Острова, не тронутые временем - Лоуренс Грин

Гомера — странное название, и никто не знает точно, откуда оно произошло. Известно, однако, что в горах Сахары, откуда, возможно, пришли предки гуанчи, жило племя гумеро. Один ученый утверждал, что народ там знал язык свиста. Может быть, это и так, хотя мне кажется, что замечательное искусство высвистывать слова зародилось в ущельях Гомеры. И теперь любой свист напоминает мне об острове верблюдов и маленьких осликов, об ульях, сделанных из полой сердцевины пальмы, о сардинах и тунцах, о женщинах под черной вуалью в старой церкви, где молился еще Колумб.

«Я мог бы назвать лишь немного мест, столь оторванных от всего мира и навевающих впечатление полной изолированности», — писал о Гомере в начале XX века английский орнитолог. Действительно, с тех пор Гомера не очень изменился.

Сейчас много бедняков эмигрируют с Гомеры в Венесуэлу, которая им кажется южноамериканским раем. Я видел этих несчастных, они обнимали жен и матерей на пристани Сан-Себастьяна и печально взбирались на борт «Леона и Кастильо» со своими трогательными узелками.

Но вот якорь поднят. Мужчины вышли на палубу с гитарами и запели «Малагуэну» и «Тахаресте» под аккомпанемент тамбуринов. Их щемящие мелодии лишь усугубляли тоскливое настроение. Но тут раздался свист, который отвлек мое внимание от грустных гитаристов. Он раздавался со скалы над Сан-Себастьяном и был исполнен призывных тонов, он летел над водой, заглушая печальные мелодии. Один из пассажиров, сидевший на скатанных одеялах на палубе, встал и свистнул в ответ.

— До свиданья, — услышал он от своего друга. И ответил ему, перекрывая свистом добрую милю:

— Вольвере отра вец! Адио! (Я еще вернусь! Прощай!)

Глава четырнадцатая

Остров маленьких ныряльщиков

И вот передо мной снова Мадейра — остров чудесного вина, редких фруктов и хорошей рыбы, остров, который я всегда покидаю с неохотой. Но на этот раз, к счастью, почтовый пароход компании «Юниэн Касл» уйдет с Мадейры без меня.

Первым и самым сильным впечатлением от острова всегда будут мальчишки-ныряльщики. Когда бы вы ни прибыли на Мадейру, днем или ночью, всегда можно услышать их звонкие голоса:

— Шестипенсовик, капитан, бросайте шесть пенсов в во-о-оду!

— Смотрите, как нырнет малыш, сэр, бросьте шиллинг для малыша!

— Полкроны, сеньоры! Полкроны, и вы увидите, как глубоко я опущусь.

Мой приятель, сеньор Афонсо Коельо, рассказывал, что этот своеобразный вид спорта возник здесь сто лет назад, когда на остров начали регулярно заходить пассажирские пароходы.

— Раньше в этом не было смысла — у матросов не водилось денег, которые они могли бы выбрасывать за борт.

Большинство мальчишек-ныряльщиков — дети портовых рабочих. На каждой лодке, как правило, по два мальчика, а выручку делят на три равные части, третья идет владельцу лодки.

— Если мальчишка заработает за день фунт стерлингов, это совсем неплохо, — объясняет мне Коельо. — Чтобы столько заработать, нужно очень много нырять.

Ночью медные монеты не заметны, а серебряные легко обнаружить — они отражают свет от фонарей, которые мальчики берут с собой. Но на дне Фуншалской бухты, вероятно, уже скопилось целое состояние в виде мелкой разменной монеты.

Коельо рассказывает, что мальчики — довольно посредственные пловцы и даже любитель может побить их на дистанции в сто метров. Это — мастера прыжков в воду, плавают же они лишь на небольшие расстояния и стараются как можно дольше отдохнуть в промежутках между погружениями.

— Я еще ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них утонул, попал под винт или получил серьезную травму, — замечает Коельо.

Нырять на большие глубины — настоящее искусство. Я видел, как мальчишки погружались на пятнадцатиметровую глубину и благополучно появлялись на поверхности, чудом выбирая свободное место, хотя в бухте курсирует множество моторных лодок.

Проплыть под килем судна — подвиг, на который способны лишь немногие. Нужно беспрерывно опускаться все ниже и ниже с открытыми глазами, с трудом сдерживая дыхание. Чтобы выиграть время, мальчишки погружаются под углом и резко идут вниз на глубину порой до тридцати шести футов. Они плывут под плоским днищем корабля, с нетерпением ожидая, пока на другой стороне не забрезжит дневной свет.

Если не выдержат нервы, пловец может попасть в ловушку под судном, ибо ширина его днища достигает порой девяноста футов. Однако пловец почти всегда достигает цели. Темноту воды сменяет голубизна неба, и вот наконец свежий воздух! И все это за шиллинг!

Как долго мальчишка-ныряльщик может удерживать дыхание под водой? Пожалуй, около минуты, и это довольно много, ведь самые опытные ныряльщики могут продержаться до девяноста секунд, но никто не выдерживает более ста.

В настоящее время этот вид «спорта» упорядочен. Нырять разрешают детям не моложе четырнадцати лет, и, чтобы получить разрешение, нужно обязательно пройти медицинский осмотр. В двадцать один год юношу забирают в армию, и после прохождения службы он вынужден искать себе другое занятие. Иногда в лодках можно увидеть маленьких трех-четырехлетних мальчуганов, а старшие при этом делают вид, что дрожащие мальцы готовы нырнуть за монетой.

— Посмотрите, как нырнет малыш, сэр! Бросьте шиллинг для малыша!

Но малыши не ныряют. Они здесь только для рекламы, а за пенни ныряет их старший компаньон.

В 20 — 30-х годах почтовые пароходы «Юниэн Касл» приходили на Мадейру на рассвете, и я обычно нанимал частный катер, который доставлял меня прямо к ступеням очаровательной гостиницы «Рейд».

Подъемник доставлял меня вдоль отвесной скалы к знаменитому саду, откуда я проходил в столовую; здесь вам подавали все — от гранатов до яблок, от дынь до винограда. За окном — пламенеющие купы ибискуса, дальше виднеются пляжи с бронзовыми телами людей на скальных террасах. Когда-нибудь я покину родные берега и останусь в этой гостинице, чтобы посмотреть, что еще нового откроется мне здесь, на Мадейре.

И вот я снова в отеле «Рейд». Его никак не назовешь самым дешевым, но, поскольку он несомненно относится к лучшим отелям в мире, во всяком случае не хуже тех гостиниц Шепарда, в которых мне случалось останавливаться, цены в нем довольно умеренные. Не уступает также отель «Рейд» и тем «караван-сараям», которые новеллисты с такой любовью избирают фоном своего романтического воображения.

История хозяина гостиницы Вильяма Рейда — это длительный период взлетов и падений. Рейд был ловким шотландцем, который обосновался с семьей в Фуншале более ста лет назад. Вскоре он разбогател на гостиничном деле. Он купил один отель и построил другой. На солнечный остров стали приезжать один за другим больные из Англии. У меня есть старый справочник, изданный семьдесят лет назад, где указано, что в то время Рейд был владельцем «Санта-Клары», отеля в классическом смысле этого слова, комнаты в котором стоили от восьми шиллингов в день и выше (были тогда и такие цены). Вторая его гостиница — «Кармо» близ Английского клуба; ему принадлежал также «Дойчес Отель Хортас», о котором в справочнике говорится: «Обслуживание здесь не хуже, чем в первоклассных гостиницах Германии». Последним предприятием Рейда была покупка в 1890 году земли, на которой сейчас построен отель его имени.