Падение Рыжего Орка - Дарья Волкова

Но чуда не случается, и он уходит. Чтобы еще не раз вернуться в этот двор. Чтобы как мальчишка смотреть на заветное окно на пятом этаже. В густых апрельских, тонких майских, бледных июньских и душных июльских сумерках.

И только качели скрипят все время одной и той же нотой.

_____________

Она точно знала, от кого эти цветы. Знала сердцем. Ах, если бы там был какой-то знак. Записка. Хоть что-то, за что можно было зацепиться, чтобы с чистой совестью вышвырнуть их в мусорное ведро. Да просто — оставить их там, в подъезде. Но — ничего не было. Двадцать восемь безымянных белых роз.

Она точно знала, кто их принес. Но так и не смогла их выбросить. А они стояли две недели, не демонстрируя ни малейших признаков увядания. Говорят, что если цветы подарены от чистого сердца, они стоят долго и не вянут. Чушь какая.

— Здравствуйте, Глеб Николаевич.

— Здравствуй, Тихон, — Самойлов-старший нимало не удивился, кажется. — Что, принес?

— Да, — Тин протянул заведующему упакованные в файл результаты сканирования сосудов. Собственно, Тихону сразу сказали все необходимое, но он предпочел показать данные обследования Глебу Николаевичу. К тому же — повод.

Самойлов-старший просмотрел данные — вроде бы беглым, но наметанным, внимательным взглядом. Кивнул удовлетворенно.

— Отлично все. Как по ощущениям?

— По ощущениям тоже хорошо.

Заведующий задумчиво кивнул. Вряд ли его мысли были заняты тем, что принес Тин. И, в общем-то, можно было далее чужое время не занимать. Но вместо этого Тихон сел на стул с другой стороны стола.

— Что мне делать, Глеб Николаевич?

— Да все в обычном режиме делать. Ну, может, самую малость в щадящем. Не давай руке лениться. Но и не перенапрягай. Прислушивайся к ощущениям. Ну и курс массажа нехудо бы повторить через месяц.

— Я не о том.

— А о чем? — искренне удивился Самойлов.

— Я о Варе. Как мне с ней помириться?

Глеб Николаевич изумленно покачал головой.

— Ну ты нахал… Мало того, что ты обидел мою дочь. Мало того, что мне пришлось тебя спасать после того, как тебе совершенно заслуженно вмазал мой сын. Так теперь ты приходишь ко мне и имеешь наглость спрашивать совет по поводу того, как выпросить прощение у моей дочери? А не оборзел ли ты, Тихон Аристархович?

— Мне деваться некуда, — вздохнул Тин. Ему уже и в самом деле было все равно. Кто и что о нем подумает. Все в жизни расползалось куда-то, ускользало от внимания. Потому что исчезло главное. Как он упустил, когда она стала главным? И как умудрился не понять и потерять? А теперь собирает все по клочкам, а не собирается. Словно лоскуты на одеяле у матери. Только вот узор не получается, лишь бесполезный ворох тряпья. Потому что не знает, не может понять — как?

— Каков страдалец, — хмыкнул Самойлов без тени сочувствия. — Чего ты от меня-то хочешь? Неужели совет?

— Да. Или… Как вы думаете… Варя простит меня?

— Бог простит, — буркнул Глеб Николаевич. А потом смягчил тон. — Женщины так устроены, что если любят — простят. Точнее, могут простить. А мы, мужики, этим… — тут его голос стал задумчивым, и свою мысль он закончил после вздоха. — Подло пользуемся.

— А Варя меня… любит?

— А я-то откуда знаю? — округлил глаза Самойлов. — Это только Варвара знает. Но… — он потер лоб. — Фиг она тебе это скажет.

— Так что мне делать тогда?!

— Ты все-таки вымогаешь у меня совет? — вздохнул Глеб Николаевич. — Ничего не делай. Пока. Варвара тебя сейчас все равно к себе не подпустит. Я свою дочь знаю. У нее сейчас вулкан внутри. Сунешься — обожжешь ее, обгоришь сам. Хотя на тебя мне плевать. В общем, дай ей время остыть.

— Долго?

— Как повезет, — пожал плечами Самойлов. — Учитывая гены Вариной мамы — может крепко не повезти.

— А если она… А как она без меня…

— За Варварой мы присмотрим и глупостей делать не дадим. Но если на горизонте появится приличный, порядочный и не такой контуженый как ты…

— Глеб Николаевич!

— Брысь с глаз моих, Тихон. Я все сказал.

Его надо вычеркнуть. Удалить. Сделать так, чтобы не вспоминать. Чтобы жить так, будто его не было.

Невозможно.

Не сходились края раны. Физически не стягивались, не дотягивались друг до друга. Не хватало тканей. Нужна заплатка, имплантат — но чем?! Чем заткнуть эту дыру?

Думала — работа. И прогадала. Совсем не помогало. Словно в черную дыру ухали дежурства, подготовка к квалификационной работе и два семинара. Карьерные устремления ухнули туда же, в эту же самую черную дыру. Теперь это казалось бледным и несущественным. Тихий прогрыз в Вариной жизни огромную дыру, и ее не удавалось залатать ничем.

Только Леночкой спасалась, но даже общение с племянницей отдавало какой-то горечью. Чертов Тихий разнес Варе весь гормональный баланс. Вслед за проснувшимся ли-би-до поперли в режиме гиперфункции эстрогены и прогестины. Желание иметь собственного ребенка вставало комком в горле, когда Варя брала Леночку на руки. Будь ты проклят, Тихий…

И если бы еще о нем не напоминали постоянно. Предатель Колька. Форменный предатель! И отец туда же. Будто невзначай, как о каком-то постороннем, но интересном случае, он взял — и за семейным обедом рассказал в красках и лицах историю семьи Тихих. Варе поначалу хотелось закричать, заткнуть уши. А потом она слушала с замиранием сердца. Удивительная история, просто удивительная. И… и Тишу жалко. Того строптивого, не сумевшего поладить с семьей парнишку ей было до слез жаль. И пуля эта… В груди холодело, когда представляла. Что это могло случиться в другом месте, когда Коли и самой Вари не было бы рядом. Может, и благо это? Может, для того она появилась в его жизни? Для этого и случилась вся эта цепь событий — чтобы спасти ему жизнь? Тогда цена невелика.

Нет, неправильные мысли, гнать от себя, гнать.

Единственное достижение за все это время — она не позволила себе придумать ему оправдание. Не морочила голову, зачем он тогда пришел. Это не имело никакого значения. То, что он сделал, не могло иметь ни оправданий, ни объяснений. Так какая, к черту, разница?

Но он застрял в ее жизни. Как эта чертова пуля в его плече застрял в ее жизни. Постоянно болит, ноет, не дает о себе забыть. И не удалишь. Слишком близко к сердцу.

Она страстно хотела его забыть. А вместо этого он был в ее жизни. Присутствовал постоянно незримой тенью. Иногда ей казалось, что если вдруг откроет дверь — он окажется за ней. Стоит, опираясь ладонью о дверной косяк.

Визит родителей в ресторан пришлось перенести на вторую половину дня воскресенья — Тихон уже забыть успел, как жизнь отца накрепко связана с ритмом жизни храма. А там службы — утренняя воскресная, вечерняя субботняя. Тут же попутно сообразил и уточнил у Софии: нет ли каких постов сейчас — чтобы меню скорректировать. Но оказалось, что сейчас как раз все можно, ограничений нет.