Обыкновенные девчонки (сборник) - Елена Ильина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новый год начинается
И вот наступило утро первого января. Было еще совсем светло, и все в доме спали, когда Катя, стараясь никого не разбудить, на цыпочках вышла из комнаты и побежала по коридору мыться. Но Ирина Павловна все-таки услышала легкий скрип двери и осторожные шаги дочки.
— Это ты, Катюша? — негромко окликнула она.
— Я, мамочка, — шепотом ответила Катя. — Ты не беспокойся. Спи. Я все сама.
Но когда Катя оделась и причесалась, на скатерти уже дымился горячий кофейник, и мама, сидя у стола, приготовляла ей бутерброды в дорогу. Накормив Катю, она так закутала ее теплым шерстяным платком поверх мехового капора, что поцеловать дочку на прощанье ей удалось только в кончик задорного, чуть вздернутого носа.
— Веселись там, — говорила Ирина Павловна шепотом, осторожно снимая дверную цепочку и стараясь не скрипнуть дверью, — но смотри, будь умницей.
И мама, выйдя на лестницу, чуть не в десятый раз перечислила все, чего Катя не должна делать: не выходить на станциях, не сидеть на сквозняке, не отходить от Анны Сергеевны, не терять варежки и так далее, и так далее. И Катя в десятый раз дала «честное пионерское», что не простудится, не заблудится и ничего не потеряет.
На улице было мало народу. Видно, москвичи, встречавшие Новый год, еще не успели выспаться. Редкие прохожие торопливо шли по бульвару с поднятыми воротниками. Эти, видно, и не ложились вовсе и теперь торопились домой, чтобы подремать хоть часок.
Крепкий, плотный, схваченный морозом снег легонько поскрипывал у Кати под ногами. Кое-где поблескивали темные наледи, и Катя невольно вспомнила про свои новые коньки. Тяжелые, блестящие, немножко тупоносые, они лежат в углу комнаты на скамеечке, завернутые в голубую бумагу, и ждут, когда Катя обновит их. Завтра! Завтра же вместе с Таней они непременно пойдут на каток. Ну а сегодня?
Сегодня она поедет в поезде куда-то далеко, в новый, незнакомый город, увидит незнакомые улицы, незнакомые дома, новых людей… От этих мыслей Кате стало еще веселей, она даже слегка подпрыгнула от радости и бегом побежала к школе. Ей было жарко, и морозный ветерок приятно холодил щеки.
В вестибюле школы пахло елью и смолой, так же как и дома. Еще вчера огромная елка стояла здесь, в углу, а потом ее унесли в зал.
Катя увидела своих подруг, закутанных так же, как и она.
— Катенька, наконец-то! — обрадовалась Аня. — А я уже боялась, что ты не придешь.
— Ну вот еще! Я же сказала, что приду.
Аня Лебедева и другие девочки были сегодня похожи на кульки — их даже трудно было сразу узнать.
Оля Егорова, тоже в платке и валенках, держала в руках книжечку и что-то записывала.
— Снегирь прилетел! — весело закричала Ира Ладыгина. — Оля, запиши — нас уже семь! — И она добавила с улыбкой: — Оля всех нас записывает, чтобы мы не потерялись. Подумаешь — маленькие!
— А бывает, что большие хуже маленьких, — сказала Настя, обидевшись за старшую сестру. — Такую, как ты, Ирина, не мешало бы за руку вести всю дорогу.
— За меня не беспокойся, — отрезала Ира. — Я-то уж нигде не пропаду.
— Ну ладно, девочки, — остановила их Оля. — Не ссорьтесь.
Катя оглядывалась вокруг.
— А почему нас так мало? — спросила она. — И Анны Сергеевны еще нет… И Наташи. А Стеллу, наверно, не пустили?
— Ее никогда никуда не пускают, — сказала Лена.
Как раз в эту минуту входная дверь открылась, и вошли Анна Сергеевна, Стелла и еще какая-то незнакомая женщина в меховой, немного потертой шубе и в вязаном платке поверх низко надвинутой на лоб барашковой шапочки. Женщина крепко держала Стеллу за руку.
— Это Стеллина мама, — шепотом сказала Лена Ипполитова и толкнула Катю в бок. — Здравствуйте, Антонина Степановна!
— Здравствуй, Леночка! — ответила Стеллина мама. — Ты тоже едешь? Не боишься мороза?
— Нет, — сказала Лена. — Мама меня так закутала!..
Девочки между тем окружили Анну Сергеевну.
— С Новым годом, Анна Сергеевна! А мы на поезд не опоздаем?
— С Новым годом, с Новым годом! Не опоздаем, — ответила Анна Сергеевна, снимая очки и протирая их платочком. — Ну, сколько же вас собралось?
— Всего семь, — ответила Оля и поправилась: — Со Стеллой уже восемь… И я — девятая. А как же быть с остальными?
— Ну что ж, — сказала Анна Сергеевна, — поедем без них. Видно, остальных не пустили из-за мороза.
— Вот видишь, Стелла, — с укором проговорила ее мама. — Не пустили! А ты меня уверяла, что едут все. Идем-ка лучше домой!
— Ой, что ты, мамочка! Честное слово, со мной ничего не случится.
— Но ведь семнадцать градусов! — сказала Антонина Степановна. — А к вечеру будут все двадцать пять.
— В вагоне прекрасно топят, — успокоительно сказала Анна Сергеевна.
Стеллина мама с сомнением покачала головой:
— Не знаю, не знаю… По-моему, разумнее было бы вернуться. Ну да если тебе так уж хочется, Стелла, поедем, пожалуй.
Стелла испуганно посмотрела на мать.
— «Поедем», мамочка? — переспросила она негромко. — Разве ты тоже?..
— А что же делать? Не могу же я пустить тебя одну в такой мороз!
— Да ведь не одна же я поеду! — сердито и жалобно проговорила Стелла. — Ты посмотри, сколько нас! И Анна Сергеевна с нами, и Оля!..
— У Анны Сергеевны не двадцать пар глаз, а только одна. А Оля такая же девочка, как ты. За ней самой смотреть надо.
Стелла быстро обернулась и через плечо поглядела на Олю. Та отвела глаза и слегка покраснела.
— Что ты, мама! — Голос у Стеллы дрогнул, и на глазах показались слезы. — Ну как ты можешь так говорить! Оля — большая, она уже в восьмом классе! И потом, ведь ни одна мама, кроме тебя, не едет! Ну чего ты боишься?
— Хорошо, хорошо, погоди, — резко остановила ее Антонина Степановна. — Подумаешь, какое несчастье — мать хотела поехать с ней на елку!
Она отстранила Стеллу рукой и крупными шагами подошла к Анне Сергеевне.
— Вы меня простите, но у меня к вам большая просьба — последить за моей девочкой особенно внимательно.
Анна Сергеевна слегка нахмурилась:
— Хорошо, не тревожьтесь, я послежу. В дороге за каждой из них приходится смотреть особенно внимательно.
Стеллина мама немного смутилась:
— Да-да, я понимаю, конечно. Но дело в том, что Стелла подвержена ангинам…
— Хорошо, — коротко и сухо сказала Анна Сергеевна. — Будьте спокойны.
И, подозвав Олю, взяла у нее книжечку и принялась сама проверять, кто едет.
Катя почувствовала, что Анне Сергеевне почему-то не совсем приятен этот разговор, да и Оле как будто неловко. А уж девочки — так те просто боятся, как бы сердитая Стеллина мама и в самом деле не вздумала поехать с ними в детский дом.
«Ну а что было бы, если б это была не Стеллина, а моя мама?» — неожиданно мелькнуло у Кати в голове. И ей сразу представилось, как они с мамой вместе неторопливо идут по утреннему морозно поскрипывающему снегу (не за руку, понятно, как Антонина Степановна со Стеллой, а под руку — это совсем другое дело: за руку водят только маленьких). Входят вместе в школьный подъезд, и мама, как всегда, сразу же находит для себя работу: она поправляет на Ирке Ладыгиной большой шерстяной платок, застегивает под горлом у Лены Ипполитовой крючки, переплетает кому-то косу… Смеется, со всеми болтает, шутит…
Да, конечно, если бы на месте Стеллиной была бы ее, Катина, мама, все пошло бы совсем по-другому. И девочки были бы рады и Анна Сергеевна. А уж сама Катя была бы просто счастлива. Только мама ни за что не поехала бы, если другие матери не едут. Разве что в родительском комитете ей бы поручили или Анна Сергеевна очень попросила. А так, только чтобы проводить Катю, ни за что! Ой, что будет, если эта Антонина Степановна и взаправду поедет с ними? Ведь и сейчас уже она не отходит от своей Стеллочки ни на шаг. Бедная Стелла! Лена Ипполитова говорит правду: трудно ей, бедняжке, живется!..
Думая обо всем этом, Катя невольно повернулась и стала по очереди поглядывать то на Стеллу, то на ее суровую и чересчур заботливую маму.
«Ой, что это я? — спохватилась Катя. — Уставилась на них, как на диковинных зверей в зоопарке. Даже невежливо».
И, притворившись, что смотрит вовсе не на Стеллу с мамой, а на входную дверь, громко заговорила:
— Девочки, а где же Наташа? Неужели опоздает, и мы так и уедем без нее?
— Наташа с нами не поедет, — сказала Аня. — Она кашляет, и температура у нее тридцать семь и одна.
— Вот глупо! — сказала Ира Ладыгина. — Уж лучше было бы тридцать восемь и одна.
— Что это ты говоришь? — спросила Катя. — Почему тридцать восемь и одна лучше?
— Ну как ты не понимаешь? Не так было бы обидно. А то что же это за температура — тридцать семь и одна? Вовсе даже и не жар, а ты все-таки сиди дома.