Эффект искажения - Диана Удовиченко

Путь до площади Дам, рядом с которой находилось здание биржи, занимал не более получаса. Дамы сидели молча, чинно сложив руки на коленях. Паоло рассматривал в окно чистенькие улицы города, и с лица его не сходило выражение тоски.

Колеса кареты мерно загрохотали по мостовой площади Зюйдеркеркхоф, а впереди воздвигся величественный силуэт церкви Зюйдеркерк. Граф хотел отвернуться: вид храма, в котором ежедневно возносили искренние молитвы сотни людей, был ему неприятен. Но его внимание привлекла возбужденная толпа горожан возле крыльца церкви. Поведение людей было далеко от благочестия. Ремесленники, купцы, добропорядочные матери семей толкались, пытаясь пробраться как можно ближе к крыльцу. Четверо стражников пытались сдержать любопытствующих горожан. Из толпы раздавались сердитые голоса мужчин, испуганные вскрики женщин, надрывно плакал чей-то ребенок. Молодой худощавый священник, стоявший на пороге церкви, пытался призвать людей к порядку и тишине.

– Что там, Христиан? – спросил Паоло у кучера.

– Не видно отсюда, ваша светлость, – ответил парень.

Графа охватило неясное, томительное предчувствие, а за века беспокойной жизни он привык доверять ощущениям искаженной души, полагая их знаками от самого Хозяина.

– Луиджи, – негромко позвал он.

Чуткий слух стрикса уловил призыв господина, и охранник подлетел к карете. Нагнувшись, спросил:

– Прикажете разведать?

– Да, друг мой, – кивнул Паоло. – Мы подождем. Только будь осторожен. Христиан, останови карету!

Спешившись, Луиджи направился к Зюйдеркерк. Остальные охранники гарцевали неподалеку от кареты, зорко следя за тем, чтобы никто не подобрался к семье графа. Луиджи тем временем принялся довольно грубо расталкивать народ, и вскоре исчез из виду.

Когда гигант вернулся, Паоло сразу понял: случилось что-то очень нехорошее. На простоватой физиономии Луиджи явственно читалась тревога.

– Вам бы самому взглянуть, мой господин, – пробормотал он, покосившись на женщин. Лукреция сделала попытку выбраться из кареты вслед за мужем, и охранник с наивной заботливостью добавил: – Вы бы, ваша светлость, сидели на месте. Не дамского ума это дело…

Графиня одарила его убийственным взглядом, но осталась в карете: и она и Паоло прощали Луиджи его неотесанность, считая, что это с лихвой искупается верностью.

Делла Торре зашагал за охранником. Тот, словно таран, взрезал толпу, прокладывая дорогу своему господину. Возле крыльца Луиджи остановился, пропустил графа вперед.

– Ах, не к добру это, не к добру! – причитала пожилая женщина.

– Знамение! – значительно поддакивал старик в одежде мастерового, указывая в небо заскорузлым пальцем.

– Отриньте безбожные суеверия, дети мои! – говорил пастор.

Священник, пытаясь как-то успокоить горожан, цитировал Библию. Из его речей следовало, что в случившемся не нужно усматривать ни знамений, ни происков нечистой силы. Но народу верилось слабо. Ведь прямо перед собой люди видели доказательство обратного.

Перед церковью, раскинув руки и устремив в темное небо остекленевший взгляд желтых глаз, лежал получеловек-полузверь. Его обнаженное тело было изогнуто в агонии, длинные пальцы с черными когтями скрючились, словно старались впиться в камень крыльца. Из пасти тонкой струйкой стекала вода и скапливалась под ужасной головой, образуя маленькую лужицу.

– Три десятка лет назад, перед большой чумой, в городе видели человека с козлиной головой, – проговорил старик, набивая трубку. – А нынче вот с собачьей какой-то, что ли… Знамение это!

– Сжечь поганую нежить! – раздался женский выкрик из толпы.

– Сжечь! – подхватили горожане.

Переглянувшись, граф с Луиджи принялись проталкиваться прочь от церкви. Отойдя от толпы на почтительное расстояние, охранник проговорил:

– Это Ханс, мой господин. Второй, кого я послал следить за тем человеком.

– Я понял, – кивнул Паоло.

– Да только вот я-то ни бельмеса не понял, мой господин, – пожаловался Луиджи. – Как он погиб-то?

– Судя по тому, что изо рта его течет вода, бедняга захлебнулся, – задумчиво произнес граф.

– Да как же он мог захлебнуться, если он бессмертный? – возмутился здоровяк. – Что ему какая-то вода?

– Ты прав, мой верный Луиджи. Вода не может причинить вреда стриксу. Если только это не святая вода…

– Знаете, мой господин, – охранник ожесточенно поскреб гладкий затылок. – Ханс, конечно, был обращен недавно, да и большим умом не отличался. Но уж и не совсем был дураком, чтобы хлебать святую воду!

Несмотря на серьезность момента, Паоло рассмеялся:

– Луиджи, ну подумай как следует: если бы Ханс сам выпил святой воды, разве это убило бы его? Ведь божественные символы действуют только в руках истинно верующих, мы же отвергаем Бога. Нет, его напоили, и сделал это человек, искренне приверженный вере.

– Священник? – прищурился здоровяк. – Позволь, я отрублю ему голову!

– Не думаю. – Граф покачал головой. – Зачем святому отцу привлекать к своей церкви недоброе внимание? Хотя на всякий случай приставь к нему слежку. И извести всех рыцарей, слуг и охранников клана: пусть будут предельно внимательны и осторожны. У нас появился враг.

В карете Паоло вкратце рассказал женщинам об увиденном и настрого приказал держаться рядом с ним. В отличие от туповатого Луиджи, он не считал ни Лукрецию, ни Эмму нежными цветками, которые нужно оберегать от дурных вестей.

Впрочем, красавица-голландка тоже не отличалась особою гибкостью ума. Она кивнула и равнодушно пожала плечами, отчего могучая грудь пришла в движение, и принялась любоваться перстнем, который подарила ей графиня. Лукреция, искушенная в интригах, задумалась, потом тихо спросила мужа:

– Полагаешь, это вызов?

Паоло нашел в темноте ладонь жены, молча сжал, соглашаясь. Да, именно так он и считал. Иначе зачем неизвестный выбрал такой замысловатый способ убийства, к тому же ясно указывающий, что со стриксом расправился человек? Зачем оставил тело на видном месте, да еще и снял одежду цветов клана делла Торре? Да, это был вызов ему, главе семьи.

– Он безоглядно предан Богу и ненавидит все, что так или иначе противно христианской религии, – медленно проговорил граф. – Поэтому не только убивает стриксов, но и хочет, чтобы мы боялись его. Он наслаждается своей властью.

– Кто он?

– Не знаю, милая. Но обязательно узнаю.

– Думаешь, он действует в одиночку? – прищурилась Лукреция. – Быть может, в городе обосновался целый клан наших врагов?

– Может быть, – согласился Паоло. – Но все же хочу надеяться, что это одиночка.

– Хорошо бы ты был прав, – ответила графиня. – В любом случае что-то подсказывает мне: вскоре мы узнаем о гибели третьего охранника.

Беломраморная биржа была видна издали – ее облаком окутывало мягкое свечение. Вблизи казалось, что величественное здание облепили крупные светляки. Паоло даже на мгновение почувствовал себя так, словно вернулся в родную Италию. И только совсем рядом становилось видно, что нежный свет исходит от сотен маленьких фонариков, укрепленных на фасаде. Внутри биржа была освещена так же. Играла музыка: за галереей располагался оркестр. По шахматному полу неслышно скользили слуги, подносящие новые блюда к накрытым под арками столам. Во внутреннем дворе начались танцы: дамы с кавалерами плавно скользили в менуэте.

Проходя через залы биржи, поднимаясь по лестницам, стриксы старательно отворачивались от зеркал. Двенадцатый закон детей ночи: истинный облик стрикса можно увидеть в серебре либо в зеркале с серебряной амальгамой. Остальные зеркала отражают искажение души лишь ночью. В момент обращения стрикса может видеть всякий, кто не зачарован его магнетизмом. После смерти проклятый обретает настоящий свой вид.

К Лукреции тут же подошел белокурый юноша, увлек красавицу в сверкающую драгоценностями толпу. Вскоре и Эмма ушла танцевать с худощавым, вертлявым французом. Паоло подхватил молоденькую хорошенькую жену польского купца и закружил ее в гавоте.

Протанцевав пару кругов, граф вернул полячку супругу: не время развлекаться, все еще слишком трезвы. Чуть позже, когда распаленные вином и танцами парочки разбредутся по темным углам в поисках уединения, и он найдет себе пищу…

Паоло двинулся между группками негоциантов, даже на балу продолжавших обсуждать торговые дела. Предсказание Лукреции сбылось даже раньше, чем можно было ожидать. Тихо подошел расстроенный Луиджи и прошептал на ухо:

– Витторио нашли.

– Я понял, ступай, – ответил Паоло, не уточняя даже, где именно и как нашли третьего из пропавших стриксов. – И пусть охранники глаз не сводят с женщин!

Луиджи кивнул. По взмаху его руки из-за колонн выступили несколько мужчин и скрылись в толпе.

Бал заканчивался. Уже разъезжались кареты с перепившими гостями, уже музыканты фальшивили от усталости. Лукреция, заманив на галерею смазливого белокурого пажа, напилась его крови, а Паоло попробовал на вкус молоденькую француженку. Ни граф, ни его жена не стали омрачать праздника убийством: это было бы слишком опасно. Они лишь уничтожили все воспоминания своих жертв. Чаще всего в таких случаях укушенные умирали, но гибель их лекари приписывали чахотке или истощению.