Часовщик - Родриго Кортес

И он четко указывал на первопричину такого положения — отсутствие цели.

— А как же власть?! — кидался возражать сеньор Томазо. — Чем не цель?

— Власть сама по себе бессмысленна, — легко парировал Бруно. — Что мне моя власть над купленным металлом, если я не знаю, что из него выковать? У вас нет цели, сеньор Томазо.

И сеньор Томазо умолкал и принимался смотреть в окно — до следующего спора. А Бруно все лучше понимал, что превосходит и этого Мастера.

Томазо оспаривал тезисы часовщика всю дорогу до Сан-Дени, но оспорить так и не сумел. Власть как самоцель — это и впрямь было бессмысленно, а никакой иной цели он так и не видел ни у евангелистов, ни у своих. Это раздражало. Прямо сейчас тысячи и тысячи умных, отважных, сильных «Томазо Хиронов» по обе стороны линии фронта работали как заведенные, а там, наверху, так и не придумали ничего сложнее «власти как самоцели».

Но это было доступно и деревенскому петуху!

Лишь когда Томазо вернулся в Сан-Дени, ему удалось выбросить эту так и не решенную задачу из головы. Генерал чувствовал себя намного лучше, но еще не вставал. Томазо быстро просмотрел почту и сразу же выделил главное: письмо из канцелярии Папы. Секретарь сообщал Генералу, что направляет ему копию послания дона Хуана Хосе Австрийского. Томазо развернул копию и замер. Австриец сообщал Папе, что только что в бою под Павией взял в плен короля Франции.

— Черт! — воскликнул Томазо и, не веря своим глазам, перечитал эти две строчки, а затем и все письмо от начала до конца.

Сомнений не было: с французским королем произошло невозможное, то, что случается с королями раз в сто лет. И теперь Австриец высокомерно предлагал остановить кровопролитие на достаточно почетных для Папы условиях. Иначе, как предупреждал Австриец, Папа Римский потеряет не только Рим.

Томазо утер мокрый лоб рукавом и кинулся к огромной карте Европы. Теперь менялось все.

— Черт…

У него было четкое ощущение, что, предлагая мир, Австриец темнит. Томазо снова подошел к карте. Почти весь Пиренейский полуостров контролировался королевской четой, а точнее, поставленными на колени грандами.

«Гранды?»

При наличии поддержки извне гранды могли и подняться с колен.

Последний штурм Амир уже еле отбил — доминиканцы явно вызвали подмогу.

— Строим вторую линию укреплений, — сразу же после штурма распорядился он. — Срочно. А я буду просить вождей о помощи.

И мужчины, уже переправившие семьи и скотину в Гранаду, не возразили ни слова, той же ночью заложили вторую линию, а поутру, когда монахи трех или четырех военных орденов пошли в атаку, они оставили на ровном, как стол, поле еще около полутысячи убитыми.

А на следующий день подоспела помощь из разбросанных по всем окрестным ущельям племен — кто с арбалетом, кто с копьем. Уже понимающие, какому опасному врагу противостоят, люди Амира сразу же разобрали новичков по окопам, помогли пристрелять местность, объяснили все сильные и слабые стороны линий обороны и только тогда перешли границу.

— Так и держите, — пожелал Амир напоследок пришедшим на смену вождям. — И через этот брод половина Арагона переправится.

А потом они подошли к первому городу, встали в числе прочих перебравшихся через границу племен у реки, и в первый же день Амира нашел один из визирей эмира Гранадского.

— Много еще ваших на той стороне? — первым делом спросил он.

«Ваших, — отметил Амир. — Он сказал „ваших“, а не „наших“…»

— Я думаю, двести-триста тысяч, сеньор.

— И все идут сюда?

Амир вспомнил огромные стада, бредущие в сторону порта Коронья, и вздохнул:

— От силы половина…

— Слава Аллаху, — с явным облегчением выдохнул визирь, — а то мы уже не знаем, где вас размещать. Сами понимаете, хорошие пастбища давно заняты.

Амир замялся и все-таки спросил то, о чем думал с самого начала:

— А эмир Гранадский… он не думает увеличить свои земли?

Визирь испытующе посмотрел на Амира.

— Ты о чем?

— В Арагоне сейчас неспокойно, — волнуясь, начал объяснять Амир. — Многие, и даже христиане, королем недовольны, особенно из-за медной монеты. Может быть, имеет смысл ввести на племенные земли морисков армию Гранады? Ну, взять их под защиту…

Визирь улыбнулся:

— А ты ведь грамотный. Где учился?

— Да у вас же, в Гранаде.

— Математик?

— Медик. Недоучился два года… не успел.

— Тогда вот что я тебе скажу, студент, — покачал головой визирь. — Даже не думай о войне.

— Но почему? — начал напирать Амир. — Защитить эти земли сейчас некому, обиженных на короля среди наших мужчин много — самое время! Вы походите среди людей, послушайте, что они говорят! Они же, чтобы домой вернуться, будут сражаться как львы!

— Все! Хватит! — оборвал его визирь. — Ты должен понимать: друг нашего друга — наш друг.

Амир непонимающе тряхнул головой.

— А разве у эмира Гранадского и Бурбона есть общие друзья?

Визирь кивнул:

— У Папы Римского и султана Османского — договор… и крепкий. И вообще, поверь мне: плохой мир с христианами гораздо лучше войны.

— Вы не понимаете… — покачал головой Амир. — Они не остановятся. Никогда. И мы никогда простить не сможем.

Томазо почуял, что почва из-под ног все-таки уходит, довольно быстро. После того как сам король Франции попал в плен, Папа растерялся, и гранды тут же подняли голову: они уже понимали: стоит Австрийцу победить, и Бурбону Арагонскому — конец. Но главное, переходящие границу с Гранадой мориски, увидев, что хороших пастбищ им не дадут, быстро сбивались в землячества и все чаще поговаривали о создании мощной освободительной армии и возвращении в Арагон — уже как хозяева.

— Все дело в том, — объяснял специально приехавший из Гранады агент Ордена, — что кое-кто при дворе эмира подумывает о войне — руками наших морисков.

— Но ведь эмир противник войны… — осторожно напомнил Томазо.

— Эмир наших морисков еще не контролирует, — развел руками агент. — А главное, если мориски и впрямь вернутся в Арагон как завоеватели, эмир Гранадский тут будет ни при чем.

— Как ни при чем? — не понял Томазо.

— Они — не подданные эмира! — горько рассмеялся агент. — Юридически они все — наши подданные, и эмир не несет за них ровно никакой ответственности.

Томазо посмотрел на огромную карту приграничных районов и понял: если англичане или голландцы доставят в лагеря беженцев хоть сколько-нибудь крупную партию оружия, мориски и впрямь вернутся на свои земли. Но теперь уже — как хозяева.

— Черт!

Он поблагодарил агента, приехал к Генералу и выложил все как есть. Генерал подтянулся в постели и, с трудом ворочая наполовину парализованным языком, произнес: