силами. Однако «король сипаев» Юсуф-Хан двинулся на север из Трикинополи вместе с индийской армией, сначала отрезав дорогу из Пондишерри в Мадрас, а затем опасно соединяясь с британским гарнизоном в Чинглепуте под командованием капитана Ахилла Престона.

Юсуф и Престон затем приняли решение обойти тыл Лалли во фланг. Снимая давление на Мадрас, Юсуф-Хан начал наступление на гору, великолепно продемонстрировав свои силы французам, отразив первую атаку и взяв две пушки.

Но победа досталась дорогой ценой, Юсуф струсил. Ссылаясь на то, что у него кончилось продовольствие, он быстро отступил в Чинглепут, упрямому Престону пришлось последовать за ним.

Престон получил приказ еще раз попытаться оказать поддержку Мадрасу. Он уговорил Юсуфа, но армия сипаев, как казалось, была деморализована. Юсуф тянул время, придумывая слабую отговорку за отговоркой, извиняясь за то, что не приходит на помощь. Хотя майор Джон Кайллод, протеже Клайва, смог в феврале нанести еще один фланговый удар, ему тоже пришлось отступать после двенадцатичасового боя среди стен сада «белого города».

Лалли все еще питал вполне обоснованные надежды на окончательную победу. Но, как у Наполеона при Ватерлоо спустя почти пятьдесят лет, его численное превосходство уже сократилось до 60 к 40 или чуть выше. Его можно сравнить и с Блюхером в полном упадке сил, он превратился в Бомбее в Покока.

Лалли совершенно правильно рассудил, что болезни и отсутствие снабжения крайне ослабили французов во время длительной осады. Более того, что блокаду Мадраса можно было продлить, если бы небольшая флотилия фрегатов с подкреплением, невзирая на муссоны, смогла подойти вовремя.

Итак, Лалли с замирающим сердцем 30 января увидел, что на горизонте появился парус. Фрегат Королевского Флота прорвался через блокаду и доставил деньги и небольшое подразделение солдат. Но важнее всего оказалось то, что он привес хорошую новость: весь флот идет со свежей армией на борту. Воодушевленные этим известием, защитники были в хорошей форме и смогли отразить самую страшную из атак Лалли. А ирландец, со своей стороны, знал: настал момент «сделать или умереть». Он был поразительно близок к успеху (или так ему только казалось).

Главный бастион оказался разрушен, в обороне открылась брешь, ядра превратили Мадрас в пустошь, все дома и строения лежали в руинах. Лалли просил, чтобы все офицеры до единого приложили последнее усилие, но они ответили ему: если не замолчат большие пушки защитников, атакующие будут смяты сразу же, как только пойдут в атаку.

Но французские орудия все же открыли массированный огонь по английским пушкам. Огонь не принес никаких результатов, крах повсюду привел к унынию и подавленному настроению. Наконец 16 февраля 1759 г. прибыли шесть кораблей Королевского Флота, доставив на борту 600 солдат. Когда Лалли увидел, как они сходят на берег, он использовал высадку в качестве предлога для отступления с сохранением престижа.

Французы сняли осаду и отступили двумя подразделениями. Батальоны Сопира направились в Конджеверам, батальоны Лалли — в Аркот.

Крах Лалли в Мадрасе, который будет преследовать его до конца Семилетней войны, можно частично объяснить его собственными недостатками, а частично — далеко не блестящей работой французской артиллерии. Хотя они взорвали практически все, что попало им в поле зрения, артиллеристы оказались некомпетентными в том, чтобы правильно разместить свои большие пушки, правильно и точно нацелить их. Операции по закладке мин оказались неуклюжими, у французов не нашлось ответа британским саперам.

Лалли регулярно все осложнял своим постоянным вмешательством в повседневные операции артиллерии и приказами открывать преждевременный огонь, когда еще не была установлена дальность расположения противника. Не испытывая ни капли смущения, ирландец сообщил своему начальству, что он не ощущает никакого стыда за то, что не смог взять Мадрас. Он написал маршалу Бель-Илю, военному министру, хвастаясь тем, что одержал победу в четырех сражениях во время осады и разрушал Мадрас настолько тщательно, что тот не сможет восстать из пепла в течение поколения.

Для Лалли все и вся было неправильно, кроме него самого. Его солдаты интересовались разграблением «черного города» больше, чем осадой форта. Тем, кто не дезертировал, он не мог доверять, и вообще предположил: и солдатам, и офицерам под его командованием, возможно, лучше заняться каким-нибудь другим ремеслом, чем война.

Теперь французы находились в опасном положении: денег в банке не было, а в буфете оказалось пусто… Солдаты были без зарплаты, все ресурсы исчерпаны, холерик-главнокомандующий брюзгливо размышлял о том, как бы отказаться от командования…

На каком-то уровне, возможно, Лалли понимал, что в результате неспособности взять Мадрас он проиграл битву за Индию. Его значительно более великий британский противник, Роберт Клайв, безусловно, интуитивно чувствовал это. Его первым инстинктивным желанием было провести контратаку на плато Декана. Даже когда ирландец направился на Мадрас, вечно изобретательный Клайв снарядил в центральную Индию экспедицию под командованием полковника Френсиса Фёрда.

Клайв понимал: даже если Лалли и его сторонники в то время и позднее ничего не могли сделать, то положение французов на плато Декан оставалось слабым и незащищенным. И только таланты Бусси обеспечили возможность укрепить расшатанный франко-индийский альянс.

Бусси был превосходным дипломатом, который хорошо знал пронизанный интригами мир отсталых индийских князей и поддерживал французское влияние в центральной Индии — и своим личным авторитетом, и силой оружия. Как только он исчез, тщательно построенная им структура в Декане рухнула, словно карточный домик.

Клайв воспользовался возможностью, появившейся в результате переворота рвущегося к власти раджи в Виджаяпатаме, снарядив армию в составе 500 европейцев и 1 600 сипаев под командованием полковника Фёрда.

В Талаполе 3 декабря 1758 г. маркиз де Конфлан, назначенный Лалли вместо Бусси после его безапелляционного отзыва, вступил в сражение с войсками Фёрда. Сначала казалось, что верх брали французы, но они допустили катастрофическую ошибку во времени, начав крупную атаку на сипаев, принимая их за британские войска только потому, что они были в красной военной форме.

Хотя французы прорвались через центр сипаев, их взяли во фланг настоящие британцы. Конфлан, потеряв 150 солдат, а также обоз и артиллерию, отступил в Мазулипатам, где ждал прихода индийских союзников во главе с Салабетом Джангом. Здесь 6 мая 1759 г. Фёрд сразился с французами и начал осаду.

Великий подвиг Фёрда, триумф силы воли в тисках дезертирства, мятежа и вероятности попадания между двух огней, так и не воспет в анналах истории британцев в Индии. Он стал тенью подвигов Клайва и слуг раджи, которые придут после него. Но он все же победил.

После месяца вялого сопротивления Конфлан капитулировал (ко всеобщему позору). Его положение не было катастрофическим, численность его войск оказалась почти равна армии противника. Но последствия стали вполне предсказуемыми: Салабет Джанг, основная власть в стране и старинный союзник Бусси, переметнулся на сторону британцев, чувствуя отвращение к своему бывшему другу и союзнику, который более не мог предложить руку помощи в запланированной им войне со своим братом Низамом Али.

Французы навсегда утратили свою позицию на плато Декана, не говоря уже об огромных финансовых потерях, нанесенных торговле и инвестициям — и частным инвесторам, и «Индийской компании». Только частные инвесторы потеряли девять лакхи, потери компании соответственно, оказались более высокими.

В период с апреля по июнь 1759 г. наблюдалось затишье в военных действиях. Из Аркота Лалли вернулся в Пондишерри, откуда направил на остров Маврикий фрегат, требуя быстрого возвращения эскадры д'Аше. Затем он решил отдохнуть и восстановить силы в Шалемброне, словно Тиберий на Капри. В крепости на непреступной горе ирландец объявил, что оставляет дела в Индии в хорошем состоянии и порядке, а в октябре вернется во Францию. Для наблюдателей это казалось просто мрачным брюзжанием.