Швейцарский Робинзон - Йоханн Висс

Потом скалы исчезли, я заметил глубокую водную гладь и предположил, что это пролив — короткий и менее опасный путь к отдаленным районам суши. В проливе, к моему удивлению, не ощущалось встречного течения, а ведь наступило время отлива, продвигаться вперед можно было почти не работая веслом. Примерно через час я понял, что плыву по реке с красивыми берегами. Над водой свисали лианы, ветви деревьев. По ним сновали маленькие обезьянки, мартышки и другие маленькие зверьки. Было много птиц. Смешно выглядели некоторые большие водоплавающие. Они раскачивались на лианах, но при моем приближении падали в воду, точно мертвые. Однако стоило лишь до них дотронуться, как они сразу же оживали и стремглав удирали, вытянув тонкие шеи.

Потом я снова попал в бухту, где решил сделать остановку, чтобы пострелять птиц и накормить орла; места были открытые: ни леса, ни кустарников — мне не грозила никакая опасность. Прямо из лодки я подстрелил тукана и сошел на берег, чтобы взять птицу. Тут же поднялся крик, свист, карканье, щелканье, кваканье! Было не ясно, откуда раздавались эти ужасные звуки и кто их производил. Казалось, тебя собираются вот-вот разорвать на части. Поэтому я схватил птицу и прыгнул обратно в лодку. Однако звери, как и люди: крикуны никогда не бывают смелыми. На меня никто не набросился. Но только я успокоился, как рядом в камышах зашевелилось и заревело что-то огромное. В ужасе я схватил весло и стал грести что есть мочи. Знаете, кто это был? Страшный бегемот со своим детенышем. Не правда ли, неплохая встреча? Они торопливо плыли против течения, испугавшись выстрела. А я, выходит, испугался их. Но все же решил больше не рисковать и идти вниз по течению к бухте; для отдыха выбрал скалу, торчавшую островком над водой. Поужинав остатками провианта и с трудом раздобытыми устрицами, я устроился на ночлег, а с рассветом снова тронулся в путь.

Как обычно, я приблизился к берегу и взял направление на запад, тем самым удаляясь от местности, которая, по моему мнению, отличалась особенной красотой. Многочисленные водопады ниспадали с отвесных скал, извиваясь потом ручьями между небольшими холмами; вдали бродили стада животных, кажется, ламы или викуньи,[85] насколько я мог судить.

Я подстрелил для завтрака двух похожих на уток водоплавающих птиц, вышел на берег, разжег из валежника костер и принялся готовить еду для себя и для орла. Прежде всего ощипал дичь. Когда я уже насадил ее на вертел, в соседних кустах что-то зашелестело и зашуршало. Я оглянулся, заметил две страшные головы и с испугу помчался к лодке, откуда и стал вести наблюдение. Скоро не замедлили появиться два могучих орангутана. Они с любопытством потрогали птиц, обнюхали оставленный на земле нож, ощупали пальцами мой арбалет, наконец, уселись в отдалении и в раздумье стали созерцать жарившихся на огне птиц. Время шло. Обезьяны не обращали на меня никакого внимания и не могли причинить вреда, так как я находился в лодке. Переживал я лишь за моих уток. Как там они, бедные и несчастные? Но вот костер догорел, обезьянам, очевидно, скучно было сидеть, и они удалились. Я выждал еще несколько минут, потом погреб к берегу, прислушался: вроде опасность миновала. Но мое жаркое! С одной стороны оно превратилось в уголь, а с другой осталось сырым, непригодным для еды. Я все отдал орлу. Подстрелил себе еще птицу, так как не хотел тратить взятые с собой припасы. Я ощипал ее, зажарил, поел. На это ушло много времени, двигаться в путь не имело смысла. До наступления темноты я добрался на лодке до небольшого скалистого островка и там заночевал.

Спал плохо. Встреча с обезьянами не выходила из головы. Проснулся в дурном расположении духа, подумал, что надо скорее отчаливать. Для бодрости сделал несколько глотков Канарского шампанского.

Побережье, вдоль которого я теперь плыл, выглядело будто бы более разнообразным, но достаточно унылым: встретилось несколько небольших речек, растительность же на песчаной почве всюду была довольно скудной. Я нисколько не удивился, когда, обогнув однажды мыс, увидел на болотистом участке одной из рек стадо слонов. От меня они находились на расстоянии двух-трех ружейных выстрелов. Рядом с животными росли великолепные мимозы, которые, очевидно, и привлекли серых гигантов. Еще мне послышался храп бегемота, а вдали в облаке пыли показалось, что скачут антилопы или зебры.

И хотя я всей душой стремился как можно скорее отыскать Дымящуюся гору, из любопытства решил все же ближе познакомиться с незнакомым мне побережьем. Была, если честно сказать, еще одна причина моей остановки: насладившись отдыхом, слоны неожиданно вошли в реку. Они шагали или плыли, выстроившись длинной цепочкой, положив хоботы на спины впереди идущих. На другом берегу стадо разбрелось в разные стороны, обламывало и лакомилось ветками мимозы.

Когда громадные исполины удалились на значительное расстояние, я снова пошел вверх по течению неширокой — от двадцати до тридцати футов — речки, вряд ли проходимой для тяжелогруженого судна.

Местность становилась все более засушливой, порой казалось, вода совсем исчезает в песке.

Я увидел несколько носорогов, резвящихся позади высоких кактусов; иногда они задевали рогом кактус, расщепляли его на две части, подхватывали верхней сильной губой сочную мякоть и отправляли себе в раскрытые пасти, нисколько не смущаясь острых колючек. Как хотелось проверить ружье! Но, благодарение Богу, я сдержался, не выстрелил. И тем, вероятно, спас себе жизнь. Носорогу ничего ведь не стоит перевернуть лодку.

Я решил не искушать судьбу, круто развернул каяк вправо и что есть силы заработал веслами. В тростниковых зарослях, кажется, прятались кайманы[86] или аллигаторы,[87] выслеживающие добычу. Выступить в этой роли у меня не было никакого желания. Выйдя в протоку, ведущую в открытое море, я почувствовал себя в безопасности. Захотелось есть, тем более река изобиловала лососями. Первые же броски гарпуна увенчались успехом, я подплыл к ближнему рифу, поджарил рыбу и устроился на ночлег.

Спал опять неспокойно. Постель была не из мягких, то и дело снились аллигаторы, с которыми я, естественно, сражался, делая резкие движения руками и ногами, отчего и просыпался. Когда чуть-чуть рассвело, без сожаления покинул стоянку и продолжил свой путь. Со временем, чтобы раздобыть для орла корм, причалил к месту, где росли невысокие, но ветвистые деревья, на которых, как я предполагал, водятся птицы. Песок здесь был черноватый с золотистыми блестками. Настоящее это золото или нет? Не стал разбирать. Подошел прямо к деревьям, увидел двух попугаев и одного подстрелил, за что почти тут же поплатился. Забыв перезарядить ружье, довольный, стоял и смотрел, как орел выклевывает попугая. Вдруг позади послышалось шуршание, казалось, что ползет краб или черепаха. Я спокойно и медленно обернулся — и о Господи, в десяти — пятнадцати метрах увидел большого полосатого тигра! Еще несколько секунд промедления, и он набросился бы на меня! Я буквально застыл от страха и неожиданности. Как в тумане ощутил ружье, на которое опирался, и шум крыльев орла. Моя храбрая птица! Она яростно налетела на тигра и пыталась выцарапать ему глаза. Тигр стал защищаться, тогда я отбросил ружье и достал из-за пояса пистолет. Но полосатый хищник встал вдруг на задние лапы, прыгнул и схватил передними лапами орла, разорвал его и бросил на землю. Было больно смотреть на гибель моего верного друга. Теперь я не думал — разрядил всю обойму в кровожадную кошку. Зверь упал, но стоило мне подойти к нему, как он вскочил и в два прыжка скрылся. С бьющимся сердцем я вытащил из кармана второй пистолет и держал его наготове. Прислушался. Ведь рядом мог оказаться другой тигр. Подождал. Затем стал пятиться к лодке.

К счастью, опасность миновала. Я перезарядил ружье и решил убираться подобру-поздорову. Но орел! Так оставить его я не мог. Нужно было найти безопасное и хорошее место для причала, сделать остановку и либо похоронить славную птицу с почестями, либо выпотрошить и позже изготовить чучело.

Но вскоре, вскоре ситуация изменилась. Обходя рифы, я неожиданно заметил вдали небольшой скалистый островок, а над ним — поднимающийся вверх тонкими струйками дымок. От радости я ударил веслом по воде и чуть не задохнулся от волнения: «Дымящаяся гора! Она, она! Значит, там „потерпевшая кораблекрушение англичанка“!» Греб я из последних сил. Сказать, что сердце мое билось учащенно, значит, ничего не сказать. Оно бешено-бешено колотилось. Я даже не допускал мысли, что могу ошибиться, что вместо англичанки на острове меня встретят морские пираты или дикари. Да, действовал я, надо признать, неосторожно и необдуманно.

Наконец Дымящаяся гора оказалась совсем близко. Однако дым поднимался на противоположной стороне, и я уже хотел предпринять обходной маневр, но заметил удобную для причаливания каменную площадку и спрыгнул на нее, как это делал Вильгельм Телль.[88] Сложенные в определенном порядке камни — явное творение человеческих рук — представляли собой подобие лестницы, по которой я поднялся, обошел выступ в скале и увидел у костра, чуть пониже места, где стоял, стройного молодого человека. Но я заблуждался: «юноша» наклонился и отбросил назад… длинную косу! Я чуть было не закричал от восторга, зажал рот руками и сказал себе: «Не испугай ее! Она отвыкла от людей! Не торопись!» Я позволил себе лишь бросить камешек в ее сторону. Девушка увидела его, посмотрела наверх, чтобы, очевидно, выяснить, откуда он упал, и заметила меня, стоявшего специально неподвижно. Побледнела она ужасно, вскочила, а потом словно оцепенела — только пристально всматривалась в незнакомца.