ФАЛЬШАК - Андрей Троицкий

– Спасибо, Герман Викторович, – Дашкевич прижал руки к груди и выразительно шмыгнул носом, будто собирался пустить слезу. – Вы даже не представляете, как я вам… То есть, как я вас…

Тесть раздраженно махнул рукой, и Дашкевич, не закончив фразы, пятясь задом и прижимая к груди руки, покинул кабинет. На злыдню секретаря даже не взглянул, промчался через приемную, вылетел в коридор, словно на крыльях. Чуть не бегом спустился к машине и велел водителю гнать на комбинат. Развалившись на заднем сидении, Дашкевич думал о том, что пройдет пара недель и его семейная жизнь склеится, все пойдет по-старому. А уже через месяц о том злосчастном эпизоде с фотографиями ни он, ни Вера даже не вспомнят. Но, главное, что Герман Викторович почти простил его. Впервые Дашкевич подумал о тесте с теплым чувством: все-таки он мужик свойский, не злопамятный. Мог бы зятя вместе с дерьмом сожрать, но нет…

Когда рабочий день подходил к концу, Дашкевич решил просмотреть сегодняшнюю корреспонденцию. Он выглянул в окно, увидел хорошо освещенную территорию комбината, приземистый корпус главного цеха, склад, машины, ожидающие погрузки. Задернув шторы, присел к журнальному столу, на который секретарь сложила письма и газеты.

Внимание привлекла продолговатая картонная коробочка с фирменной этикеткой «Ди Эйч Эл»: доставка заказных писем, посылок и бандеролей в по любому адресу в течение суток. Интересно, от кого пришла фирменная бандероль. Вместо обратного адреса шариковой ручкой нацарапано: «Город Москва». И все. Буквы корявые, видимо, отправитель писал левой рукой, или изменил почерк другим способом. Сердце защемило.

Взяв конторские ножницы, Дашкевич разрезал картон, вытряхнул на стол содержимое бандероли. Часы «Сейко» на металлическом браслете, водительские права и паспорт на имя Ивана Николаевича Золотарева, проживающего в поселке Лысьва Пермской области. Удостоверение главного технолога молочного завода, книжечка думского депутата. И еще черное портмоне с выдавленным на коже логотипом известной фирмы. Еще не веря тому, что случилось худшее, Дашкевич раскрыл портмоне, вытащил деньги, несколько неоплаченных квитанций на оплату стоянки автомобиля и сложенную вчетверо бумажку.

Буквы прыгали перед глазами. «В следующий раз присылай кого-нибудь поумнее». Подписи не было. Дашкевич поднялся на ноги, поднял руку и, размахнувшись, запустил в стену часы «Сейко». Хрустальное стекло разлетелось на тысячи мелких осколков. Он неверной походкой дошагал до секретера, заменявшего бар, открыл крышку и набулькал стакан водки пополам с томатным соком. Сморщившись от отвращения, влил в глотку коктейль, упал в кресло и прижал ладони к лицу. Когда зазвонил телефон, Дашкевич хотел не снимать трубку, но почему-то передумал.

– Ты получил мою посылку? – голос Бирюкова звучал спокойно.

Дашкевич на минуту потерял дар речи.

– И ты смеешь мне звонить после того, что произошло?

– Я просто защищался, – ответил Бирюков. – У меня не было выбора, не было время на раздумья. Он или я. Так стоял вопрос.

– Ты смеешь звонить, Господи… Ты уже расчлененный труп, который смердит на обочине дороги. И ты мне звонишь. Выпросить пощады? Это невозможно, ты обречен. Все слова не имеют смысла.

– Я звоню сделать деловое предложение.

– Этот человек был моим другом, – сказал Дашкевич. – Возможно, лучшим и единственным другом. Впрочем, до тебя все эти высокие материи, понятие «дружба» доходят, как до фонаря. В каком морге сейчас Серега?

– А с чего это ты решил, что он вообще в морге? Можешь не стараться, не искать его там, не обрывать телефоны. Тело прикопали возле леса. Земля сейчас холодная, труп сохранится лучше, чем в холодильнике.

Дашкевич слушал и не верил своим ушам. Он выдержал паузу, плеснув в стакан водки, сделал пару жадных глотков, но водка не брала.

– Я хочу знать, где его тело. Мне нужно похоронить Серегу на родине. На нашем кладбище, где лежит много его старых корешей. Ты покажешь место, где он лежит. По-хорошему или по-плохому, но покажешь. Пойми, я все равное его найду, но не обещаю легкой смерти ни тебе, ни твоим родственникам. А я умею держать слово.

– Если я соглашусь показать место?

– Умрешь легко и безболезненно. А твоих родственников вообще не тронут. Это неплохое предложение. Лучшее предложение, которое я могу тебе сделать.

– У меня есть другой вариант, – сказал Бирюков. – Гораздо лучше твоего. Я покажу тебе место, где лежит твой Сергей. Его все рано не вернешь, даже если пролить целое море крови. Я чувствую перед тобой что-то вроде вины. Хотя ни в чем не виноват. Не я кинул тебя на деньги, а наоборот. Не я прислал те порнографические карточки твоей жене. Не я натравил наемного убийцу. Я только защищался. Но все равно, как ни посмотри, доля моей вины здесь есть.

– Не пойму, куда ты клонишь.

– В Гамбурге в одной довольно престижной галерее я выставлял два с половиной десятка своих картин. Эту выставку устроил один мой близкий знакомый. Неожиданно для меня, мои работы маслом ушли за довольно приличные бабки. Сегодня я обналичил чек.

– Неужели на твоей мазне можно заработать хоть пару долларов?

– Я сам не рассчитывал на такой прикуп. Но оказалось, что в Европе русская живопись не последнее дерьмо, да и мое имя там известно любителям кое-кому из знатовов. Итак, предложение таково: ты получаешь тело и трриста баксов в качестве компенсации за моральный и материальный ущерб. Деньги помогут немного сгладить боль от потери старого друга.

– Ню… Уу…

– Хорошо, четыреста тысяч сотенными купюрами и ни цента больше. Я ведь не Рокфеллер. Наличными, подумай.

– Деньги неплохие.

В голове Дашкевича щелкнул какой-то клапан. Он подумал, что Бирюков изредка может рассуждать, как разумный человек. Сережу не вернуть, не воскресить. Порнографические карточки, что получила по почте жена, скоро забудутся, как вчерашний сон. Легкое любовное приключение, простительное хорошему семьянину и отцу будущего ребенка. Дело идет не просто к перемирию с женой и тестем, идет к доброму миру. А смерть этого горе художника, все равно что гибель беспородной собаки. Что она даст? Ни радости, ни чувства мести… Плюнуть и забыть. Совсем другое дело четыреста тысяч баксов. Звучит заманчиво.

– Теперь мои условия. Ты приезжаешь в Москву один. В закрытом фургоне типа «газель», в котором можно будет спокойно перевести труп обратно до места назначения. Снимешь номер в мотеле «Варшавский», там есть неплохой кабак, чтобы убить свободное время, и большая автомобильная стоянка. Сидишь и ждешь моего звонка. Мы сделаем так, так говорю я. Иначе ничего не получиться. Да, и прихвати с собой лопаты и хороший фонарь.

– А где гарантии моей безопасности? Я не хочу лежать в земле, пусть даже рядом с моим дружбаном.

– Ну, мне ли тебя учить? Проинструктируй своих парней, кого и где искать в том случае, если ты не вернешься из Москвы. Поверь, мне не нужны неприятности. И я хочу жить. От меня живого не отстанут, пока я н смогу с тобой договориться. Это и есть главная гарантия твоей безопасности.

– Мне нужно подумать.

– Даю тебе полчаса, над, даю целый час на размышленья.

Утром буднего дня в кафе «Парус», «стекляшке», на углу двух переулков, не наблюдалось стечения народа. Заняв столик в дальнем углу, Бирюков заказал дежурное блюдо: яичницу с колбасой, овощной салат и чашку кофе. Юрист Пенкин появился за пять минут до назначенного времени. Он сдал плащ гардеробщику, остановившись возле зеркала, поставил тощий портфель из свиной кожи на декоративную тумбу, долго прилизывал расческой седые волосы и протирал очки. Бирюков поднялся, протянул Пенкину пятерню. Рука у юриста оказалась мягкой и горячей, как булка свежей выпечки. Присев к столу Пенкин, положил портфель на колени, пальцем поманил официанта и заказал бутерброд с сыром и чашку фруктового чая.

– Один нетактичный вопрос, – сказал Бирюков. – Сколько вы зарабатываете в своей шарашке?

Юрист, любивший прибедняться, вздохнул, назвал сумму, несколько приуменьшив свои доходы, и добавил:

– Впрочем, грех жаловаться. На жизнь хватает. Я не ем деликатесов и редко покупаю новую одежду.

– Ясно, – кивнул Бирюков. – Вместе с такой зарплатой нужно выдавать брошюру под названием «Как не умереть голодной смертью».

– Как видите, я жив. Хотя брошюру мне еще не выдали.

– Тогда перейду к делу. Как любил повторять знаменитый композитор Прокофьев: сначала бухгалтерия, потом репертуар. Получите аванс. Здесь пять тысяч долларов.

Бирюков положил на стол пухлый конверт. Оглядевшись по сторонам, Пенкин взял деньги, не пересчитав, сложил конверт вдвое и сунул в карман пиджака.

– Вообще-то я не беру авансов, до тех пор, пока не познакомлюсь с делом своего клиента и не подпишу официальный договор, – сказал он. – Но я не формалист. Изменять своим привычкам даже полезно. Время от времени.