Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Какая красавица! Ну вы только посмотрите, какая красавица! — вскрикивала время от времени жена фотографа, призывая интеллигентов восхищаться. — Ну, Лимонов, отхватил девку! Ну, Лимонов!»
Писатель, считая жену фотографа более развязной, чем необходимо, все же чувствовал настоящую гордость за Наташку. При каждом «Ну, Лимонов!.. Какая красавица!» Наташка поводила плечом и смотрела на писателя вызывающе, как бы говоря: «Видишь, дурак, какая женщина тебе досталась. А ты меня не ценишь…»
Он ценил, однако они дружно, не отставая друг от друга и на полбокала, напивались. Это было понятно, хотя бы уже по одному тому, что пространство уменьшалось с быстротой неимоверной. Уже только несколько квадратных метров пространства оставались видимыми глазам писателя. Боковые стены исчезли. Наташка, жена фотографа, несколько лиц за соседним столом, кровавощекое дитя Фалафель, пришедшее с Майей и двумя старшими детьми Генриха — умной девочкой в железных очках и с панк-прической и мальчиком в шляпе. Щеки ребенка Фалафеля, странствовавшего между столами, как папа Генрих странствует по Парижу, покрывало несколько прыщей или, может быть, холмиков, образовавшихся от укусов какого-то насекомого. «Какого? — задумался писатель. — Зимой комаров не бывает. Комары спят в феврале». Курица, которую ела Наташка (время от времени нож соскальзывал с курицы и скрежетал по тарелке), имела пупырышки на жареной коже. В раздробленную кость ноги курицы вклещилась зеленая лапчатая петрушка.
— Как листик марихуаны, — заметил писатель, и Наташка рассмеялась. — Мне кажется, нам пора сваливать… — несмело предложил он.
— Мне тоже кажется, что пора, — неожиданно согласилась почему-то покладистая Наташка.
Генрих материализовался вдруг из непросматриваемой уже писателем остальной реальности и попросил ее снять со стены картину, висящую над ее головой. Она встала, и упали на пол все платки и шали. Дергая за картину, она тем не менее и с третьей попытки не смогла снять ее, и Генриху пришлось, свозя со стола скатерть, пролезть к стене и, шевеля фалдами фрака, непристойно обнажая белый, в пятнах, джинсовый зад, с натугой приподнявшись, совершить снятие самому. Наташка довольно твердо держала себя, вылезла из-за стола и, пройдя через плотно начиненный зал, стала спускаться под пол, в туалет, держась за канаты, служащие перилами.
— Кто может разменять мне пятьсот?! — Генрих держал в руке смятый билет и помахивал им над головою, довольный. Картина находилась под мышкой у седого маленького человечка.
Именно в этот момент Наташа возвратилась из похода в туалет, держа за руки двух эмиссаров зла. И плохого случая:
— Лимонов! Посмотри, кто пришел!
Фернан и Адель, уже законные супруги, щеголяя жжеными ежами на головах, каждый в ретропальто на три номера больше, чем необходимо, внесли вдруг оживление в толпу в основном старомодно-серьезной интеллигенции. Новая волна — поколение, крылом простертое в будущее, во времена, красиво изображенные в фильмах «Мэд Макс Два» и «Три». Писатель, гордясь тем, что его знакомые, такие элегантные и передовые, идут с его подругой к нему, приподнялся и расцеловался с Адель и пожал руку Фернану. Нужно было бежать, схватив Наташку и лису, вон из ресторана, бежать быстро, пока плохой случай не переполз с букле-пальто Адель и черного бобрика пальто Фернана на лимоновскую куртку с попугаями. Не переполз или не перепрыгнул. Но именно для того, чтобы задержать жертву, дьявол хитро снабдил Фернана соблазнительной элегантностью и черным юмором, а Адель — мудрой гашишной улыбкой богини судьбы и пушкой-сигаретищей толщиной в палец, набитой темным мягким гашишем и сладким табаком. Как часто бывает с переносчиками изысканных вирусов, эти переносчики были красивы и счастливы. Но вокруг них людей косила смерть и бушевали пожары. Даже короткого взгляда в биографию молодой пары достаточно, чтобы понять, какую опасность они представляли. У элегантного Фернана, дружески беседующего с писателем, — мотылек в горошек под горлом, кадык и горбатый нос образуют симпатичную пилу, гортанный голос вместе с улыбками и ухмылками составляет чарующую цветочную смесь — как уже было ранее сказано, умерла от сверхдозы героина предыдущая, до Адель, петит-ами. Фернан честно и множество раз пытался покончить с собой. И не преуспел еще в этом занятии, раз он сидит, улыбаясь, рядом с писателем, и от юноши свежо пахнет крепкими духами. Последний раз Фернан обставил самоубийство исключительно красиво и театрально. Он хорошо пообедал, снял номер в хорошем отеле, купил и расставил повсюду в вазы цветы. Слушая музыку, он впустил в кровеносные сосуды порцию героина. Послушал Моцарта и снова ввел порцию героина. В финале он честно выпил содержимое банки таблеток (название осталось неизвестным писателю) и позвонил другу Мишелю, дабы сказать последнее «Прощай». В последней беседе, оказавшейся непоследней, Фернан был остроумен.
— Я умираю, мой друг. Прощай!
— Не нужно умирать… — попросил Мишель. — Жизнь прекрасна…
— Именно поэтому я и решил умереть.
— Но где ты?
— В отеле грез и цветов.
— Где находится отель грез и цветов и как он называется? — спросил Мишель.
— Отель грез и цветов называется «Отель Грез и Цветов», а находится он на седьмом небе, — отвечал юноша и, продекламировав несколько красивых строчек Бодлера, выронил трубку.
Верный Мишель, друг детства, хороший спортсмен, уравновешенный парень с длинными ногами, взял такси и объездил, оббежал и обзвонил все отели седьмого аррондисмана. Через час с лишним ему удалось обнаружить Фернана в оказавшемся очень дорогим отеле роз и цветов. Доктора откачали юношу.
У мудрой и невозмутимой Адель перед самой свадьбой умер от ОД брат. В период коллективного пребывания на ферме в Нормандии брат несколько раз звонил Адель и даже собирался приехать на ферму. Почему брат или судьба выбрали для отъезда на тот свет день, предшествующий свадьбе сестры? Совпадение? Как и то, что у Фернана умерла от ОД подружка?
Потеснившись, они все, касаясь плечами, Наташка, Адель, Фернан и писатель, задвигались над столом. Адель скрутила, не скрываясь, пушку, аккуратно разложив среди тарелок и бокалов принадлежности: табак, гашиш, бумагу и использованный билет метро, он будет служить фильтром, а Фернан спросил бокал воды и полез во внутренний карман пиджака, золотой жучок блистает у него в мочке уха. Можно видеть, как именно в этот момент бэд лак радостно перепрыгнул с закаленного и, очевидно, невосприимчивого к его укусам тела Фернана на куртку Лимонова. Свершилось. О ужас! Что теперь будет!
Наташка выпила вина. Адель зажгла пушку. Фернан высыпал из бумажного пакетика в стакан с водой белый порошок.
— Что это? — спросил писатель Фернана. Его уже укусил плохой случай.
— Хочешь?
— Может быть… — Писатель, прожив в Соединенных Штатах шесть лет, привык к тому, что народ глотает всяческие драгс у тебя на