Лисянский - Иван Фирсов

Не оставляет Лисянский без внимания и духовную жизнь островитян. «Судя по тому, что у нукагивцев есть жрецы, они должны иметь и веру, но в чем она состоит, неизвестно», — сделал вывод мореплаватель. Подметил он суеверие и веру в привидения местных жителей. «Верят существованию нечистых духов, которые будто бы иногда приходят к ним, свистят и страшным голосом просят пить кавы и есть свинины. Никто из жителей не сомневается, что ежели сии требуемые нечистыми духами вещи поставятся посреди дома и чем-нибудь покроются, то, конечно, через некоторое время они совершенно исчезнут».

Покидая остров Нукагиву, Лисянский увозил для своей коллекции большой баул с утварью — оружием, женскими украшениями, примитивной одеждой, орудиями труда и музыкальным инструментом — океанской раковиной.

За время стоянки он успевал скрупулезно проводить астрономические и гидрографические наблюдения и в итоге составил прекрасную карту Маркизовых и Вашингтоновых островов.

…На рассвете 17 мая «Нева», стоявшая мористее, снялась с якоря, используя береговой бриз, медленно двинулась к выходу из бухты. Как это бывает часто в закрытых гаванях, окаймленных горами, ветер внезапно стих.

Лисянский взглянул на вымпел, лениво шевеливший косицами, вызвал квартирмейстера Семена Зеленина.

— Катер с верпом изготовлен. Спустите ялик, буксируйте катер на ветер и отдавайте первый верп, — командир указал на выход из бухты. — Затем мы подтянемся, завезете другой верп и так помалу будем вытягиваться из бухты.

Решение оказалось своевременным. В бухте оказалось сильное подводное течение, и шлюп медленно дрейфовало к берегу. Оттянувшись на верпах, Лисянский заметил, что «Надежду» быстро дрейфует к берегу. Схватив рупор, он крикнул Зеленину:

— Гребите на катере к «Надежде», подайте буксир и помогите, самостоятельно они не выберутся!

Помощь пришла вовремя: за кормой «Надежды» показался бурун, течение все быстрее увлекало шлюп к берегу. К вечеру «Нева» выбралась на верпах из бухты, и легкий ветер наполнил марселя. Катер и ялик поднимали на борт в сумерках.

Командир обвел прощальным взглядом исчезающий в сумерках силуэт острова. Вспомнил первую встречу с Нукагивой, скалистые утесы открытой им губы на восточном побережье острова. Он дал ей имя — губа Готышева.

Правда, якорная стоянка в этой, довольно вместительной бухте, по его мнению, небезопасна — она плохо защищена от восточных ветров, господствующих в этих местах. «Нева» обошла Нукагиву под всеми меридианами. Он старательно описывал приметные места и подходы к острову. Кажется, особо опасных рифов и отмелей нет. Шлюп временами проходил в нескольких кабельтовых от обрывающихся в океан скалистых берегов. Всего неделю простояли у берегов острова, но успели увидеть много и сделать немало… Вместе с штурманом Калининым командир тщательно промерил глубины и составил план бухты Тай-о-Гайя, в которой они стояли на якоре. Определил лучшую якорную стоянку под прикрытием юго-восточного мыса. Глубины там — 25 метров и отличный грунт для якоря — песок с илом. Успел сделать промеры глубин и составить план соседней бухты в губе Жегуа… Тем, кто придет сюда после него, будет легче…

Каждый раз бывая на берегу, Лисянский восхищался богатой тропической растительностью, диковинными животными, птицами. Однажды матросы принесли на корабль маленького аллигатора…

Располагали к себе и островитяне. Нукагивцы выгодно отличались ростом, красотой и правильностью черт лица. Мужчины — высокие и атлетически сложенные, женщины — невысокого роста, но стройные, с приятными чертами лица. Общаясь с жителями острова, Юрий Федорович все больше убеждался в их доброжелательности. «Островитяне обходились с нами, как со старинными своими знакомыми или друзьями. Они весьма честно меняли свои плоды и другие редкости и были так вежливы, что каждый из них, желая возвратиться на берег, просил даже у меня на то позволения». Ему нравились опрятные жилища островитян, удивляло их трудолюбие на полях и особенно выделка ими тканей из коры хлебного дерева и бумажной шелковицы.

В жизни островитян подметил он то, чего прежде него не замечали. Об этом он записал в дневнике: «Хотя прежние путешественники и заключали, что здешние женщины не имеют ни к кому супружеской обязанности, однако же, заключение это неверно. Супружество на этих островах соблюдается так же, как и в Европе, а если и есть какая-либо разница, то разве в самых маловажных обстоятельствах». Он постепенно проникался уважением к ним, старался понять не только мирскую, но и духовную жизнь. «Судя по тому, что у нукагивцев есть жрецы, они должны иметь и веру, но установленных обрядов богослужения также нет», — заметил он.

Особое удовлетворение принесла ему богатая коллекция разных вещей. В каюте на столе стояла будто выточенная на токарном станке чашка из скорлупы кокосового ореха. Рядом лежали собранные им каменный топор и музыкальная раковина, палица и булава, перламутровая удочка с леской, веер и серьги из раковин.

Вчера он засиделся до поздней ночи, записывал новые последние слова и фразы островитян. У него получился своеобразный словарь — больше сотни слов и выражений…

Лисянский также заметил, что, несмотря на огромное удаление острова Пасхи и Маркизовы островов от Гавайев, язык населяющих их жителей оказался родственным по своим коренным частям обиходных слов. Привлекли его внимание лодки островитян, продолговатые и узкие. «Дно их выдалбливается из цельного дерева, к которому потом нашиваются бока. Нос прямой, как у галеры. По нему весьма удобно выходить на берег. На корме горбылем выводится довольно длинное дерево, в конце которого проходит шкот треугольного паруса из тонкой рогожи».

В темноте скрылись очертания Нукагивы. Поднятые на борт шлюпки закрепили по-походному, и шлюп лег в дрейф в ожидании рассвета…

Только на следующее утро «Надежда» вышла из бухты, и шлюпы взяли курс на Сандвичевы острова, которые называли иногда Гавайскими.

Заканчивался последний весенний месяц, и с каждым днем улучшалась погода. На смену частым шквалам с дождем пришли ясные солнечные дни, ветры стали ровными, океан постепенно утихомирился. В день пересечения экватора матросы поймали акулу. Мясо понравилось всему экипажу. Командир имел несколько иное мнение: «Нельзя сказать, чтобы ее мясо было совсем противным, так как оно понравилось всем матросам и офицерам, только я один считал его хуже мяса дельфина».

Утром 8 июня на северо-западе показался один из Сандвичевых островов — Овиги. В полдень шлюп приблизился к берегу, и мгновенно его окружили шесть лодок с островитянами. Первый же из них, едва взобравшись на палубу, проговорил «гау-ду-ю-ду» и стал хватать всех за руку, изображая рукопожатие.