Женщина-Волшебство - Ульяна Вольная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай так, или мы разговариваем на «ты», или… – он резко замолчал.
Секундная пауза, во время которой он взглянул на мои округлившиеся глаза, которые задали ему немой вопрос: «Или что?» – и быстро сменил тон разговора.
– Нет, не так. Давай перейдём на «ты»? Извини.
Открывая передо мной дверь в подъезд, он сумбурно начал просить прощения за то, что заставил меня ждать, что это неприлично и не по погоде. Затуманив мне мозги своей резкой сменой поведения и дав мне надежду, он таким образом замаскировался.
Когда мы зашли в квартиру, он снял с меня пальто, любезно пригласил пройти в гостиную, предложил выпить вина на мой выбор и придвинул для меня стульчик.
Тем не менее красивая сменившаяся картинка не отключила ту часть меня, которая отвечала за наблюдение и внимательность. Было в его поведении нечто фальшивое, что я никак не могла раскусить, нечто такое гнусное и омерзительное, что, похоже, угнетало его самого, коли он так тщательно это скрывал.
– Решим финансовый вопрос?
– Деньги сразу?
– Это смотря когда вы хотите получить стулья.
– Насколько я помню, мы договаривались о такой сумме?
Он положил деньги на стол, а я убрала их в сумочку. Вопрос был исчерпан.
Вернувшись из ванной, я планировала приступить к делу, но он по-барски продолжал сидеть на диване.
– Какая ты шустрая! Не торопись, давай посидим, поговорим, у нас ведь время ещё не пошло?
– Я с тобой проведу ровно два часа. Соответственно, через два часа я от тебя уеду. У меня, как у стоматолога, всё время расписано, задерживаться нельзя.
– Да ладно, не рассказывай, не может такого быть.
– Думай, как тебе удобнее, я не буду забрызгивать тебе стены слюнями и с пеной у рта доказывать обратное.
– Если так оно и время затикало, то давай уже что-нибудь делать.
Я жду. Он молчит. Десятисекундная тишина.
– Я пошутил. Давай ещё выпьем, присядем за стол, поговорим.
Перемещения от стола к дивану, от дивана к столу, «хочу», «не хочу», «давай сексом заниматься», «а давай не сексом заниматься» – все это говорило о том, что он начал дергать за ниточки. Поскольку деньги были взяты, а физической угрозы жизни не возникало, началась психологическая игра.
– Давай рассказывай! Кто? Откуда? Какими судьбами здесь оказалась? – спросил он, хитро улыбаясь. – Ты местная?
– Да, местная. В смысле? Какими судьбами у тебя в гостях? Насколько я помню, ты сам меня пригласил.
Я никогда не понимала, зачем вести беседы на подобные темы, но подозревала три причины: душещипательная история для страдания или самолюбования, скука и прикрытие убогости любопытством, сексуальное извращение.
Оппонент явно ожидал услышать слезливую историю о том, как мне тяжко жить на белом свете. В моём случае нашла коса на камень. Я не делала из своей жизни шоу.
Достав из кармана упитанный свёрток отечественной платёжной бумаги, он покрутил им у меня перед носом.
– Видишь эту пачку? У тебя никогда такой не будет!
«Пачками мериться – это, бесспорно, достойное занятие. Истинное мужское поведение заключается в мерении пачками, – с сарказмом подумала я, стараясь сдержать смех, накрывший меня.
– А ну-ка спой что-нибудь! – пренебрежительно сказал он.
– Я не певица, я – жрица. Это разные вещи. Если я буду певицей, я встану и спою. Каждый должен выполнять свой функционал.
Он не выдержал. Вытащив из чехла лежащий на столе боевой нож, он пригрозил мне полицией и инсценировкой ограбления мной его квартиры, чтобы жизнь мёдом не казалась, если я не отдам ему все деньги. После автомата в руках профессионального убийцы боевой нож в руках истеричного мужика, еле-еле сдерживающего себя и захлёбывающегося в собственном соку, выглядел как детская игрушка.
Хотя колото-резаные раны всегда вызывали у меня неприязнь, а огнестрельные ранения в моём представлении выглядели красиво и эпично, страх быть зарезанной, как ягнёнок, прошёл мимо меня: я отключилась, являясь глазами без чувств и ушей. Он мог покалечить, но не убить, позвав на выручку тех, кто способен довести дело до конца. Показная сила зиждилась на стоящих за ним. Выбирая между жизнью и сеном, я выбрала жизнь и выложила деньги на стол. Отбросив нож в сторону, он жадно схватил купюры и спрятал их в карман штанов.
– Ты у меня за сегодня уже такая пятая, и с каждой из вас я поступаю так, как вы того заслуживаете! Шлюхи поганые!
Наверняка его жена и дети даже не подозревали, что происходило в стенах их общего дома, когда они отдыхали без отца семейства за границей, ведь они были именно там, когда он устраивал в квартире треш.
Присвоив чужое, он всё же никак не мог угомониться. Я уже направилась к выходу, а он продолжал плескать ядом вовсе углы. Его эго не выдержало, он бросился к шкафу, стоявшему в коридоре, достал из него форму, а из нагрудного форменного пиджака вынул важный документ, потрясая перед моим лицом своим статусом. Он был явно не в себе. Меня абсолютно не интересовал и не пугал его чин. Видя, что с ним происходит, я была рада, что не успела физически об него испачкаться.
Переступив порог его взяточного существования, я поняла, что я так долго не могла угадать особый привкус, исходящий от предательства долга и погон. Несмотря на свою деятельность, я сумела остаться свободной, он же стал рабом денег и власти. Он начал ненавидеть сам себя, столкнувшись со мной, воочию убедившись, что можно было иначе, только он так не сумел. Мертвец.
Стерва-война
Срывы носителей военного синдрома, во время которых я наслушалась правды о войне от непосредственных участников, научили меня безжалостности по отношению к себе и окружающим. Иначе было невозможно остаться целой и невредимой. Эмоции и чувства я умело отключала по щелчку в своём сознании. Безжалостность – золотая середина между жалостью и агрессией, убирающая фон и рассматривающая ситуацию такой, какая она есть, без оценки «плохо» или «хорошо». Видишь происходящее и ищешь практические пути решения. Если решение отсутствует, то наблюдаешь за происходящим, как за фильмом в кинотеатре. Можно через фильмы приходить к эмоциям, можно отключать эмоции через фильмы. Приобретённый навык помог мне не вычёркивать довольно большой пласт клиентуры, которая серьёзно страдала от своей болезни. Я не потеряла их, они не потеряли меня. Мужчинам нужно было выговориться и выплакаться; я понимала, что это не их
