Секретный пианист - Фёдор Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вымотанные непривычной качкой, мы не в состоянии поддержать компанию. В моей голове крутится только одна мысль: «добраться живым до берега. Глупо утонуть в конце пути».
К счастью, все кончается благополучно. Выйдя на берег в шумном Неаполе, облечено вздыхаем и решаем заработать денег тут же в порту.
***Третью неделю живем в бараках вместе с приезжими иностранцами. За тяжелую грязную работу, от которой моментально образовываются кровавые мозоли на руках, платят истинные гроши. Экономим на всем, в том числе и на еде. Чтобы не привлекать внимание других голодных и нищих грузчиков, переворачиваю свое кольцо камнем вниз. Получается подобие простого обручального кольца. К счастью, его никто не замечает. Каждую неделю в бараке происходят драки и выяснения отношений. Рабочим кажется, что кому-то заплатили больше, кому-то меньше. В такие моменты мы выходим на улицу и не ввязываемся в кутерьму.
Рядом с бараками есть небольшая местная забегаловка, хозяин которой неплохо готовит пасту с многочисленными вариантами неаполитанских соусов. Мы сразу облюбовываем это место. Дочь хозяина, со звучным именем Аллегра, быстро подружилась с нами.
Завидев нас, бойкая, живая девушка с обаятельной улыбкой на красивом лице моментально подлетает к столику, и задорно встряхивая кудрявыми волосами, спрашивает:
- Паста, сеньоре? - Я всегда отвечаю ей по-русски:
- Си, синьора. Большую пасту для всех.
Аллегра ставит на стол графин с красным вином, убегает на кухню и возвращается минут через десять уже с огромной тарелкой макарон. Каждый раз она подает пасту с новым соусом и говорит название. Мы перепробовали весь ассортимент: Наполи, Болоньезе, Песто, Кваттро, Формаджи... Сегодня Аллегра принесла соус для пасты, который называется Альфредо. Я шучу:
- Я Альфред и паста Альфредо!
Девушка не понимает, показывает на соус рукой и говорит:
- Альфредо, синьоре!
Показываю пальцем на себя:
- Но синьора, я - Альфредо! - Девушка смеется.
В этот вечер засиживаемся в забегаловке допоздна. В барак раньше времени возвращаться не хочется. Аллегра нас не выгоняет. Обслужив последнего посетителя, она подсаживается к нам за столик и внимательно вслушивается русскую речь, пытаясь уловить хоть какой-то смысл.
Обращаюсь к ней:
- Ничегошеньки ты не понимаешь.
Девушка радостно улыбается и что-то быстро говорит на своем родном диалекте.
Слегка подвыпивший, продолжаю на русском:
- И я тебя не понимаю!
Аллегра смелеет, берет мою руку, прижимает к сердцу и все лопочет и лопочет на итальянском:
- Андиамо! Андиамо!
Пожимаю плечами, не понимаю, что она хочет. Тогда девушка тянет меня за руку и увлекает за собой. Идем на берег моря, она не перестает лопотать на ходу.
- Амор, Альфредо, Амор! - девушка показывает рукой на звезды. Наконец до меня доходит смысл ее болтовни.
Аллегра садится на песок, увлекает за собой меня и не дает опомниться. Прижимается ко мне всем телом, обнимает, целует в губы, в шею, в глаза. Я настолько отвык от женской ласки, что не сразу соображаю, что должен сделать. Девушка улыбается и не торопит. Смелею... Во мне просыпается давно и глубоко запрятанное, почти звериное желание обладать красивой женщиной…
...Возвращаюсь в барак лишь под утро. Друзья ничего не спрашивают, только загадочно улыбаются и тактично ждут, не поделюсь ли своими впечатлениями о прошедшей ночи.
Страстный «амор» с Аллегрой продолжается еще две недели. Этого срока хватает, чтобы скопить необходимую сумму для покупки билетов на поезд до Рима, а оттуда дальше, до Парижа.
Расстроенная девушка провожает меня до вагона. Пытаюсь объяснить ей по-русски:
- Аллегра, я не могу здесь больше оставаться, должен найти супругу и ребенка. Они живут в России, я ничего не знаю об их судьбе.
В ответ она плачет и твердит свое:
- Амор, Альфредо, Амор…
... Вот так, неожиданно, начинается и заканчивается последний роман в моей жизни.
Мы едем в вагонах самого дешевого класса. В Париже останавливаемся на квартире родственников одного из товарищей, затем находим фонд помощи белым офицерам и получаем небольшое денежное содержание.
Еще через три дня уже еду в Берлин и еще через день добираюсь до Кенигсберга.
Письмо родственникам из Джакарты так и не дошло.
Месяц я отдыхаю - сплю и без конца ем. Как кадровому военному, мне быстро удается найти место в Кенигсбергском гарнизоне.
Сняв небольшую квартиру, живу один, посылаю многочисленные письма жене и брату в Россию, но ответов так и не получаю. Больше не обращаю внимания на женщин. Всю оставшуюся жизнь тоскую по своей семье.
ГЛАВА 18.
Чудеса иногда случаются, но над этим приходится очень много работать.
Вейцман Хаим.
(ВАЛЕРИЯ)В моей квартире раздается телефонный звонок. Хватаю трубку. Вместо Сашиного голоса узнаю мамин, заплаканный.
- Приезжай, отец бушует. По телефону рассказывать не буду.
Ловлю машину и мчусь на другой конец города. Влетаю в квартиру и тут же, с порога, слышу слова рычащего от перевозбуждения отца:
- Твоя родная мать обманывала меня всю жизнь!
- Папа, давай спокойно рассказывай, мне волноваться нельзя.
- Пусть сама рассказывает! - продолжает рычать отец.
Мама садится на диван, я устраиваюсь рядом.
- Мои родственники из Германии нашли меня. Позвонил брат из Берлина.
- Какие родственники, какая Германия? О чем ты говоришь?
- Я не литовка, я чистокровная немка.
Обескуражено слушаю:
- Родилась я в Кенигсберге, в состоятельной семье. Мое настоящее имя Линда.
- Ли-и-нда?! Мама, как такое может быть!
- На этом свете все может быть, доченька. На самом деле я Линда фон Кройнц. Вернее, так меня звали до войны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});