Чумная Полли и маскарад (СИ) - Татьяна Лаас

Он понятливо кивнул:

— …просто не хотела меня видеть.

— Я тогда была на тебя зла.

— И чем я провинился перед тобой? — Он сделал взмах рукой, и Вик была готова поклясться, что она снова, пусть на краткий миг, но видела вспышку. Серая долина все же аукнулась ей. — Сфера тишины — нас не услышат… А мы их — да. Так… Ты расскажешь?

— Ты, правда, хочешь знать, Эван?

— Виктория, мне кажется, что тайны только делают больно тебе и мне, приводя к ложным выводам.

Она честно предупредила, вглядываясь в синие, опять прищуренные глаза Эвана:

— Боюсь, тебе не понравится.

— Виктория?

Она отвернулась в сторону — нериссы, вообще-то, о таком не говорят:

— Мне тогда… Мне все уши прожужжали про твоих…

— Моих — кого?

— Лю… — начала было Вик, резко поворачиваясь к Эвану, но тот не дал ей договорить — прижал к её губам свой указательный палец:

— Шшш… Я понял. И… Вики, у меня была невеста. У меня не было никаких романов, слово чести. Про юность сказать такого не могу, но, когда я начал ухаживать за тобой, у меня никого не было.

— Я уже поняла.

Гитарист принялся что-то наигрывать на гитаре — мелодичное, пронзительное, что-то прошептав при этом.

Вик тихо подалась к Эвану:

— Он что-то сказал? Я не владею вернийским.

— Он сказал, что тальмианцы ничего не понимают в любви и романтике.

Ближайший гребец чуть дернул плечом — кажется, он был полностью согласен с мнением своего друга.

— Можно подумать, что он понимает, — возмутилась Вики.

Кормчий за спиной громко объявил:

— Мост князей!

Гребцы словно по команде приподняли весла над водой. Лодка замедлила движение, сейчас её несла вперед только река, крайне медлительная в этом рукаве.

Многочисленные фонарики вдоль бортов погасли, и под высокий мост лодка заплыла в полной темноте.

Кормчий еще сказал что-то о одиноких сердцах и робких первых поцелуях, когда это случилось.

Чьи-то теплые, чуть шершавые ладони прикоснулись к лицу Вики, легко поглаживая, а потом губы Эвана накрыли её рот и нежно поцеловали. Во всяком случае ничем иным это не могло быть. Хорошо, что благодаря службе в Восточном дивизионе Вик уже знала — синематограф лжет: от поцелуев дети не появляются. Они появляются от немного иного, но про эти знания она Эвану не скажет.

В голову, слегка кружащуюся, лезли всякие глупые мысли, и Вик с трудом сдержалась, чтобы, когда лодка выплыла из-под моста и Эван чуть отклонился назад, старательно рассматривая Вик и что-то ища в её глазах, не сказать: «Так вот для чего ты побрился!». Это было бы совсем не вовремя и не соответствующе моменту. И про неработающие механиты мысль тоже была плохой — ему незачем знать, что она разрядила бы их в него, а потом бы думала — почему она это сделала⁈ И про привычно текущий в Эвана эфир тоже не стоит говорить — он сам понял, что был чуть не атакован просто от неожиданности. И…

— Виктория, я люблю тебя, солнышко… И ничего не надо говорить в ответ.

— Совсем ничего, Эван?

— Совсем ничего, — подтвердил он, обнимая её за плечи и притягивая к себе: — ты замерзла… И не сказала…

От Эвана потекло тепло.

— А вопрос можно?

— Вопрос можно. — согласился он.

— И… Почему… Нет… Зачем? Когда!

— Не знаю, когда, солнышко. Совсем не знаю. Может, когда ты давала показания в суде по делу мультиубийцы из Олдона, а я сидел в зале суда и боялся за тебя. Или когда вы уехали всей семьей на отдых в Дад, а я не мог вырваться со службы, и… Мне чего-то не хватало. Или кого-то. Или когда тебя было семнадцать, и ты танцевала с лером Фицроем, а он потом эээ…

— Он после того бала заболел и уехал в поместье на поправку здоровья…

— О да, он тогда сильно заболел. — То, что у него самого тогда был огнестрельный перелом, Эван промолчал. О той дуэли даже Роб не был в курсе.

Глава 21

Полли, ложная и настоящая

Брок провожал взглядом паромобиль, пока он не свернул на улицу Босяков.

Ренар была магиней, причем не скрывала этого, а еще зачем-то копалась в столе нера Бина: не заметить слабые следы её эфира — совсем слепым надо быть. Спрашивается — на кого она сейчас работает? На брата и «Ангелов мщения» или на жениха, с которым у неё натянутые отношения, и полицию Тальмы? Впрочем, судя по её досье, которое попало на его стол, когда она приехала в Аквилиту, с братом у неё тоже отношения немного не сложились. Наверняка, обидно быть одной из тех Ренар и оказаться не у дел лишь по причине того, что в Тальме женщины не наследуют имущество.

Вин Одли, сержант Особого отдела, вышел на улицу и потоптался возле Брока. Специально кашлянул и спросил:

— Кого не поймал, Брок?

Ему было можно так обращаться — они служили бок о бок пять лет подряд, и не раз стояли спина к спине против контрабандистов и всякой швали. Одли пришел в полицию из армии, отдав долг Тальме и решив, что с него хватит чужой страны и чужих идеалов. Ему было тридцать пять, он был холост и свободен, как ветер. И, как Броку, служба в полиции заменяла ему все — семью, друзей и дом.

Брок задумчиво сказал:

— Да так… Хотел поговорить с некой Ренар, а она испугано сбежала.

— Ты у нас сегодня просто пугало! — хохотнул Одли, вспоминая циркача Азуле.

Брок поморщился — ему тоже вспомнился пропахший потом и страхом силач в допросной, умолявший его пощадить:

— Не напоминай. — Думал ли этот Азуле, что мальчику было точно так же страшно умирать там в Полях памяти? — Мне утром еще пятерых пугать.

— Да не бойся, можешь скинуть на меня. В Центральном с этими шутниками цацкались, у